Джереми Томас. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Сказки получились просто потрясающие. Причем они полностью отражают атмосферу средневековых сказок, которыми я зачитывалась в детстве. Когда и жутко, и иногда мерзко, и интересно. Особенно приятно, что балансируя на грани с ужастиком, Сказки все-таки не выходят за рамки сказок и здесь есть место и добру, и отчасти хеппи-енду. Правда не для всех.

Очень красивые съемки и костюмы. Интересный, а кое-где – непредсказуемый, сюжет. Отличная актерская игра. Великолепная Сальма. В общем этот фильм, что называется, и уму, и сердцу.
Что не понравилось. Мне кажется, надо было делать 3 отдельных короткометражки. А если уж всех героев собрали в конце, то было б здорово, если б эти герои встречались по ходу сюжета. Хотя бы вскользь, хотя бы упоминанием.

Еще в фильме присутствует то, что мне не нравится в целом в средневековых сказках. Я ужасно не люблю, когда какие-то сюжетые линии вдруг обрываются или какие-то герои «уходят в никуда». Мне кажется, в русских сказках такого не бывает. Все сюжетные линии доводятся до конца. Что стало с сестрой без кожи? Она умерла или осталась жива? (в сказках такое возможно) Встретилась ли она с сестрой-королевой? Как произошла их встреча? Почему братец не пояснил ничего королевичу? Как встретил свою возлюбленную? Что за ведьма, откуда взялась, почему решила помочь? В общем, хотя бы голоса за кадром очень не хватало)

Если вы не против мрачности, легкой отвратительности, чудесной кровожадности, то Сказки вам очень понравятся.

PS Что случилось с попой этой актрисы? В нее вцепился бульдог и его долго не могли отцепить? Почему она так вытянута??

Трудно писать отзывы на подобное этому очень специфическое кино. Но... но я совершенно не был данным кинофильмом шокирован. Возможно, мой мозг надежно подготовлен "Нимфоманкой", "Жизнью Адель", "Аквариумом" и так далее, иже с ними, но мне правда норм. Норм и все - бестовое определение. И "Авокатастрофа", как киноработа, намного, в разы лучше "50 оттенков серого"! Тут хотя бы правильное позиционирование лайт-эротики около БДСМ и некрофилии. Около, значит около, а не прям некрофилия и БДСМ, без лишних испугов. А герои не так бесят, как та же Анастейша и Мистер Грей или главная героиня фильма "Аквариум".

Сцен постельных не так много, как в "Нимфоманке", они сделаны намного менее откровенно, аккуратнее, чем в том же фильме "Жизнь Адель", каждый шрам, синяк на теле героев прорисован красиво и эстетично, даже рубец на ноге стимпанк-инвалидки не вызывает отвращения. Лично меня фильм доучил не брезговать искалеченными людьми и относиться к ним спокойно, ровно также, как к остальным, целым и здоровым. Умею из кино вынести правильный посыл, лол.

Огромный минус - фильм затянут, слишком плавный, слишком размеренный, то есть его просто нудно смотреть, но бывает куда нуднее! Особо глубокой морали здесь нет, показаны люди, которые получают удовольствие только от определенного вида экстрима - автокатастроф. Надеяться, что они будут лечить свое половое извращение, избавятся от данного порока не стоит, наоборот, фильм говорит что-то вроде "каким ты был, таким ты и остался, орел степной"))))). По концовке ясно, что они свои, весьма сокращенные годы, если не месяцы, так и проведут, попадая в аварии, устраивая аварии, отбирая жизни и занимаясь любовью, пока не разобьются однажды насмерть. Мало того, это понятно на самых первых кадрах кино, так что зритель, разочарованный в отсутствии развития персонажей - просто невнимателен, либо неопытен в таком жанре, либо не сразу уловил, что тут вообще не предвидится никакой возможности развития, даже крошечного. Герои как жили, так и будут жить, эдакие стервятники; где смерть - там и они, и их странное, местами нечеловечное наслаждение.

Актеры для данного направления ленты удивительно постарались. Хоть образы семейной пары главных героев холодны и надменны, но все равно они играли, а не пытались играть (все не могу успокоиться и забыть провальные "50 оттенков серого"). Ярче всего отыграл Элиас Котеас - столь убедительного психа еще поискать нужно! Антигерой, достаточно отталкивающий карикатурный персонаж, действующий на главных героев подобно магниту, той же смерти, за которой они крадутся по пятам. Смерти неадекватной, раздолбанной, грязной и этим для них привлекательной. На парочку Джеймса Спэйдера и Деборы Кары Ангер эстетически приятно смотреть, люди в молодости были действительно красивы, в данной ленте совсем не раздражают. Их роли здесь - фарфоровых ваз, пустых изнутри, но эффектных снаружи, жаждущих как-то заполниться и выбирающих для этой цели самый примитивный способ из возможных.

Повторюсь и акцентирую, что по сюжету мало экшена, мало действия, разнообразия, с такой идеей режиссер мог снять намного круче и мощнее, но уж вышло как вышло (я бы хотел увидеть здесь нечто вроде смеси "Боргмана" и "Выживут только любовники")... Зато точно умывает франшизу оттенков, 1996 год, однако, без вертолетов и пейзажей, умывает 2015 силой исполнения.

В целом, кино подходит скорее всего только для эстетов около экстремальной любви (но не тру экстремальной), тлена, заброшек, саморазрушения в замедленной съемке, на спокойное настроение, для созерцания красивых изгибов людей и красивых изгибов ретро-машин. И, пожалуйста, без поисков морали, истины, ну зачем ее искать в таких фильмах? Все равно, что разочаровываться отсутствию зефира в рыбе.

Сюжет. Основан на реальных фактах биографии Юнга, Фрейда и их русской пациентки Сабины Шпильрейн. Последняя под действием метода психоанализа из психический больного человека превращается в доктора-прихоаналитика, последователя идей Фрейда и Юнга со своей собственной практикой.

Плюсы. Хорошая идея ну и, пожалуй, получилось вполне себе, как сейчас принято говорить, атмосферно.

Минусы. Тема взаимоотношений Фрейда и Юнга особо не раскрыта. Не понятно, что, в конечном счете, представлял собой метод и в чем, собственно говоря, его опасность.
Знаю, что игра Киры Найтли вызвала противоречивые отзывы у критиков, и я присоединяюсь к тем, кто считает ее игру бездарной. Такого отвратительного переигрывания я не встречала очень давно. Эта вытянутая вперед челюсть вызывала у меня смесь ужаса, отвращения и истеричного смеха. Кроме того, меня совершенно не убедили в том, что мадам Сабина вылечилась. Дамочка уже вовсю учится на психоаналитика, и при этом позволяет себе размахивать колюще-режущими предметами и наносить порезы своему бывшему возлюбленному. И этому человеку потом доверили лечить детей? Брр. Дополнительно к ужасной игре актрисы потрясло зрелище минус первого размера ее груди. Ну и пожалуй, не могу не отметить огромное количество крови при дефлорации Сабины, вместо нескольких капель у нее там целое озеро натекло.

Фишка. Все сексуальные сцены показаны глазами подглядывающего вуайериста.

Резюме. Думаю, что большинству людей фильм покажется скучным. Загублена интересная идея. Наверное, понравится поклонникам Киры Найтли.

В качестве моральной компенсации за «Братьев Гримм» Терри Гиллиам берет во время съемок творческий отпуск и за четыре месяца снимает этот мрачный фильм. Хотя, «мрачный» - это, наверное, самое мягкое определение.

Одиннадцатилетняя девочка Джелиза-Роуз живет вместе с полусумасшедшими родителями наркоманами, - отец сидит на героине, а мать на метадоне. Однако Джелиза-Роуз, чувствует себя абсолютно нормально в данной маргинальной обстановке. С детской непосредственностью, она приготавливает отцу героин, помогает ему делать инъекцию, отправляя «на каникулы». Вскоре, мать умирает и Джелиза-Роуз вместе с отцом направляются в прерии, в места где вырос отец. Там он быстро находит себе кресло-качалку и, вколов дозу, тоже умирает. Но Джелиза не скучает — у неё есть четыре кукольных головы, с которыми она разговаривает, дом, где она ловит белок, бескрайние поля, в которых она знакомится с жутковатой соседкой-ведьмой и её слабоумным братом, мечтающим убить огромную акулу, за которую он принимает скорый поезд, дважды в сутки проходящий через прерии …

В общем, зрелище не для слабонервных. Особенно впечатлила сцена трапезы, где во главе стола сидел умерший, подретушированный отец Джелизы.
Правда, остается вопрос, зачем снимать такое? Ответ прост. Существует искусство для искусства. Картины, которые развивают киноязык и не предназначенные для массового зрителя. (При бюджете в $ 19 миллионов фильм собрал в прокате $ 500 тыс.). Но они – необходимый этап в развитии, который невозможно просто перешагнуть. Скажу более, продюсеры наконец-то поняли, что режиссер, прошедший через горнило арт-хауса, может практически все. И наглядное подтверждение этих слов – карьера Питера Джексона, который до «Властелина колец» вовсю оттягивался на малобюджетных фантастических ужастиках.

Вампиры. Каких только видов этих существ не видели кино- и телезрители. Жуткие кровососы из «Заката до рассвета», неразборчивые и безмозглые низшие пожиратели из сериала «Штамм», тонкие, чувствительные натуры из «Сумерек». Ну и естественно огромное количество градаций между этими типами. И вот очередная разновидность. Казалось бы – зачем нам еще одна? Чего не хватало? Но, постойте, не судите строго – это вампиры Джармуша, а значит, как минимум интересны с позиций исследователей.

Я действительно уверен, что всем любителям Джармуша эти вампиры придутся по вкусу. Они не какие-то там безмозглые кровососы или романтичные недотроги, сияющие на солнце. Наоборот, это до ужаса одинокие существа. Они живут рядом с нами уже множество тысячелетий. И среди людей им явно ужасно скучно. Какое-то время они развлекались тем, что пытались как-то воздействовать на людей. Пьесы Шекспира, разные музыкальные жанры – это все от них. Но и это может довольно быстро наскучить. Особенно, если смотреть, как все что они пытались создать портится и скатывается куда-то не в том направлении. Как люди портят их творения. Поэтому вампиры скрываются, питаются только кровью полученной по надежным каналам и страдают в своем одиночестве. Единственные ниточки, связывающие их с внешним миром – проверенные люди. Но вот происходит событие, которое грозит изменить все вокруг них.

Вы думаете, что фильм посвящен этому событию? Да ничего подобного. Это событие происходит где-то ближе к самому концу фильма, практически завершая его. Все остальное – это меланхоличные, неспешные зарисовки из жизни двух вампиров. Адама и Евы. Они две такие противоположности. Живут в разных странах, оба замкнуты, но замкнуты по-своему. Адам – рок-музыкант, живет в доме на отшибе, носит черное, общается только с единственным доверенным человеком. Ева – общается в своем узком кругу интеллектуалов, носит белую одежду, увлекается поэзией. Но Адаму все это надоело. Он старается добыть деревянную пулю – то единственное, чем можно убить вампира. Думаете, что вокруг этого строится весь сюжет? И да и нет.

Если рассказать кому-то о том, что же именно происходит в этом фильме, то получится что-то вроде пары строчек. Все остальное – это визуальное, медитативное повествование. Джармуш старательно выстраивает какие-то метафоры, пытается с помощью операторской работы и декораций передать всю эту бездну одиночества героев. Как бы вы ощущали себя в окружении, ну не знаю, допустим, обезьян? Они живут своей краткой жизнью, суетятся, меняют этот мир, совершено не заботясь о последствиях. А у героев – на счету тысячелетия, у них есть любимые занятия, в которых они достигли совершенства. Им не хочется смотреть, как все их попытки поменять мир рассыпаются под сеюсекундными желаниями людей.

Все это и хочет рассказать Джармуш и большинству это покажется ужасно скучным. Ведь, попробуйте открыть любой учебник по сценарному мастерству и увидите одну из главных заповедей: «должен быть конфликт». И на первый взгляд, кажется, что в этом фильме конфликта нет. Ведь кому здесь конфликтовать? На самом деле – есть кому. Этот конфликт внутренний. Достаточно глубокий, чтобы не все зрители его заметили. Ну и конечно, не самый интересный для тех из них, кто привык к зрелищным и динамичным фильмам.

Но те, кому нравятся спокойные и созерцательные фильмы будут в восторге. Диалоги, долгие планы, декорации, и главное актеры. Актеры – это действительно – уникальные жемчужины. Они словно созданы для этих ролей. Их типажи, их игра, жесты, речь – все это шикарно. Два уникальных актера в одном фильме – уже само по себе достаточно редкое явление, но два уникальных актера, которые так прекрасно дополняют друг друга – это настоящее чудо. Прекрасный образчик фильма не для всех. Но стать фильмом для всех – это не цель фильма. Для этого фильма важно рассказать о том, что волнует режиссера и возможно придется по вкусу его преданным зрителям. В моем случае это оказалось действительно так. Я в восторге.

Пожалуй, нет ничего совершенно удивительного в том, что Дэвид Кроненберг в 1991 году решил экранизировать Уильяма Берроуза, взяв за основу не только его самый скандальный роман «Голый завтрак», но и многие другие его произведения, не погнушавшись даже эдакой экстраполяции биографии самого писателя, для которого безнарративность стала базальтернативностью, а маргинализация образа жизни её главным смыслом. Галлюцинаторная природа творений Берроуза весьма точно зарифмовалась с мрачными кинематографическими сновидениями Дэвида Кроненберга, расщеплявшего homo novus на мелкие ошметки плоти, да и нонконформизм обоих был более чем очевиден и не всегда всем удобен. «Обед нагишом» Кроненберга принципиально кажется чуть ли не самым радикальным творением канадского смутьяна, вобрав в своей алогичной, асимметричной и аморальной палитре все то, что делает его кинослог объективно авторским: педалирование перверсивной сексуальности, сны разума, регрессивность науки и поиск человеческого в человеке, падающего с катастрофической неизбежностью ниц.

Тем примечательнее, что «Обед нагишом» это не совсем антиутопия, точнее совсем не антиутопия, несмотря на проскальзывающую по касательной тему контроля сознания. Редуцируя глубоко наркозависимый образ писателя Билла Ли, альтер эго самого Берроуза в период его танжерского dance macabre, Кроненберг продуцирует на плёнку механизм сознательного выхода за пределы вымысла, пытаясь в том числе понять что есть в глобальном смысле творчество, рожденное в муках тотальной ломки и отходняка.

Это уход от обратного в кафкианском изначальном понимании, которое обильно присутствовало и в оригинальном произведении Берроуза: у Кроненберга ранее человек становился мухой, мутировавший организм отторгал из себя малозначительный гуманизм так же, как у Кафки Грегор Замза сам становится ментально насекомым; в «Обеде нагишом» уже насекомые обрастают гоминоидными чертами, заменяя не только людей, но и те вещи в жизни Билла Ли, новой вариации Замзы в пространстве человеческого дна, что делали его жизнь осмысленнее. Живые пишущие машинки с ярко выраженной заднеприводной сексуальностью, жуткие посланники Интерзоны, вторгающиеся в нашу реальность, наркотики, боль, абсурдность — по Кроненбергу, любое творчество предстает нечеловечески кошмарным, разрушающим в конце концов и плоть, и дух самого демиурга, прикоснувшегося самовольно к силам иноприродного, практически лавкрафтианского характера. Предоставляя множественные возможности для интертекстуального прочтения, Кроненберг полностью от нарратива не отказывается, увязывая в единый пласт деструктивную сущность вдохновения и невозможность избавиться от аддикции как таковой, ибо аддикция и есть это самое вдохновение. Логос режиссёр заменяет макабрическими визуальными решениями, претворяя литературный процесс в нечто противоестественное, повторяя, но в своей манере, мотивы творческих исканий Юхана Борга из «Часа волка» Бергмана, но только творец от Кроненберга идёт большей дорогой саморазрушения, вымощенной жёлтым кирпичом.

Эскапизм же доведен режиссером до состояния невыразимости по ту сторону привычного восприятия. Снова после «Связанных насмерть» в творчестве канадца возникает тема дуализма, но на сей раз решенная с привкусом Берроуза. Интерзона — не Ад, но близко к этому, кривое отражение ещё более кривой и уродливой прозы внекадрового бытия, и личностный распад Уильяма Ли, начавшийся по ту сторону иглы, завершается в танжерском междумирье, населенном омерзительно склизкими насекомыми, сношающими людей во всех немыслимых позах зю, переменчивыми доппельгангерами и гермафродитами. Тем паче, что сам Ли саморазоблачается на фоне этой удушливой кошмарности, меняя ориентацию на более радужную и радушную. Интерзона на поверку оказывается и зоной постмодернизма, где внутренне свободный художник волен творить все что ему заблагорассудится; в Билле Ли воплощается множественное триединство — он сам как часть авторского чужого вымысла, он сам автор новой реальности, он ничто и в то же время Ли как собственно герой и отождествление Берроуза и Кроненберга. В этих условиях возможности интертекста становятся узконаправленными, что в реальности и показал сам Кроненберг, после «Экзистенции», взрыхленной на почве снаффа восьмидесятнического «Видеодрома» не сумевший снять ничего нового, без предрешенности некоторых иллюзий и аллюзий.

Близнецы Тео и Изабель и американец Мэттью образовали то ли менаж-а-труа, то ли кружок любителей кино и странных игр и наслаждаются абсолютной свободой в рамках полногабаритной парижской квартиры старой постройки. А на улицах города Парыжу бушуют волнения против де Голля, против политики правящей партии, против цензуры, да против всех, французов хлебом не корми, дай поволноваться (как в старом приколе для студентов-экономистов, любимом в Германии: Франция. У Вас 2 коровы, Вы хотите иметь три. Вы устраиваете забастовку. Идете обедать. Жизнь прекрасна). Единственное, что волнует наших героев в сих волнениях - это закрытая французская синематека, где они смотрели кино и нерабочий телефон. Все остальное их не ковыряет нисколечки: французские ребята имели войну во Въетнаме в виду, да и революция у них под носом их тоже особо не колышет, американчик чет подрыгается-подрыгается, а потом зальет шары дорогущим вином папА французов и снова забудет о том, что где-то убивают людей и что правильные социалисты ходят по улицам а не глушат алкоголь стаканами, наблюдая за сексуальными игрищами. И вот на фоне майских волнений Парижа разворачивается похожая история: старый уклад жизни Изабель и Тео получает первые трещины после того как они завлекли в свои сети Мэтью. С одной стороны, с ним все заиграло новыми красками, игры стали еще опаснее, ощущения острее, но он не пожелал вписываться в привычную с хему, а начал проводить свою подрывную деятельность. И Франция (Изабель) почти пала, но влияние де Голля (Тео) оказалось сильнее и революция (Мэтью) пришлось отступить. даже средства выражения о проблемы похожие: груда мусора в квартире похожа на баррикады на улицах, а проблема пустого холодильника перекликается с падением уровня жизни во Франции тех времен.

Но более чем уверена, все уже не будет как прежде, все же несмотря на то, что Изабель бесспорно ведомый и зависимый близнец. Бертолуччи видимо поклонник идеи о том, что один из близнецов - злой и доминантный, а второй может и добрый, но ведомый. Таки ведомый или нет, но жизнь после познания сексуального удовольствия будет уже иной и близнецам уже не удастся балансировать на грани приличия, а либо прекратить это инцестные игрища или пройти уже точку невозврата и познатъ друг друга целиком. Тут отступление: многие критиковали Бертолуччи за то, что маловероятно, что Изабель девица. а я скажу вполне. Тео не хотел перейти на сторону совсем уже ненормальности и полного извращения, он предпочел двигаться по "серой" зоне, где он мог объяснить все "особенностью" отношений между близнецами, особенной связью и тыды. а Изабель согласилась бы уже давно не задумываясь, если бы он захотел. Ибо внутреннего стержня у нее нет совсем, у Тео он есть, но кривее любого штопора, а прямой как палка только у Мэтью.

про грязь: все логично. Во-первых я хорошо помню как выглядела студенческая квартирка моего мужа, и это при том, что он утверждает, что чистоту любит и вообще убирается. Чисто там и рядом не сидело. Во-вторых, судя поо тому какая Изабель кулинарка, хозяйка она вообще не але,. Да и зачем, ей, у нее мама есть для всего хозяйского, а она еще полуребенок, ее задача уроки учить, об этом буквально кричит ее комната. и в-третьих, мама у нее тоже хозяйка не фонтан: все везде навалено, тряпки какие-то пылятся, квартира давно требует ремонт: стены с обитыми углами и паркет скоро провалится. Не родит свинья бобра, а все поросеночка, как говорит моя тетя и в большинстве случаев это именно так.
про грязь в постельно-половых сценах. Тоже все логично:. У нас вообще-то семидесятые на носу: коммуны, хиппи, нечесаные волосы, небритые подмышки, противостоим буржуазному чистенькому и гладенькому. Везде надо быть чистым и не вонять пришло гораздо позже, в 80-е, а потом расцвело пышным цветом в 90-х. Кстати, момент проверки на наличие девственной крови тоже заимствован. Уж не знаю сознательно или нет: из Калигулы Тинто Брасса. Но так как Калигулу сняли в конце 70-х, а действие "мечтателей" происходит в 68-м, то открыто цитировать как бы некомильфо. Я если честно боялась продолжения фильмо-цитаты, но слава богам обошлось. Размазывать вырабатываемых организмом жидкостей по Евиному лицу было лишним, все же Бертолуччи ученик Пазолини (не то что, я смотрела много Пазолини, наоборот, только "120 Дней Содома" и то до первого буэ, наступившего довольно быстро, но как раз по этому и сужу)

про эротику. На Гарреля с его характерным профилем у меня чет не стоит. Хотя я люблю брунетов. То ли играет так себе, то ли никакого эротизма не излучает, хз в чем там дело. На Питта, который выглядит так как его однофамилица Шайло будет выглядеть лет через 10, если не бросит эти странные переодевания в мальчика, тоже никак. Я не люблю мальчиков хорошеньких как девочка)))) Но зато там есть девочка, прекрасная как девочка, на которую можно любоваться бесконечно. Какая же она красивая. И и сексапильная. Причем невинная и развратная одновременно. Короче, в полку моих любимиц прибыло, Ева Грин хороша собой и талантлива и никто меня не убедит в обратном.

Резюме: мне понравилось. Очень многопластовый фильм, про психопортрет всей семейки можно написать целый трактат, равно как и про то что эти самые Дримеры как сегодняшние геймеры-хакеры, или про то, что социум ограничивает индивидуума в возможностях и способax самовыражения но вы и так задолбались это читать, посему закругляюсь. На 8 / 10 вытягивает однозначно. За Еву и за очень гармонично и логично созданную атмосферу 10, за серого как мышь Гарреля и за фуфуфу с кровью баллы снимаю.

Страшные сказки... Почему же страшные, самые обыкновенные сказки.
Поэтому не понятно почему для нашего кинопроката выбрали такое название. Да конечно в фильме достаточно жутких моментов, но всё-таки я бы не стал этот фильм относить к фильмам-ужасам. Да достаточно близко но всё-таки нет. Это всего лишь Сказка сказок.
Три истории как три линии как три змеи переплетаются образуя чудесный узор.
Первая эта история о детях дракона. У короля нет сына. Маг предлагает королеве съесть сердце морского чудовища.
Вот кого мне было жаль так это само чудовище. Лежало на дне никого не трогало. Тут явился. Нож воткнул. Сердце вынул.
Сын родился. Правда не один, а два, правда второй не у королевы. Похожи друг на друга. Оба белобрысы. Оба могут дышать под водой.
Вторая история о том как король влюбился в старуху, которую принял за девушку. Ну это даже ближе к "Декамерону" Бокаччо. Хотя история всё-таки жуткая. Можно сказать что история о человеческой жестокости. Нет история о маленькой человеческой жестокости приведшей к большому злу.
Третья история о человеческом эгоизме. Принцесса мечтает о любви. Хочет выйти замуж.Впрочем как все девушки в её возрасте. Король-отец занят важными делами. например выращивает блоху до размеров, гм не слона, а скорее собаки среднего размера. Благодаря деятельности этого идиота короля принцесса выходит замуж за людоеда.
Впрочем все эти истории в основном кончаются хорошо.
Итак три сказки. О братской верности, о человеческой жестокости и отцовском эгоизме.

Они принадлежат неизбывной вечности.

Они — блудные дети Тьмы и брошенные всеми внуки Ночи.

Они — сама Царица Смерть, змеей извивающаяся на шее людишек и заостренными клыками впивающаяся в нежную и хрупкую плоть.

Они — любовники, многовековая связь которых не держится лишь на мимолетной страсти и изысканных сексуальных экспериментах.

Они — изгнанные из Рая, но не попавшие в Ад, как, впрочем, и в Чистилище Адам и Ева, нашедшие себе приют в мире детройтского андеграунда, танжерского декаданса и гламурного хипстерства Нью-Йорка.

Они видели как рушились империи, как на смену первому Риму пришел второй, как революции и войны стирали границы государств, как фрейлины и придворные сами становились королями, но Их не прельщала власть. Но сейчас Адамом и Евой, а также заглянувшей к ним на огонек сестрой Евы Авой овладела депрессия и меланхолия.

Знаменитый американский многоярусный многостаночник, режиссер, сценарист, актер и просто синефил Джим Джармуш принадлежит к совсем немногочисленной когорте истинно независимых творцов современного американского кинематографа, кто ни разу на всем протяжении своей длительной и увенчанной Каннским золотом карьеры не продался за 30 серебреников голливудским фарисеям аки Иуда Искариот, сам став по сути эдаким экзистенциально томлящимся добрым самаритянином всего инди-муви, в 2013 году в рамках очередного Каннского кинофестиваля представил свой последний по счету, после пятилетнего перерыва в режиссуре и семилетних мук творчества, и, вероятно, самый неожиданный фильм под названием «Выживут только любовники».

Неожиданный ввиду того, что среди всей фильмографии Джармуша, находящейся исключительно во внежанровом пространстве, «Выживут только любовники» таки можно успешно привязать к одному конкретному и ныне уже чрезвычайно успешно превращенному в эксплуатацию жанру вампирского кино. Однако по факту Джармуш, все кинематографическое бытие которого пронизано умозрительно-мозаичными сюжетными конструкциями и отсутствием линейного односложного нарратива вкупе с шаблонностью, ибо дамокловым мечом, пронизывающим насквозь весь его домотканный узорчато-дымчатый кино(кон)текст, висит вся Французская новая волна, бережно им перенесенная на штатовскую почву, произвел в «Выживут только любовники» изысканную по форме и содержанию полную и, вероятно, окончательную деконструкцию жанра вампирского кино как такового, вступив по сути в своеобразную негласную полемику с британцем Нилом Джорданом и его пропитанными терпким кровавым духом вампирской маяты картинами «Интервью с вампиром», но в большей степени с недавней «Византией», причем однозначную победу в этом негласном споре двух очень разных творцов авторского кино одержал именно Джармуш, который, помимо нарочито декадантской формы, не забыл и про содержание.

И джармушевский деконструктивизм выражается в первую очередь в очевидной декоративности созданного им мирка; вампиры нужны ему как удобная метафора культурного и философского возрождения в мире, где царит вырождение. Вампирская эстетика начертана лёгкими мазками, она практически не ощущается в картине. Зритель будто наблюдает бытие персонажей не Энн Райс, но Брета Истона Эллиса или, что ближе всего, Франца Кафки. По сути принадлежность главных героев в ярком исполнении интеллектуально-нервического Тома Хиддлстона и бурлескно-эпатажной Тильды Суинтон к вампирскому роду или к рокерской музыкальной культуре есть не более чем эдакой приманкой режиссера, ибо для Джармуша не так-то уж и важно кем именно являются его персонажи, обитающие по воле автора в Детройте — фактически мертвом городе, городе-банкроте, погруженном на десятилетия в сплин и неизлечимую депрессию в последней стадии, по завершении которой обычно следует петля на шее или горсть таблеток.

Соорудив изящную, до невозможности эстетизированную, доведенную до фетишистского перфекционизма визуально-метафизическую и метафорическую конструкцию, сложносочиненный постмодернистский лабиринт, Джармуш мастерски на целых два часа погружает зрителей в рефлексию и меланхолию черных ангелов, проклятых даром бессмертия, но и к самой встрече со смертью не готовых. Это истинная симфония щемящей грусти, лирическая рок-баллада о любви втроем и страданиях поодиночке. Грайнкор нечеловеческих и надчеловеческих страданий, бодлеровская поэзия духовного умирания, искусно переведенная на язык кино.

Религиозная символика, которой в картине уделено, пожалуй, больше всего внимания оказывается прозрачной и чересчур простой, ибо едва ли Джармуш склонен был создавать в своей картине очередную притчу с библейским привкусом. Увы, фильм скорее изощренно ироничен по своей интонации и к тому же напоминает эдакую нетривиальную мозаику из картин и обрывков давнего прошлого, на выходе являя собой обман и самообман, миф и мистификацию. Собственно, будучи тем, от чего картина и вовсе не отмежевывается — постмодернизмом, притворяющимся пуристским слепком кинематографа. Но для Джармуша и Носферату, и Дракула мертвы и несущественны; его вампиристическая диалектика лежит в пространстве исключительно культурологии и философии, декаданса и dance macabre.

Вот в кадр попадает «Доктор Фауст», мучившийся многочисленными экзистенциальными вопросами бытия и ирредентизма, вот эпизодически появляется антибуржуазный «Великий Гэтсби» Фитцджеральда, чтоб его вскорости сменил «Улисс» Джойса, а романтизм лорда Байрона соседствует со зрелым цинизмом Кристофера Марлоу. Не хватает, пожалуй, лишь Марселя Пруста, но он априори подразумевается. И так далее, и прочее… Фильм соткан из воспоминаний о прошлом; он находится вне времени и пространства, являя собой стильный и насыщенный сгусток внежанровой синематики и эстетики — пронизывающей и поэтичной. И Джармуш, предлагая зрителям столь специфический ребус, тем не менее находит место не только для привычных для него многослойных метафорических конструкций, но и для весьма понятной философии, в которой тема дарованного бессмертия подвергается сомнению и уничижению, ведь зачем нужна вечная жизнь, если в ней нет того, ради кого хочется жить. Годы сменяются веками, правители и властители душ и сердец не вечны, а лишь любовь истинна в своей неприкосновенности. Любовь и древний голод, который можно утолить лишь кровью. Банально, но по Джармушу, любовь и кровь вновь пошловато рифмуются, но вместо попсовых пустышек он подарил зрителям мрачную и безупречную, воистину безукоризненную трагикомическую драму о трех ангелах Смерти, которым однажды опять очень сильно захотелось жить на грязных люмпенизированных улицах Детройта, который в фильме выглядит не промышленной могилой, а эдаким американским Парижем. Потусторонним и совершенно ирреальным, в котором лишь выживут только любовники.