Дэвид Кроненберг. Отзывы на фильмы — стр. 2

Следом за брутальным научно-фантастическим триллером "Сканнеры" Кроненберг снял по-настоящему жуткий фильм о постепенной трансформации человека разумного в субъект, лишенный способности мыслить и принимать решения самостоятельно под влиянием телевизионного сигнала. Мифы о разрушительном влиянии телевизора на мозг человека появились чуть ли не раньше самого телевизора, и в эпоху расцвета сомнительных кабельных каналов и VHS кассет, на которых за наклейкой голливудского фильма скрывалась безудержная порнушка, эта тема была крайне актуальна. Сейчас, когда уже даже пиратские копии фильмов и сериалов тщательно модерируются и проверяются, трудно себе представить, как можно бояться увидеть на экране нечто опасное для здоровья. В худшем случае можно вконец отупеть, что в общем-то не является таким уж откровением и описано ещё в классических антиутопиях. Но уж никак не словить опухоль мозга, которая превратит тебя в безвольного зомби, исполняющего чужие приказы и снощающегося с телевизором. В эпоху Кроненберга этот миф был ещё вполне реален, так что выход фильма "Видеодром" вызвал большой интерес у зрителей и критиков.

Фильм выделяется не только своей актуальной и откровенной тематикой, но и полным отсутствием положительных героев. Они существуют в этом мире, но существуют где-то за кадром, что никак не внушает оптимизма. Макс (Джеймс Вудс), директор заштатного кабельного канала - садист и извращенец с милым лицом. Он готов подкупать коллег и оказывать сексуальные услуги старухам, лишь бы добраться до сенсации, до золотой жилы - уникального порношоу "Видеодром". С другой стороны, есть сторонники этого порношоу (среди которых присутствует небезызвестная Blondie), которые в свою очередь пытаются добраться до Макса, чтобы превратить в зомби его и всю аудиторию его канала. И наконец, противники "Видеодрома", которые хотят это остановить, но действуют такими же и даже более изощренными методами влияния на сознание. У всех этих амбициозных психов одна цель - использовать ТВ для опытов над мозгами зрителей. И нет среди них большего или меньшего зла, поскольку они все продукты своей же системы.

Как и в "Сканнерах" Кроненберг из локального отклонения от нормы добивается эффекта масштабной антиутопии. Мир окрашен в серо-коричневые тона, на каждом шагу стоят телевизоры, все говорят только о сексе и деньгах, а в роскошной квартире главного героя сквозит ощущение бесконечной тесноты. Герои уже не воспринимают реальность как таковую, и в этом, несомненно, они нам близки. Уже не так просто стряхнуть с предметов слой рекламной пыли и культурных аллюзий. Органическое, человеческое, уже давно смешалось с неорганическим, механическим, и лишь вопрос времени, когда современные девайсы будут встраиваться прямо в человеческое тело. С этой точки зрения, "Видеодром" скорее не бодихоррор, а мрачное размышление Кроненберга о будущем. И не нужно обольщаться: победителей в борьбе за человеческий мозг не будет. Ибо все, что достанется им в качестве первого приза, это пуля в лоб из собственного пистолета.

18-летняя девушка Агата Уайсс, чьи тонкие изящные пальцы рук доморощенной пианистки вынужденно скрываются за черной кожей перчаток, скрывая роковой телесный изъян, полученный в результате давнего инцидента, приезжает в Лос-Анджелес с твердым намерением любой уважающей себя старлетки покорить Голливуд и все его окрестности, а заодно воочию увидеть Кэрри Фишер, с которой склонная к готическому сплину девица сконтактировалась в Твиттере. Волей судьбы ей суждено пересечься как бывшей звездой голубого экрана монроподобной блондинкой Гаваной Сегран, пребывающей в состоянии перманентной маниакальной депрессии и все еще мечтающей сыграть свою лучшую роль, так и с забывшими про Агату родственниками по прямой, купающимися в роскоши и славе на голливудских холмах. И далеко не всегда Агата будет лишь пассивным вуайеристом творящегося вокруг нее пандемониума…

Канадский мэтр телесных мутаций и физиологических трансформаций Дэвид Кроненберг с наступлением Миллениума словно изменил сам себе и своим привычным кинематографическим координатам, став этаким духовным метафизиком и латентным психиатром, исследующим уже не внешние проявления ненормальности и аберраций, а внутренние, проистекающие из всех темных сторон человеческой души. Таковыми — темными и жестокими, неоднозначными и склонными к психопатологическим завихрениям — были герои «Паука», «Восточных обещаний» и «Оправданной жестокости», а в «Опасном методе» и «Космополисе» Кроненберг и вовсе вступил на тропу изощренного постмодернистского фрейдизма с явным креном в сторону острой социальной критики буржуазии, лишенной ныне своего скромного обаяния.

В последней же по счету полнометражной работе канадского enfent terrible, основанной на полуавтобиографическом сценарии американского актера, режиссера, продюсера и сценариста Брюса Вагнера, фильме «Звездная карта» 2014 года, ставшем одним из открытий прошлогоднего Каннского кинофестиваля, Дэвид Кроненберг решил вовсю отыграться на давно претившем его духу свободного и независимого Творца Голливуде, сняв зловеще-ироническую и остросатирическую инвективу «Фабрики Грез», которая превратилась издавна в конвейер, грезы, творимые на котором, и ломаного гроша не стоят. И в этой картине, по духу своему ставшей чуть ли не самым оптимистичным(насколько это вообще возможно для Кроненберга) его творением, нашли свое отображение и отождествление все предыдущие изыскания Кроненберга в новом тысячелетии.

«Звездная карта» — кино беспощадное и жесткое по своей интонации, при этом снятое отстраненно, с дымком фантомности и макабрических видений, отчасти напоминающее осовремененную вариацию «Сансет Бульвара» Уайлдера и «Все о Еве» Манкевича. Вот только Голливуд как средоточие миллионов амбиций и желаний, город кино и город снов, предстает в ленте Кроненберга намного более чудовищным местом, нежели это было продемонстрировано у Уайлдера с Манкевичем, местом, с каннибальской жадностью пожирающей что легенд, что старлеток, готовых во имя славы и обожания продать за бесценок собственные души. Если они у них есть, конечно. Его обитатели совсем не похожи на тех персонажей, которые они со столь неудержимым усердием играют в кино. Но и Агата, носящая в себе отчетливый отпечаток девиантности, далеко не столь наивна, и Ева из классического фильма вовсе кажется чистейшим ангелом во плоти по сравнению с героиней Мии Васиковской. Ее хрупкость обманчива, а в глазах давно пляшут свой зловещий танец смерти демоны, которым уготована роль судей и палачей в запланированном ей суде Линча и над собственным прошлым, принесшим ее сюда, и над всем Голливудом, погрязшем в грехах аки Содом и Гоморра. И до определенного времени довлеющая в ленте жанровая неопределенность, окрашенная в иронию и некую бессодержательность, когда сюжет плывет в эфемерность и не имеет не то что линейности, а даже внятности, представляя из себя эрзац сугубо разговорного кино, к финалу обрастает элементами психопатологического триллера, в котором нет ни одного здорового персонажа.

И за заборами блещущих китчем многочисленных дворцов Беверли Хиллз скрываются одни лишь кошмары и безумие, ведущие в никуда, на путь саморазрушения и самобичевания. Путь, который для Эрика Пэкера из «Космополиса» завершился моральным суицидом, а для его протагониста Джерома — осознанием собственного ничтожества, ибо он оказывается одной из многих игрушек в руках новоявленной готической Лолиты, приехавшей на голливудские холмы чтобы прославиться, утереть всем нос одним впечатляющим махом, а уж потом поджечь всех и вся и смачно, всласть насладившись страданиями, плюнуть в конце концов на эти тлеющие останки.

Джером, в отличии от Агаты, движимой по своей жизни целью возмездия, этакий романтический мечтатель, все еще не сумевший пробиться в Голливуде. Ему вот Кроненберг склонен даже симпатизировать, делая его выразителем одной главных идей ленты, заключающейся в том, что иногда Голливуд как живой организм не только притягивает, но и отталкивает и касается это отторжение таких вот неординарных личностей, как герой Паттинсона, в котором с той же степенью убедительности вырисовывается и сам Брюс Вагнер. И Джером, так и толком не нашедший свое уютное место под солнцем, к кульминации кажется намного более удовлетворенным, нежели монструозная Агата, которая увидела за фасадом «Фабрики Грез» лишь экстравазатные грехи и инфернальные химеры. Собственно, Джером и остается тем единственным по-настоящему вменяемым героем, которые все еще способен трезво мыслить и оценивать происходящее. В нем, в отличии от Агаты, у которой тьмы внутри намного больше, чем света(если вообще они у нее остались после ряда личных пережитых трагедий), парадоксально борятся Инь и Янь, механистическое стремление к успеху любой ценой и коматозное течение по жизни, за рулем лимузина. Однако он один из немногих, кто не столь падок на горько-сладкие плоды, сорванные в Эдеме Города Ангелов, он один из миллиона, кто все еще может противостоять власти Голливуда и власти кинематографа, который обманчив.

Он — абсолютная противоположность Максу Ренну, поддавшемся привлекательной сущности транслируемого снаффа. Он — излечившийся от пороков Эрик Пэкер, однако Голливуд в «Звездной карте», показанный наизнанку, в расчлененном состоянии, подверженный вивисекции живьем, напоминает населенный монстрами Космополис, неразрушенный Вавилон, обреченный на смерть. Рано или поздно. И спасенным будет не Агата, принесшая с собой очередной ветер перемен и цветы зла, а именно Джером, предпочитающий не играть по жестоким голливудским правилам, а просто ездить и наблюдать. Просто наблюдать, не принимая явного участия в этом маскараде. Правда, под этими масками нет ничего: лишь пустота да бессмысленная жестокость, бесповоротно сметающая на своем пути все привычные нормы и константы.

Кем/чем является Человек Кроненберга, Человек для Кроненберга, Человек по Кроненбергу? В сущности он тождественен как плоть-тело, плоть-разум, плоть-дух и плоть-сырье, причём его неосознанное порой существование в авторской киновселенной и трансгрессивно, и регрессивно. То, что раньше было триединством Тела, Разума, Духа по велению режиссёра превращается в Сырьё, в материал для экспериментов, развоплощается, чтобы более не быть прежним или же просто не быть. Оттого, пожалуй, столь характерна для режиссера медицинская тема, плодотворная своим очевидным натурализмом, к которому, впрочем, тоже всегда испытывал патологическо-болезненную нежность сам режиссер. Врачи — синоним Богу, в их власти наше тело, которое они перекраивают и перестраивают, пересоздают заново или же превращают в ничто, не леча, но калеча как само тело, так и разум. Проходящая через все творчество Кроненберга тема мутаций, бесспорно, пика своего достигла в «Мухе», возвратившей и возродившей в то же время эстетику классического хоррора пятидесятых, но до этого фильма был иной, ещё более мрачный Кроненберг, времён семидесятых, балансировавший на грани дозволенного в картинах того полуподпольного периода «Судороги», «Бешеная» и «Выводок». Картинах, где элемент фантастический в тягучем нарративе служил лишь обрамлением и оправданием привычной авторской самоцели к выкристаллизовывающейся притчевости; фильмы, формально грайндхаусные, становились площадкой для резких и четких социальных, политических или культурологических высказываний. Самоочевидно «Судороги» отвергали новомодные веяния сексуальной революции, Красного Мая; под обложкой перверсивно-агрессивного радикализма таился весьма архаичный посыл о том что не есть хорошо совокупляться со всеми подряд, тогда как «Выводок» констатировал смерть семьи в условиях всеобщей свободы, равной вседозволенности.

«Бешеная» — типичный социальный хоррор, упакованный в формат медицинских девиаций. При этом на уровне, близком к сатирическому памфлету, Кроненберг исследует социальную истерию через призму не сугубо общечеловеческого, но мужского-женского, преимущественно уделяя внимание Женскому. Конечно, тема Фрейда-Юнга в творчестве Кроненберга присутствовала всегда, и отнюдь не была завуалированной под толстым слоем толстых намеков, шифровок и кодировок. Однако в «Бешеной» сексуальный подтекст с тёмным психоаналитическим(читай — неизлечимо шизоидным) привкусом считывается сразу, как и то, что вампиризм по Кроненбергу перверсивен, а не просто сексуален и порочен. Его вампирша, ставшая таковой искусственно, своим мучительным существованием опровергает и отвергает то пресыщенное бытие Носферату/Дракулы, чья природа сексуальности, при всей подразумеваемой некрофилии, была мускусна и привлекательна. Вампиризм пробуждает в героине Мэрилин Чемберс все наихудшее, вампиризм как удобный символ социальной и сексуальной истерии, того, что грубо говоря называют бешенством матки, rabies uteri. Неудовлетворенная в должной мере Роуз в результате эксперимента становится вышедшим из-под контроля сексуальным хищником, передающим своё бешенство от одного партнёра к другому. Причём акты такой передачи лишены зримого орального или иного прямого сексуального контакта. Саму природу истерии, нимфомании, появившейся у героини в период когда секс без обязательств был в духе времени, духом этого самого времени, Кроненберг извращает до степени абсурда, перемещая голодную щель подмышку, делая из сексуального объекта субъект кошмара. В контексте дальнейшего творчества режиссёра «Бешеная» — не частный случай роковой авторской половозренческой идеологии, но при этом самый отталкивающий. Уравнивая по привычке секс и смерть, желание и страдание, страхи и трахи, Кроненберг в финале отрицает сексуальность как первопричину всего того зла, что было порождено и размножено. Секс=Смерть, и смерть эта в сочащейся соком похоти вагине, монологи которой Кроненберг превращает в кровавый дивертисмент по отстрелу всех, кому милы поллюции да революции.

Я не читала роман Уильяма Берроуза "Обед нагишом", но поскольку знаю не по наслышке этого автора решила глянуть этот фильм. Первое впечатление шок. Я уже могу поверить в такие вещи, что мой шок отражается в пронзительных голубых глазах главного героя. Необыкновенном образом сценарий пробегает по мышлению какого либо писателя, по его конструкции, по дорогам его концепций и планов. смысл тянет из него, как эти люди сперму из неведомых чудищ, сам психоанализ например писателя, который приведен в этом романе. После фильма понимаешь его уникальность и гениальность таланта писателя. Некие существа выбирают его по неизвестной причине, однако мы понимаем, что вывод напрашивается сам, что гениальность и приключения этого человека неповторимы. Никто не говорил, что он гениален или какой он замечательный человек, кроме замечаний его друзей-писателей, что он пишет очень даже хорошо и что здорово бы издать ему книгу. Зачитываются строки написанные им и они написаны действительно впечатляюще. Мне кажется самый правильный ужас испытывается когда он сделан на профессиональном уровне-когда ты начинаешь сомневаться вреальности происходящего.Эти голубые мальчики, говорящий жук-жопа-пишущие машина, инопланетяне, полулюди- не люди. Сначала герой считает все свершающиеся вокруг нелепыми случаями, бредом и галлюцинацией, но потом он уже сам просит этих приключений(у своих галлюцинаций). Сама голова писателя-это машина с вечно печатающими буквами, это фантасмагория в оболочке реальности, это путь по которому идешь по заранее запрограммированному плану. И что происходит если кто то узнает шрифт от твоей жизни от начала твоих действий и до конца, что если кто то велит тебе делать что то засчет того что он знает о тебе все. Герой уверенно идет по этому пути, он не дрогнув убивает и проделывает другие махинации. Герой это образ, это поверхность своего таланта, это не хороший и не плохой человек, это одно сплошное цветное восприятие. Есть еще в концовке смысл, того, что ты должен чем то жертвовать скорее всего дорогим, чтобы попасть может в нормальную разлаженную жизнь, а может к вечному обладанию своего таланта. Почему говорю "вечному" поймете при просмотре фильма.

Начну с претензии к сценаристам или к режиссеру. Мне не хватило точки опоры. Если разделить сюжет на различные линии, то ни одна из них не будет выделяться. На мой взгляд, что-то должно выйти на передний план. Если взять за основу любовную связь Сабины Шпильрейн и Карла Густава Юнга, то история вполне могла бы обойтись без Зигмунда. Уж коли Сабине вместо нервного срыва в результате гибели ее сестры приписали склонность к мазохизму, то не думаю, что больше всего создатели фильма хотели сделать акцент на достоверных исторических фактах. Поэтому было бы лучше вообще избавиться от блеклой линии двух гуру психоанализа в пользу трогательной истории о любви доктора к своей пациентке. Но не дожали ни одно, ни другое. И в этом главный недостаток фильма. А ведь задатки тут были. Первая половина вообще замечательна. Сплошное удовольствие наблюдать за игрой Киры Найтли. Перемены в ее персонаже наиболее интересны.

Было тут несколько весьма интересных моментов с психоанализом сновидений и с трактовкой результатов ассоциативного теста жены Юнга. Отмечу еще хорошую работу художника по костюмам. Дениз уже не в первый раз создает костюмы для фильмов своего брата. Одежда соответствовала началу XX века. Особенно запомнилось белое платье Киры в конце. Вообще мне Найтли понравилась здесь. К Майклу Фассбендеру и Вигго Мортенсену никаких претензий не имею. Это не они сыграли плохо, это их персонажи получились весьма посредственными. Венсан Кассель, появившийся в фильме на 10 минут, был намного ярче своих коллег, потому что у него образ более фактурный.

В целом, неплохая костюмированная драма, но не для тех, кого интересует дружба Фрейда и Юнга, и не для тех, кто хочет просто посмотреть, как отшлепают Киру Найтли (ради этого достаточно глянуть трейлер). А вот если интересна биография Сабины, советую все-таки посмотреть. Если фильм и не раскроет ее судьбу в полной мере, то наверняка будет мотивировать на поиски дополнительных источников информации.