Отзыв ArturSumarokov о фильме «Мать»

Ей хочется забыться в этом безмолвном ароматном можжевеловом дурмане, зарыться в плотную плоть земли, став на миг неотъемлемой частью этого вселенского умиротворения, отравиться в сладостных корчах горьким ядом спелой полыни, слепая звезда которой пьяным осколком взирает с бессовестно чистого неба над её головой; заблудиться в этом сочном лабиринте трав, что даруют исцеление и умерщвление — одинаково спасительное. Плавный танец становится несколько нервическим, исчезает первозданная лёгкость, невыносимая свобода, полёт души и тела прерывается мыслями о сыне, а хрупкая, тонкая, почти невесомая фигура вновь горбится долу, словно вся тяжесть веков оседает прахом на её плечах.

У материнской любви много граней. Она может быть неистово страшна, для такой любви нет границ, рамок, препятствий; это любовь-рок и любовь-проклятие, ложащаяся тенью внутреннего мрака на лики детей, кто познал такую любовь своей матери. Она может быть легковесно смешна; это любовь-порхание и любовь-созидание, с молоком матери впитывается безудержная вера в лучшее. Эта любовь пьянит через край души. Она может быть слепа и глупа, безрассудна и бессмысленна, прекрасна и опасна. Материнский инстинкт порой бывает иррационален, алогичен, порой для него характерно отсутствие самосохранения, ибо мать готова на все ради своего дитя, каким бы оно ни было. И однажды маленький южнокорейский город, находящийся на отшибе суетной столичной маеты, узнал на что способна Мать, сын которой стал главным подозреваемым, а потом и обвиняемым в деле о жестоком убийстве.

На первый взгляд кажется, что фильм «Мать» современного южнокорейского режиссёра Пон Чжун Хо весьма безыскусно очерчивает типический круг тем, характерных для так называемого «южнокорейского нуара»: поиск справедливости в мире, где ей и не пахнет даже на затхлой периферии, и самоочевидная месть как главное решение возникшего конфликта, порожденного в результате крайней степени социальных отчужденности и равнодушия. Зарефренизировав к тому же собственное культовое «Воспоминание об убийстве» с «Матерью» на уровне первоначальной фабулы, Пон Чжун Хо тем не менее создаёт на выходе совершенно иное по тональности произведение, в котором детективная интрига нужна большей частью для затравки неожиданного финального твиста, и где на первый план выдвигается не противостояние зла меньшего со злом большим, но история о матери, которая своей истовой слепой любовью вымолила и вымыла тот страшный бесчеловечный грех, в совершении коего был обвинен её сын. Он же в сущности герой не от мира сего, юродивый, блаженный, святая простота, для которого окружающий мир казался намного чище, чем он есть на самом деле. Эдакая ориентализированная экстраполяция князя Мышкина, идиота поневоле, Иисуса среди совершеннейших Иуд, кои продадут, и разопнут, и изобьют, и изовьют, Юн До-Джун тем не менее не столь озарен внутренним светом, как достопочтенный персонаж Достоевского. Ему привит бунт, несогласие, несмирение, ибо не слеп он и не нем. И нет в нем отпечатка святости. Но он все же находится в тени своей матери, ибо без нее нет его вовсе; мать буквально в нем растворила свою сущность, и, лишившись ее, До-Джун будто рыба, барахтающаяся на берегу, в неистовом порыве отчаяния хватающей последние капли живительной влаги и пряного воздуха. Режиссёр выстраивает в картине вертикаль тотальной социальной немоты, всеобщей невовлеченности в дела и заботы друг друга, когда трагедия одиночек не становится трагедией всеобщей, одной на всех. Отчуждение отзывается ноющей болью в ответ на целительство, на безудержную самоотдачу матери другим людям. Не жди помощи от них — каждый сам по себе.

А поиск истины в свою очередь может обернуться бумерангом, привести чаянного борца за справедливость на путь неправедных деяний, за совершение которых придётся платить высокую цену. Мать, слепая в своей безрассудной любви, но не лишившаяся надежды на установление правды, с каждым новым шагом сама движется во тьму. Во имя спасения она глубоко внутренне терпит крах собственных идеалов, которые в принципе оказываются ложными, ошибочными, теми, что не дают ничего взамен их обладателям, ведь все вокруг одинаковы в своей безостановочной кровавой рефлексии.

Финал же и вовсе делает фильм Пон Чжун Хо кинопритчей о преступлении, за которое понесли заслуженное наказание все, ведь нет уже ни безвинных, ни безвольных. Замкнутый круг, вырваться за пределы которого можно лишь переписав жизнь и смерть с самого начала, что лежит за этой зеленовато-голубоватой далью.