Отзывы leto_marte

Есенин как слепок сознаний

В истории существует множество удивительных личностей, которые притягивают внимание и о которых всем хочется узнать побольше, от Клеопатры до Майкла Джексона. Их - ярких, талантливых и нередко несчастных - не оставляют в покое даже после смерти.

Не зря люди говорят: «Узнал бы Пушкин/Ленин/принцесса Диана <..>, в гробу бы перевернулся/-лась». Это о том, что часто из наследия и памяти потомки пытаются сделать какой-то невообразимый микс, представляя, какими были эти великие личности. Но всегда получается совершенно не о человеке, не о том, каким он был, когда был жив, а в лучшем случае о том, каким его воспринимали окружающие, в худшем - каким его видит режиссер/сценарист/спонсор.

И всегда это совершенно субъективное видение. Как рассказать о том, что было сто лет назад, когда даже вчерашний день многие не помнят? Даже свою жизнь невозможно обозреть, а если и возможно, то нереально все передать другому человеку.

«Между
тем, что я думаю,
тем, что я хочу сказать,
тем, что я, как мне кажется, говорю,
тем, что я говорю,
и тем, что вы хотите услышать,
и тем, что как вам кажется, вы слышите,
тем, что вы хотите понять
тем, что вы понимаете,
стоит десять вариантов возникновения
непонимания.
Но все-таки давайте попробуем...»

Так написал в эпиграфе к одной из своих книг современный французский писатель Бернард Вербер. Прозорлив он, однако. Впрочем, не исключено, что многие из тех, кто хочет взяться за рассказ о великом человеке, думают примерно также. Но ключевым всегда оказывается: «Но все-таки давайте попробуем...». Ведь жанр «житие» был востребован среди потребителей еще в древности, популярен он и сейчас. Поэтому кино о Джексоне, книга о Диане, воспоминания о Цое, кроме всего прочего, позволяют сейчас неплохо заработать.

В советские времена, к счастью, работали другие рычаги-мотиваторы. Вера в идею, жажда славы и даже настоящее и искреннее желание рассказать о великих сынах России вдохновляли режиссеров, писателей, драматургов. По одной из вышеперечисленных причин, скорее всего, появился на свет спектакль студии МХАТ «Дорогие мои, хорошие» о Сергее Есенине.

Авторы спектакля решили пойти самым логичным путем - собрать о неподражаемом лирике-хулигане всю информацию из первых и вторых уст, то есть из стихов, дневников и писем Есенина, а также отзывов о нем друзей, знакомых, жен, критиков. Рассудили авторы, наверное, что в этом воистину эпическом винегрете из слов, мыслей, рифм, восторжений и ругательств нет-нет да и промелькнет истинное лицо Есенина.

«Дорогие мои, хорошие» - спектакль не о Сергее Есенине, а о том, какой флер он оставил после себя.
В постановке перед нами предстает канонический образ русского поэта Сергея Александровича: удивительного лирика и последнего пропойцы, с виду искреннего и наивного, но внутри лелеющего мечты о вечной славе. Был ли он таким на самом деле? Не могло же столько людей, рисовавших его портрет, ошибаться. Значит - был. Был внешне, на людях.

Но каким он был наедине с собой? Ведь именно одиночество Есенина показывают мхатовцы. Спектакль похож на то самое мгновенье перед смертью, когда перед глазами проносится вся жизнь. Другие актеры, появляющиеся в кадре - только тени, лишь воспоминания. Это очевидно, ведь Егор Высоцкий, партнер по сцене актера Бориса Щербакова (Есенин), выступает то в роли Блока, то Пастернака, а то и Маяковского. Их здесь нет, они - лишь в памяти Есенина. Значит, мы видим одиночество поэта.

Как мы можем узнать, что думал, что делал Есенин, когда оставался один? Через стихи? Возможно, но большая часть его стихотворений имеет адресата - любовницы и жены, сестра и мать, друзья и коллеги... В этом прелесть его творчества - такого искреннего, такого личного, но при этом близкого каждому: читая стихи поэта, чувствуешь, что он обращался к Читателю.

Да, Есенин много писал и о себе. Но не был ли это тот образ, который складывается в каждом из нас по отношению к своей личности? Известно, что мы воспринимаем себя совершенно иначе, чем нас - окружающий мир. И часто то, внутреннее видение себя просто противоречит тому, что мы делаем на самом деле. Но кто может даже в глубине души признаться, что он не такой хороший, как нарисовал в своем воображении?

Есенин может… Он проклинает себя в стихах последних лет. Он пишет гениального «Черного человека», которым, естественно, завершается спектакль, хотя можно было бы закончить последним восьмистишием поэта «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Он пишет «Любовь хулигана» и «Москву кабацкую». О как он над собой глумится! Глумится, но не забывает, что он - Поэт. И пишет он о себе не для себя, а для Читателя. И утаивает самое неприятное, самое постыдное. Потому что он еще и человек.

Дневники, письма и воспоминания никогда не смогут воссоздать личность во всей ее многогранности. Что говорил Есенин, когда никто не записывал или не запоминал? О чем мечтал поэт, о чем думал?

При такой постановке вопросов у авторов спектакля появлялся бескрайний простор для фантазии. Если об этом никто не знает и не расскажет, то остается это только придумать. Ложь? Художественный вымысел? Попытка понять.

Но авторы таким путем не идут. Не хочется им мешать «общественного Есенина» (образ из воспоминаний Пастернака, Городецкого, Мариенгофа (он, кстати, почему-то не появился в спектакле) и прочих современников поэта) с «личным Есениным», таким, каким его воспринимают режиссеры Михаил Апарцев и Константин Антропов. Хотя, в сущности, они имеют почти такое же право на домыслы и собственное восприятие, как и Пастернак.

Итак, на в спектакле мы видим канонического Есенина: светловолосого молодого парня, который поначалу лихо поет частушки, а к концу драматически декламирует в полной темноте. Канонический Черный человек, естественно, появляется на сцене время от времени, показанный лишь силуэтом. Есенин читает самые известные стихи, вспоминает о своих многочисленных женщинах. Что приятно, не пьет. Зато сильно страдает.

В боязни соврать режиссеры практически забывают о том, что они режиссеры. Но идея поставить документальный спектакль о Есенине провальна уже потому, что в главной роли не играет Есенин. Ведь Есенина может сыграть только Есенин, как Пушкина только Пушкин, как Путина только Путин… И от этого никуда не деться, как бы не хотелось. Все остальное - в большей или меньшей мере домыслы, додумывания, полустертые воспоминания, плоды человеческой зависти/ненависти/любви. Из них рождается образ поэта, как сейчас бы сказали, медийный образ, то есть тот, который мы могли бы видеть в телевизоре, живи Есенин сейчас. В программах Андрея Малахова, например. Когда первую часть эфира гости в студии обсуждают человека (пригласите Пастернака, Миклашевскую, Дункан), а затем и сам герой появляется в студии. Но ведет себя не как человек Сережа, и даже не как поэт Есенин, а как некий медийный образ в медийной роли. Такой, каким он хочет себя показать, такой, как требует время и обстоятельства.

И, несмотря на то, что режиссеры «клюнули» на этот образ, спектакль получился удивительным. Действия в нем почти нет, но смотреть и слушать - одно удовольствие. Пусть авторы не пошли на эксперименты, пусть не смогли слепить своего Есенина (этим займутся еще многие после них), но Есенин, получившийся у мхатовцев, прекрасен. По-своему. Этот Есенин - слепок истории, образ десятков сознаний и одновременно лирический герой поэта Есенина. Мы понимаем, что лирический герой и автор не совпадают, но мы также понимаем, что об авторе теперь не достоверно не узнаешь. За неимением большего приходится верить в лирического героя, которого преподносят как самого автора.

Мхатовцы показали зрителю Есенина Блока, Есенина Городецкого, Есенина Пастернака, Есенина Маяковского… И Есенина Есенина, то есть того человека, каким себя видел поэт.

Хотя нет. Такого, каким себя видел поэт, и каким он думал, что себя показывает, и каким он себя показывал, и каким его воспринимали окружающие, и каким его восприняли потомки через восприятие современников.

Занавес.

Возьмем ли мы в бункер режиссера?
Все фильмы можно условно поделить на четыре группы. Первая – откровенный шлак без идеи и интересного видеоряда. Во второй – ленты с захватывающим изображением, но расплывчатым смыслом или его отсутствием. В третьей – фильмы, в которых сошлась и стоящая концепция, и хорошая ее реализация. И четвертая группа – картины, в основе которых лежит интересная идея, но исполнение ее не выдерживает никакой критики.

«Философы: Урок выживания» - из четвертой группы.

Учитель философии на последнем занятии предлагает без пяти минут выпускникам напоследок поставить мысленный эксперимент: представить, что наступил ядерный апокалипсис, а в спасительном бункере места хватит лишь половине из учеников. Кто спасется – решать самим ученикам, которые при это принимают различные роли (профессия+характеристика, например, бесплодный плотник, больная раком певица, гей-фермер).

Фантастически страшная и оттого захватывающая ситуация – что делать, если ты должен выбрать, кому жить, а кому умирать? При этом ты должен исключить свои личные симпатии и положиться лишь на логику, ведь выжившим придется возрождать человеческую цивилизацию.

К сожалению, в фильме логики я не нашла. Хотя над самой ситуацией он меня заставил поразмышлять, что хорошо. Каково это – быть ответственной за чью-то смерть, пусть вынужденную, пусть ради всеобщего блага?

По сути в «Философах» ставится вопрос: кто нужен человечеству больше – плотник или продавец вин, врач или мороженщик? Окончательный ответ и, пожалуй, основной посыл фильма наивен и не применим к той ситуации, которая описана. Выпускница Петра в последнем мысленном эксперименте выбирает людей, которые спасутся в бункере, руководствуясь вроде бы справедливостью – якобы все имеют право на спасение, и продавец вин, которая скрасит год пребывания в бункере двумя ящиками игристого, и певица, больная раком горла (пока может – поет), и гей (потому что он в реальной жизни спит с Петрой)… Только какая речь о справедливости, если 10 человек все равно вынуждены будут погибнуть в мучениях? Самое справедливое, наверное, решить, кому жить, жребием, но никак не по логике учителя или антилогике Петры.

Жаль, что фильм дискредитирует философию, выставляя ее наукой безжалостной, хотя тут, несомненно, происходит подмена понятий. Я перестала верить в происходящее и, особенно, в его логику, о которой вроде бы все постоянно говорят, когда мертвого учителя (умер после ядерного взрыва по ту сторону стеклянной двери бункера) стала есть живая и невредимая гиена. Нет, еще раньше. Когда экспериментаторы ориентировались на ядерный дым («у нас есть еще час, пока радиация доберется до сюда!»). Философы, конечно, не естествоиспытатели, им невдомек, что смертоносное излучение распространяется со скоростью света. Тем более, когда люди находятся между нескольких взрывов. Это, конечно, детали, но детали решают все.

Фильм нельзя вытянуть одним только хорошо поставленным вопросом. Фильм – это как раз ответ. И если вопрос связан с логикой, то ответ, несомненно, должен быть логичен и непротиворечив.

В ленте нет драмы. Конечно, все происходит мысленно, каждый понимает, что он жив, что его семья не умерла в страшных муках по ту сторону. Но если уж проводить эксперимент, то нужно постараться все представить в точности. Вот вообразите – вы спаслись, а все любимые и родные нет. Займет ли вас сразу же мысль о продолжении рода? Сможете ли вы (особенно, если вы мужчина) достичь оргазма, что нужно для этого самого продолжения? А если через 9 месяцев в бункере, рассчитанном на 10 человек, родится хотя бы два младенца? Тогда все обречены задохнуться. Но герои об этом не думают. Герои не логичны. Режиссер (он же автор сценария) не логичен. Он поставил интересный вопрос, за что ему спасибо, но ответить на него не смог.

Еще спасибо автору за идею мысленных экспериментов, которые можно проводить в кругу друзей, упражняясь в логике и пытаясь совместить ее с нравственностью.

Возьмем ли мы режиссера в бункер? Или лучше вместо него поэта, которого упорно убивали, только он раскроет рот. Кстати, почему? Видимо, автор хотел показать, что логике не нужны эмоции, что поэт может всех вогнать в депрессию и т.д. и т.п. В последнем мысленном эксперимент поэт наоборот чуть ли всех не спас своими стихами, что, кстати, мне кажется более правдоподобным. Я бы взяла в бункер поэта, а режиссера пусть едят не поддающиеся вымышленной радиации вымышленные гиены. В реальности, думаю, это кинокритики, которые поставили «Философам» довольно низкие оценки.