Отзыв ArturSumarokov о фильме «Общак»

После того, как бруклинский бармен Боб Сагиновски спас породистого щенка, безжалостно выброшенного его хозяином и по совместительству шефом Боба в мусорный ящик, его жизнь кардинально изменилась и отнюдь не в лучшую сторону, хотя Бобу истово хочется верить, что жизнь это не только дерьмо, без просвета и привета с той неясной светлой стороны. Спасение беззащитного животного обернулось для Боба чередой мелких и крупных неприятностей, и вырваться из этого порочного круга роковых обстоятельств, нелепых случайностей и трагических закономерностей живым и здоровым едва ли возможно, особенно ты якшаешься с криминалитетом на злых улицах Нью-Йорка и еще к вящему своему ужасу держишь бандитский общак.
В своем голливудском дебюте, фильме "Общак" 2014 года, фабульный фундамент которого основан на произведении "Спасение животного" культового американского беллетриста Денниса Лихейна, который самолично адаптировал под кинематографические условия собственное произведение, известный бельгийский режиссер Михаэль Р. Роскам, дебютный фильм которого, "Бычара" 2011 года, был в числе номинантов на Оскар как "лучший иностранный фильм", действует без нажима, без натужных стараний и не тщится творить что-то свое, аутентичное и привычное его мировоззрению, на обломках старого, не гнушаясь тлетворной кройки по исключительно голливудским, а потому губительным лекалам. Бесспорно лишь одно в отношении "Общака", впервые широко представленном на международном кинофестивале в Торонто: при всех своих очевидных синематических переплетениях, множественных аллюзиях и отсылках как к творчеству Мартина Скорсезе, так и к братьям МакДона, фильм Роскама явственно оставляет впечатление пронзительного и обезоруживающего своей честностью авторского высказывания на тему, на которую уже успели высказаться чуть ли не все, кроме ленивых и бесталанных, естественно. Тему практически неосознанного и фактически коматозного жития-бытия обыкновенного и неприметного маленького человека, который волей множественных обстоятельств оказывается втянут в кровавый водоворот насилия и жестокости, и под давлением этого меняется, ломается, искривляется его разум, психика, жизненные устои и принципы, и он оказывается у той самой последней красной черты, переступив которую он утратит остатки своей гуманности. Сюжет достаточно привычен, и зритель к такого рода поворотам и ходам готов априори, принимая правила игры вначале Денниса Лихейна, а затем и самого режиссера, который осознанно поначалу идет по знакомой тропе, однако это оказывается лишь первой ступенью восприятия ленты, которая вскоре станет перманентно подбрасывать твисты, плести кружева интриги и кардинально размывать жанровые берега. Роскам при этом не поддается модным веяниям постмодернистских мистификаций, удерживая свой режиссерский стиль в рамках напряженности и сгущенной мрачности, но воспроизводя неонуар в плотных тонах реалистического повествования. Роскам решает сюжетные ребусы современного неонуара не по жанровым лекалам, предпочитая камерности стандартной криминальной зарисовки из жизни нью-йоркского дна универсальные мазки обобществляющей истории о выстраданном добре, спасении и человеческом раскаянии в мире, где все эти постулаты являются уже давно вымертвевшими и ненужными. Роскам умело ищет собственные кинематографические приемы для воплощения этих крайне непростых и парадоксально несложных тем, сооружая множественный фабульный лабиринт, многоходовые решения, совмещая в единое целое и личную историю, и историю всеобщую. Здесь загадочная Надя становится для Боба тем единственным островком, который и согреет, и пожалеет, и примет тебя hoc est quod; здесь нет виновных и безвинных, здесь есть просто люди, лишенные непогрешности, и здесь все друг другу должны. Кто-то деньги, кто-то душу. Но расплата ожидает каждого за углом, и путь к спасению не будет усеян розами, а будет засыпан сухими перележавшими гнилостно-желтыми листьями и трупами.
Гангстерские страсти становятся лишь эдаким красочным фоном для поступательного развития в этой нарочито лишенной теплых красок истории разрушенного гуманизма и вынужденного спасения не столь животного, сколь самого человека. Однако Роскама назвать гуманистом, простым теоретиком жанра, едва ли можно. Достопочтенный режиссер является искусным практиком, черпающем свое вдохновение из бездонного колодца жизни. Рефлексирующему молчаливому протагонисту Бобу он противопоставляет в большем количестве целую галерею беспробудно жестоких бандитов, ведомых лишь собственными жаждой и жадностью, но отнюдь не жалостью, ведомых инстинктивными порывами самого низменного порядка. Боб оказывается одним против всех, его истине и праву на спасение противопоставляется жесткая проза криминальной правды и право быть сильным, быть первым, быть тем кто ломает череп, а не тем, кому ломают череп. Бунт маленького человека было легко спрогнозировать, но предсказать что именно он совершит едва ли было можно. Бог из машины ухмыляется зверским оскалом Бога злых улиц, который не терпит слабости, сентиментальности. Финал становится чересчур очевидным, гуманизм терпит крах, а сиюминутная любовь становится любовью до гроба.