Отзывы на фильмы Глена Баснера

Очень трудно начать, потому что впечатление оглушающее.

Умная, медитативно-поэтическая, предельно личная научная фантастика. Бывает ли такая? Бывает. Это вовсе не безупречное кино, дальше поясню, почему именно. Но это самое нужное, самое необходимое, обязательное кино за последние годы. Я бы водила на него классами, городами и странами. Людей всех возрастов. Ради его идей, ради понимания и смелости. Ради красоты.

Некоторые пишут, что фильм эмоционально тяжелый. Ну как сказать. Насколько вам эмоционально тяжело влюбляться? Рожать детей? Договариваться? Ходить на работу? Принимать себя? Словом, насколько вам эмоционально тяжело все, из чего состоит жизнь? Потому как фильм именно об этом. Он обо всем на свете, если честно. Это больно, но не тяжело.

Мне придется обойти основную интригу, потому что спойлеры тут во всем.

В атмосфере Земли внезапно появилось 12-ть гигантских инопланетных кораблей. Общество в истерике, военные развернули позиции, нервы на пределе у всех. Но пришельцы упорно молчат, а любые попытки объясниться — проваливаются.

Военные приглашают в команду лингвиста, Луизу Бэнкс (Эми Адамс), и физика, Иена Доннелли (Джереми Реннер). Главная миссия — у лингвиста: понять язык пришельцев, чтобы с ними можно было объясниться.

Начинается трудный процесс понимания. Луиза изучает принципиально чуждый язык, принципиально чуждую манеру мыслить, но времени мало. Нервы не выдерживают. И все ближе минута, когда кто-то просто начнет стрелять.

Тут следует оговориться. Я не знаю, насколько хорошо поняли фильм те, кто смотрел его с чистого листа. «Прибытие» — это экранизация повести Теда Чана «История твоей жизни», шедевра лингвистической фантастики. По каким-то причинам Вильнёв сделал основной упор на эмоции. Нет, все, что задает Чан, режиссер воплощает визуально, но не проговаривает. И я не уверена, что до зрителей это доходит. Например, опущена фраза о радиальной симметрии пришельцев и их зрении. Это воплощено в их образах, но вряд ли кто-то поймет в чем дело. А ведь это один из ключей к пониманию происходящего. Зачем-то изменен внешний вид письменности. Что тоже не способствует ясности. Вообще, научных пояснений катастрофически мало. Режиссеру пришлось поручить герою за кадром объяснить происходящее, хотя ничто не мешало это показать. Видимо, выбор сделали в пользу долгих кадров. Тоже решение. Их воздействие на зрителя чрезвычайно.

Актерская работа заслуживает только превосходных эпитетов. Чудесная, хрупкая и несгибаемо сильная Эми Адамс сыграла лучшую роль в карьере, как мне думается. Углубленное, сосредоточенное постижение, изменение ее героини передано лаконично и точно.

Подкупает исключительная простота и достоверность происходящего. Ты сам ослеплен прожектором вертолета на лужайке возле дома, это ты сам психуешь и нервничаешь в палатке рядом с чудовищной глыбой корабля. Тебя мутит от игр с пространством и гравитацией. Каждый кадр — живописно прекрасен и беспощадно правдив.

Нужно иметь смелость договариваться. Смелость любить, решаться, работать, делать выбор, помогать, преодолевать стереотипы. Нужно иметь смелость дружить и объединяться. И смелость жить.

"Ворон" - история последних дней жизни Эдгара Алана По

Не читала биографию писателя и не могу судить насколько правдив фильм, поэтому буду оценивать саму картину.
Представьте себе, что вы попали в сюжет своих рассказов. Нет, не так. События, выдуманные истории убийств стали "оживать". Становится жутковато, не так ли?
В городе появился серийный убийца, который с точностью до мелочей повторяет убийства из рассказов По.
Сюжет приобретает динамичность после похищения невесты писателя. И с этого момента начинается игра. Девушка в заточении и с каждой минутой её жизнь угасает, новые жертвы, на телах которых обнаруживаются все новые и новые подсказки, разгадать которые под силу только Эдгару. Ведь все, что твориться вокруг непосредственно связано с его творениями, его выдуманными историями. Каждая разгадка на шаг приближает следователей к девушке, но успеют ли они во время??
Как всегда убийцей оказывается тот, на кого меньше всего думаешь, а порой о ком и вовсе не думаешь.
Фильм выдержан в темных, мрачных тонах. Смотрится на одном дыхании и с интересом.

Добро пожаловать в псевдонаучную мелодрамно-тягомотную фантастическую ахинею.
Не знала, что фильм снят по рассказу. Теперь захотелось его прочитать, потому что в фильме ровным счётом ничего не понятно, зажёваны все научные идеи и философские мысли.
Для кого его сняли? Такое ощущение, что для тех людей, которые не особенно въедливы, и их вполне устроит "посшибать верхушки", попялиться на инопланетные космические корабли и осьминогообразных пришельцев.
Актёры деревянные все, кроме Фореста Уитакера. Он умеет выделиться даже во второстепенной роли и даже в никакущем кино.

В фильме интересная атмосфера - эдакий нуар и саспенс. Если бы ещё добавили интеллектуальную составляющую, то было бы хорошо. Я весь фильм её ждала. Но авторы решили не нагружать атрофированные мозги потребителей фастфуда.
Просто очень обидно, когда красивое внешне кино только претендует на интеллектуальность, но таковым не является.
Чего только стоит уже первая сцена, в которой лингвиста просят перевести то, что говорит пришелец. Вот запросто так, переведите-ка. Неизвестный никому язык! Да ещё с аудионосителя. Не можете!? Хм, странно! А ведь раньше вы с фарси так лихо переводили! Чего-чего? Хотите повидаться с инопланетянами, чтобы попытаться понять их язык?! Ишь чего захотели! Шустрая какая! Это вам не туристическая площадка!
Зашибись. Нет слов.

Язык инопланетян действительно красивый. Но почему же не рассказали, как его удалось понять? Мне было недостаточно сообщения, что на изучение основ потребовался месяц.
И вообще весь фильм пронизывает какая-то недосказанность и недоделанность.
А уж эта маразматическая история про дочку героини просто убила. Женщина видит будущее, знает, что её дочь умрёт в молодости от страшной болезни. Но всё-равно собирается её рожать! Потому что просто должна это сделать. Это ли не преступление!?

Очевидной тенденцией в мире большого Голливуда последних полутора лет является обращение к его корням, истокам, к постижению его истинной непредельной сущности, существующей на тонкой грани между явью и вымыслом, реальностью кинематографической и реальностью обыденной, а по сути — вневременной. Голливуд пытается понять сам себя, но все больше запутывается. И «Звездная карта» Кроненберга, и «Хичкок» с «Девушкой», и — частично — «Бердмен» Иньярриту(хотя тамошнее пространство много больше обычного высказывания на тему театра и актерствования), не говоря уже о готовящемся к выходу «Аве, Цезарь» братьев Коэнов — все эти фильмы в той или иной степени, но переосмысливают природу Голливуда, превращая его в место бесконечного кафкианского кошмара, в котором синематические творцы стали заложниками собственного искусства. Впрочем, с последней по счету крупной режиссерской работой Терренса Малика, «Рыцарем кубков» 2015 года, представленном в рамках Берлинале, все крайне относительно. С Маликом вообще все относительно, ибо, как ни пытайся встроить его в общепринятую канву, все будет не то, половинчато и отрывочно. И, хоть на первый взгляд кажется, что «Рыцарь кубков» продолжает линию острокритических выпадов в сторону Голливуда, увы, сие мнение ошибочно и поверхностно, хотя без едких уничижительных плевков и издевательски эффектных комментариев в сторону нынешней лос-анджелесской праздной знати Малик не обошелся совсем, но без излишнего зацикливания.

Завершающий неформальную трилогию о бытие, начатую еще в 2010 году «Древом жизни», в 2012 году продолженную «К чуду», «Рыцарь кубков», в отличии от тех двух картин цикла, даже не пытается иметь видимую сюжетную структуру, хотя сама история главного героя со множеством ответвлений все равно вырисовывается более-менее конкретно. Начав высчитывать логарифмической линейкой перпендикуляры нарратива, зрителя ожидает самая, пожалуй, доступная из всех Истин противоречивого Малика. Сценарист Рик, утративший вдохновение и вкус к жизни, на всем протяжении лишенного любых всплесков осознанной драматургии повествования блуждает по Лос-Анджелесу, кружится в медленном танце рефлексии на фоне веселящейся публики, кричащей гламуром голливудской знати, для которой он свой, но фактически уже чужой, далекий, иноприродный. Но блеск и нищета голливудских кинокуртизанок меркнут перед личной историей самого Рика, которую Малик рассказывает намеками. Рик — это муж, разлюбивший свою жену и полный несусветной апатии вообще ко всяким женщинам(Рик и Женщины в картине ловко рифмуются с аналогичной расстановкой в «Сладкой жизни» Феллини, более претенциозной вариацией которого и является отчасти «Рыцарь кубков»). Рик — все равно что Мерсо из «Постороннего» Камю, встроенный в современную систему координат большого Голливуда, который предстает в своем китчевом лоске и выхолощенной пустоте. Глянец буквально слепит глаза, искусственность, вычурность и манерность побеждают все и всех. Долина Кукол становится Долиной Смерти, и Рик фактически обречен или на погибель, или на бунт. Но первое Маликом лишь только предполагается, а второе — невозможно. Рик плывет по жизни да и только. Он — наблюдатель, не вмешивающийся в большую игру; он лишь ждет воли свыше, сбывшихся предсказаний, неутраченных надежд. Но с той же высокой степенью уверенности можно трактовать все происходящее в «Рыцаре кубков» и как плод невоплощенного на бумагу воображения самого Рика, как его тягучий кинематографический сон, который длится ровно столько, сколь пожелает сам исписавшийся сценарист, творящий в своем пограничном разуме словно Бог, лишенный божественной сущности — Человек-миф, помещенный в бессмысленный по сути своей мир архетипических мифов Голливуда. Рик и сам режиссер, который предпочел свой творческий уют большой суете, становятся пресущественными Отцом и Сыном, создающим на экране собственную субъективную реальность, в которую зритель должен просто поверить, отменив и подменив любые реальные контексты, не интересующие Малика ввиду своей очевидной прозаичности. Прозу жизни режиссер заменяет ритмической поэзией кадра, изысканным монтажным рисунком, философической всеохватностью.

Вообще, характерная для Малика стилистика остановившегося времени, приправленная вербализацией «правильных», морализирующих авторских тезисов, оборачивающихся в ряде случаев прямолинейным морализаторством в полном же отсутствии зримого нарратива и эдакой струящейся визуальной многослойной и многословной декларативностью(Малик-Пророк и Малик-эстет едины в своем лике с наступлением нулевых, хотя с темой Платона он, допустим, чересчур переборщил, буквально ткнув зрителей в одну из основных философских твердынь, на которых стоит его фильм), в «Рыцаре кубков»(а таковым является сам Рик) достигает своего апогея, красота запечатленного момента неслучайным Любецки сосуществует с красотой зрелой умозрительной авторской мысли, которая движет всем в фильме, но при этом в картине четко соблюдено единство времени и действия. За пределы Лос-Анджелеса Рик почти не выходит. Малик намеренно делает хронотопическое пространство замкнутым, превращая Город Грез в Город Слез — невыплаканных, невыстраданных, невысказанных, откуда, покуда не придет Знание, невозможно будет выйти, покинуть пределы собственной экзистенциальной ловушки, в которую Рик загнал себя сам, пресытившись, но не пожелав искать что-то новое, неизведанное.

Рик — это старший брат, ненавидящий младшего. Сын, который боится собственного отца, истово служащего Богу. Сызнова рефренизируя темы религии, «Рыцарь кубков» из метафизической притчи, из которой жанрово расходятся волны семейной драмы и сатиры на поп-кинематограф, становится притчей религиозной. Рик — это Каин, близкий к тому, чтобы убить своего Авеля, и блудный сын, не желающий возвращаться в родной дом, ибо там, среди мельтешащих в своей бесконечности призраков прошлого, придется исправляться. Ну, или хотя бы попытаться. Однако сложно поддаться чужой воле того, кто ломает собственных детей, того, для кого вера это много больше чем смиренные молитвы и покаяние. Безжалостный Отец, в уста которого режиссер вкладывает легенду про юного египетского принца, забывшего самого себя и смысл своего существования — легенду-лейтмотив всей картины, бесспорно, склонен быть неправым, его жесткость привела к очевидному краху семьи, в которой нет более согласия, но Отец, по Малику, равен Богу, и отвергая Отца, его непутевые сыновья отвергают и самих себя, свою истинную сущность. Только вот младший по-прежнему обитает подле, тогда как старший предпочел предательски надеть маску, спрятаться на голливудском маскараде, до поры до времени не понимая, что прошлое его настигнет. Глубинный кризис личности Рика не решить уже просто вернувшись к началу, к питательному витальному естеству.

1981 год. Манящий золотом, звенящий монетами, палящий плотью, кипящий смертью Нью-Йорк, куда занесла нелегкая в пору расцвета финансового кризиса и всеобщего разгула криминалитета семейную пару иммигрантов из Латинской Америки Эйбела и Анну Моралесов. Стремясь во что бы то ни стало покорить Манхэттен, дабы он упал к их ногам пожелтевшей листвой заработанных банкнот, им, увы, далеко не всегда придется быть по чести, ибо у большого города свои правила и свои неписаные законы злых улиц, на которых чужаку едва ли светит что-то большее, чем нож в глотку, если он не сумеет вовремя выхватить пистолет.

Очевидно, что молодой американский независимый режиссер и сценарист Дж.-С. Чендор до сих пор пытается выработать свой, самоцветный и самобытный, стиль, следуя при этом по проторенной тропе и используя большей частью чужую художественную палитру, при этом задумываясь лишь об аутентичности собственного кинематографического холста. Что, впрочем, совсем не отменяет того факта, что Чендор, в отличии от покорного большинства, не стремится пополнить и без того тесные ряды постмодернистов, придерживаясь в своей режиссуре сдержанной и сбалансированной методологии, порождая не голые идеи, а полные плоти и крови универсальные высказывания на злобу дня или вне любых иллюзий. Если «Предел риска» был фактически настроен на волну Оливера Стоуна(времен еще первого «Уолл-стрита»), «Не угаснет надежда» следовала магии лапидарности Хэмингуэя и семантической бессловесной символичности Годфри Реджио, то последний по счету крупный фильм Чендора, «Самый жестокий год» 2014 года представляет из себя весьма эффектное прочтение и переосмысление знаковых творческих мотивов Фрэнсиса Форда Копполы и Мартина Скорсезе, беря от них основное место действие — Нью-Йорк — и тему гангстерской романтики, но создавая на ее основе сугубо свою историю, в которой, однако, криминальный квартет служит не первой скрипкой, а чуть ли не второй или третьей, будучи сугубо периферийным в повествовании, где на первом месте стоит тема самореализации, обретения своего голоса в многоголосом мире и противопоставления собственных гуманистических воззрений тем, для кого понятие человечности и вовсе безвозвратно размыто мутными водами Гудзона.

«Самый жестокий год» старается быть предельно внятным и честным киновысказыванием о жестоких временах, ломающих как морально, так и физически людей, чьей основной движущей силой является не обогащение любой ценой на первых порах, но амбиции к созиданию. Собственно, в этом фильме Чендор, намеренно обращаясь к давнему прошлому, по сути, как и Коппола, четко подразумевает настоящее, заново реинкарнируя в лишенном любой выхолощенности пространстве ленты уже успевшую стать притчей во языцах мысль о мафии как главном символе всей Америки ХХ века. Но только если Коппола со Скорсезе создали в рамках этой воплощенной идеи культ Антигероя, который всегда прав даже тогда, когда он может быть и не правым, но ведь кланом Корлеоне и мафиозными героями Скорсезе движет право собственной силы(которая в ряде случаев становится их главной слабостью, уязвимым местом, приводящим на эшафот или в бега), то Чендор, насыщая «Самый жестокий год» аналогичными сюжетными ситуациями и синонимичными персонажами, предпочитает идти «от противного», выдвигая на первый план образ Героя, который желает изо всех сил оставаться таковым, невзирая ни на какие, даже очевидно летальные, последствия. Оставаться если не чистенько белым, то хотя бы умеренно серым в мире черных кардиналов криминального мира и ужасающего нью-йоркского дна, куда его вместе с женой толкают не роковые случайности и нелепые обстоятельства, а заданные самой природой яблочного города закономерности, сплетающиеся в финале в зловещую петлю Мебиуса.

Круг замыкается, приходится идти на тяжелый выбор между плохим, очень плохим и ужасающим. Но при этом Чендор предельно реалистичен, пачкая зрителя кровью в меру и стремясь к более противоречивой драматургии ближе к финалу, когда кажется, что гибель неизбежна, а герои — плоть от плоти этой вселенской American Dream, которую выковали именно такие не-американцы — перешли красную черту, когда катарсис обретает явственные черты поэтики разрушения, провозоглашаемой в год великих свершений, в самый жестокий год, лента ломает резкость и обличительность первоначальности собственного высказывания, твердя с упорством что, даже когда выхода нет, а есть лишь тупики, следует по-прежнему оставаться людьми. Даже на злых улицах Нью-Йорка, хоть грызя при этом асфальт и цемент, рискуя, но при этом не предавая идеалы. Можно было бы тут упрекнуть Чендора в излишней наивности, в явном упрощении большей кинематографической глобализации, однако ж, на всем непродолжительном протяжении своей карьеры, режиссер зарекомендовал себя как в первую очередь гуманист, склонный оценивать даже распад и крах как новый этап в жизнях своих героев. Оттого при всей своей жесткости «Самый жестокий год» полемизирует с антигероистическими идеями Скорсезе-Копполы, предлагая начинать отсчет покорения Нью-Йорка сначала. Ибо далеко не всегда здешние злые улицы окрашены кровью. Иногда они жадно горят неоном, превращая его в город-сон, от которого его способны пробудить лишь те, кто не поддался на его искушения и остался таким, каким он в него вошел.

Начнём с лучшего фильма квинтета, который был обозначен тегами «комедия» в Кинопоиске. Первое, и самое главное, я терпеть не могу Диккенса. Мало того, что он дерьмовый человек, так еще и пишет нудно, морализаторски, тяжеловесно. На нашего, свет его, Толстого похож. Никогда не считала, что над его произведениями можно смеяться, или это такой тонкий английский юмор?!? Впрочем, фильм получился действительно забавный. Без долгих и таких любимых Дикинсом описаний страданий сироток, голодных, холодных и обездоленных. Все тяготы герои преодолевают под звуки горсовет и с шутками. Второе, режиссеру удалось собрать невероятно звездный актерский состав. Безусловно, самые любимые: Каппальли, Лоури и Тильда. Они гениально отрабатывают свои роли чудаков. Каждый на свой лад и каждый мастерски. Уишоу опять злодейный злодей с кем гипертрофированными ужимками льстеца, подхалима и лжеца. У него есть роли честных парней? Третье, съемки очень светлые и оптимистичные. Воздушный змей, чаепитие на траве. Даже трущобы кажутся не такими грязными. Четвертое, гениальные костюмеры. Особенно Тильда. Как тонко оттенки костюмов гармонируют с ее характером и настроением.
Впрочем, есть у всех плюсов осадок в виде крошечного минуса. Из-за своей легкости фильм становится поверхностным.

Занимательная лингвистика

Пересмотрено множество фантастических фильмов, но вот такого я давно ждал, а его всё не было. Это прорыв! Наконец-то поставлено умное кино о пришельцах. Здесь нет ни умопомрачительного экшна, ни тупого безрассудного героизма. Здесь главное – реалистичная картина налаживания контакта с существами, которые живут практически в ином измерении, которые по-другому мыслят, по-другому общаются, по-другому чувствуют. Совершенно по-другому! Я смотрел просто разинув рот. Настоящий психологический триллер, которому веришь. Скорее всего, если когда-то подобное и случится, всё будет выглядеть именно так.

«Прибытие» показало возможное многообразие Вселенной. Сложно понять созданий, мыслящих объёмно. У них даже понятие о времени более совершенное. Время нелинейно, что позволяет проникать и в прошлое и в будущее. Просто голову сломать можно! Но как же интересно! Луиза Бэнкс расшифровывает послания потустороннего мира, общается с его обитателями, читая их визуальные письма, в которых один «иероглиф» может соответствовать всем мыслям, содержащихся в 4-х томах «Войны и мира» Толстого. Вот это лингвистика!

Значительно смазанная концовка ужасно раздосадовала. Испортили всё! Ведь никак не вяжется вооружённая агрессия землян со здравым смыслом. Ну не такие же мы идиоты, что бы расстреливать инопланетный корабль и убивать представителя внеземной цивилизации, наверняка имеющей средства, что б стереть наш шарик в порошок в мгновение ока! Ведь даже полковник предупреждал:

«Помните, что случилось с аборигенами! Более развитая раса чуть не истребила их!»

Ну всё настроение испортили! А было так классно!