Отзывы на фильмы Олли Александра

Вот и закончились три года моей тёмной и невозможно прекрасной любви.
С одной стороны, очень печально, что следующей весной я больше не увижу викторианский Лондон со всеми его демонами и туманными улицами, не будет новой встречи с этим восхитительно прекрасным клубом неблагонадёжных, созданным Джоном Логаном; а с другой — завершить сериал на пике, рассказав то, что хотелось рассказать, и не скатившись в переливание из пустого в порожнее ради рейтингов — это лучшее из возможных решений.
Чем же так богически хорош Penny Dreadful?
В первую очередь — историей. Логан взял давно набившие оскомину сюжеты — Дракулу, Виктора Франкенштейна, доктора Джекила, ведьм и оборотней — густо замесил их с реальными историческими событиями и старательно вылепил прекрасную в своей мрачной трагичности историю Ванессы Айвз. И хотя она соль и стержень сериала, окружающие её персонажи не менее хороши. Здесь нет героев, у каждого полно внутренних демонов и скелетов в шкафах, каждый в какой-то момент ошибается и совершает почти непоправимое, каждый в какой-то момент находит в своей душе лучшее и следует ему.
Penny Dreadful практически открыл для меня Еву Грин — не считала её хорошей актрисой, но здесь она сверкает всеми гранями таланта, а сверкнуть ей, как оказалось, есть чем. И это то, чем хорош сериал во вторую очередь — отличный каст, ни одного проходного персонажа, все в точку, даже третьестепенные упыри. Даже те, кого вписывали едва ли не на коленке по ходу действия (доктор Сьюард), впечатлившись актёрской игрой, вписались идеально.
И, конечно же, в Penny Dreadful шикарные костюмы, декорации и музыка — музыка финальной серии пробирает просто до дрожи. Не меньше, чем монологи Рори Киннера.
Это были прекрасные три года, это была прекрасная история, и спасибо вам за неё, мистер Логан.

Начало, признаться, заинтриговало. Кучка богатеньких, разбалованных жизнью и родителями мальчиков, учащихся в одном из самых престижных университетов мира - Оксфорде. Вместе они составляют Клуб Бунтарей, поддерживающий свой статус уже не одно поколение. Молодые люди безусловно не глупы, довольно хороши собой и богаты.
В Оксфорд прибывают два новых студента (Клафлин и Айронс), два потенциальных новичка для Клуба, которые, разумеется не ладят между собой. Но это в целом не сыграло значительной роли, кроме как показало, что они достаточно разные, что определило их поведение в кульминационный момент и финальное решение.

После принятия в клуб (одним из испытаний было выпить бокал дорого вина с червями, плевками и даже услужливо предоставленному содержимому носа одного из участников, после которого и подкрались сомнения, что дальше будет только хуже, ведь в жанре не заявлена комедия) должно было начаться самое интересное. Молодые люди отправляются в обычный паб, чтобы отметить, развлечься, побеседовать и набухаться (серьезно, у них даже блевательные мешки на этот случай выдаются). И вместо интересного получилась обычная попойка с самыми, что ни на есть банальными и печальными последствиями. Режиссер, видимо, пытался отразить полную картину поведения и вседозволенности сильных мира сего, но мне показалось уж слишком гипертрофировано и не завуалировано. В итоге, показали обычную вакханалию с оскорблениями и разгромом без особых причин. А ожидались умные, интеллектуальные, возможно настроенные против системы (с таким то названием Клуба) беседы и действия.

Финал таки раскрывает истинную сущность трусливых ребят (не всех конечно, но), оказавшихся на деле не крутыми прожигателями жизни, а обычными нашкодившими детьми, которые не готовы отвечать за свои поступки. И окончательно разделяет позиции двух новеньких, каждый из которых получил свой урок.
Вот только, который из них вскарабкается по карьерной лестнице и будет править другими людьми?

Посмотрено в рамках игры Мувибинго.Тур 2.

Много уже была наслышана о том, как гениальны сериалы Дэвиса о жизни геев, но начала в итоге не с самого нашумевшего, «Близкие друзья», а с «Это грех». Жизнь не готовила меня к такой раздирающей сердце драме, хотя конечно по теме фильма можно было бы понять. Вроде сериал короткий, но к концу уже настолько сживаешься с героями, что финал не может не заставить рыдать. А ведь казалось бы: все с самого начала понятно, никаких сюрпризов, как будто кто-то уже водит дулом пистолета, не известно только, кто следующий. Даже страшно себе представить, как это было: жить в состоянии отсутствия информации, а потом постепенно осознавать масштабы катастрофы. Люди, от которых часто и так отказалась родная семья, должны были еще больше себя изолировать. Наверное, самым близким к этому можно было бы назвать ситуацию с ковидом, но он все-таки не делит людей на группы, как это было на заре исследования ВИЧ.

Очень интересно было увидеть Нила Патрика Харриса в драматической роли, он у меня раньше никак не вязался с драматическими героями. Ну и Стивен Фрай как всегда прекрасен, видимо, никто из известных британских геев не устоял перед участием в сериале.

Не хочется спойлерить концовку, но как же я была зла на эту эгоистичную мать, просто хотелось рвать и метать после последнего эпизода!!! Думаю, этот сериал никого не оставит равнодушным.

Разносчик писем тайно влюблен в редактора Дарси. Но ему не хватает смелости пригласить девушку на свидание. В очередной раз пытаясь заговорить с ней, Гулливер дает задний ход, выдумывая на ходу новые причины его визита. Назвав себя путешественником со стажем, он получает от Дарси задание. Новоявленный журналист должен отправиться в небольшой вояж и написать статью о таинственном бермудском треугольнике. Но попадает он в необычную страну Лилипутию. Конечно, фильм не смог избежать банальностей. Такие любовные истории, где главный герой боится признаться в своих чувствах своей избраннице, встречаются в каждом втором фильме. Но все равно смотреть интересно. Что мне понравилось больше всего? Это Джек Блэк в розовом платьице в кукольном домике большой девочки. Вообще спецэффекты порадовали. Мне понравилась Лилипутия. Контраст большого Гулливера и маленьких жителей сказочной страны четко передан. В этом основная прелесть фильма.

Но были моменты, которые испортили, как мне кажется, весь фильм. Во-первых, тушение пожара смотрится отвратительно. Любителям «золотых дождей», возможно, понравилось, но я явно не отношусь к их числу. Это же относится к пошлым шуточкам, вытягиваниям трусов, сленговым словечкам: «лошара», «офигенный» и т.п. Если б не было этих моментов, то фильм с удовольствием можно было бы посмотреть вместе с детьми. А так получилось что-то среднее. Детям такие сказки смотреть рано, а взрослым уже будет скучно. Во-вторых, абсолютно неуместная финальная песня. Бессмысленно и ни капли не смешно. Но в целом у меня осталось хорошее впечатление от фильма. Он не слишком длинный, поэтому я не успел заскучать. Но и недостаточно смешной, чтоб мне захотелось его снова пересмотреть. Для одноразового просмотра вполне подойдет.

Так называемое «французское эпатажное кино», к основным представителям которого можно в первую очередь причислить Жан-Клода Бриссо, позднюю Катрин Брейя да полукровку Гаспара Ноэ(его в особенности), примкнувших к нему вскорости Жана Кунена и Жан-Луи Коста, а также представителей «новой волны», но уже во французском хорроре — творческие тандемы Катте-Форзани, Бустилло-Мори, Ажа-Халфун, Делепин-Керверн, а также Бельво-Понзель, если конкретиризированно брать отсчет с картины «Человек кусает собаку», появившееся на исходе 90-х годов прошлого века в ознаменование и в качестве констатации очередных смутных времен и экстатических перемен во французском обществе, пережившем сытость восьмидесятнического периода и новый приход буржуазии на фоне медленно разрушающихся социополитических институтов, по сути стало ответом уже современников ушедшей в историю «новой волне» Годара, Трюффо и прочих. Новые французские эпатажники, в течение более чем десятилетия выпустившие ряд весьма нетривиальных киноработ, призваны были расширить рамки привычного, закосневшего в консервативности киноязыка, переизобрести кино как таковое, еще больше извратив постмодернистские реалии, но на поверку в большинстве своих кинематографических образцов Бриссо и Ко раздвигали ноги, расширяли клитора, расчленяли детишек, восхваляли кадаврические культы или совокуплялись с трупами. Не метафорически, естественно, а вполне прямолинейно, искренне считая, что шок — это по-нашему. Преуспевший более всех на сим поприще Гаспар Ноэ, перманентно стремившийся даже к антикинематографичности в своих картинах, начиная от дебютной «Падали» и завершая скандальной «Необратимостью», относился к той распространенной категории анархистов-нигилистов-онанистов от мира режиссуры, кто чрезвычайно успешно создал в своей маргинальной киновселенной культ Антигероя, склонного к излишне максималистским, а потому чересчур предсказуемым моральным выводам, ставших центральными во всем творчестве Ноэ, как-от «Время разрушает все» или «Один против всех»(последнее и вовсе является формулой всего мировоззрения Ноэ). Тривиальность, собственно, драматических конфликтов Ноэ густо унавоживал чернушностью, упоением грязью и мерзостями, их нарочитой поэтизацией вплоть до 2009 года, когда достопочтенный режиссер выпустил свой самый главный и самый зрелый фильм — галлюциногенный трип «Вход в пустоту», в котором избыточность низменного не стала самоцелью, а голая изнасилованная идея о перерождении не утонула в реках крови и спермы, поскольку все в этой картине, начиная от сюжета — сугубо номинального, между тем — и завершая изысканным изобразительным рядом, в котором яркий кислотный рисунок монтажа рифмуется с темами Стенли Кубрика и Ричарда Керна, цельно и неразрывно.

Воспевая умирание, сладостный бред наркоманской дремы вкупе с прохождением центрального героя картины через шесть лок, буддистское перерождение по заветам Рэймонда Муди и «Бардо Тодола», Тибетской Книги Мертвых, цитируемой в фильме порой даже слишком навязчиво, тем не менее, Ноэ лукавит, будто упрощая весь нарратив до привычных односложных фраз. В «Необратимости» клуб «Прямая кишка» был лишь преддверием Ада, он был начертан резко и быстро, показывая иную реальность, иную форму мучительного бытия мельком; во «Входе в пустоту», где ночной клуб «Пустота» синонимизирует аналогичному клубу из «Необратимости», Ноэ уже предлагает на молекулярном и бессознательном уровне погрузиться в Ад, при этом подразумевая не только философию Бардо Тодола, но и философию пустоты Нисидо Китаро, говорящей о невоплощенности человеческого Я, о бытие и небытие, которые тождественны между собой, об этом вселенском Sein и Nichtsein, ведущем к самопробуждению через кошмарное осознание реальности.
Собственно, именно последнее — небытие по ту сторону жизни и бытие, то есть сама жизнь Оскара и Линды, напоминающая бесконечный кошмар, или сон в еще более ужасающем сне лавкрафтианских Древних — царствует в картине ощутимее всего. Поэтика низменного, пропитанная смрадом изысканий Жана Жене, Пелевина(его по касательной, но все же схожие мотивы проглядываются), Рю Мураками и Онироку Дана, Брета Истона Эллиса и Ирвина Уэлша — трип в вагинальные глубины с последующей эякуляцией синонимизирует и в то же время иронизирует над «Грязью», тогда как отсылкам к их наиболее значительным произведениям «Вход в пустоту» даже перенасыщен; грязный реализм парадоксально соседствует с сугубо философической послесмертной тропой Оскара и к самому себе, к новому осознанию и воплощению, и к той всеобъемлющей материнской груди этого Nichtsein, Пустоты, почти что Шуньяты, исходя из которой все и все условны и в которой герою суждено раствориться, стать частью экзистенциального пространства, отрешившись от любой прозы, связывающей его с самой жизнью, которая, по Ноэ, вторична и слишком мучительна, чтобы держаться за нее, бороться. Спасения от обреченности режиссер видит не в спасении души, не в исцелении от пороков, аддикций и демонов, этих асур, которые давно овладели Оскаром и Линдой в их земном воплощении, а в еще большем угнетении собственной плоти, в самоуничтожении, в боли и страданиях, которые в конце концов приведут к закономерности новых рождений. Путь к спасению лежит через вход в Пустоту, через невозможность этого спасения тривиальными способами, без Ада нельзя постичь ни Рай, ни Чистилище, но по Ноэ именно Ад и есть этим Раем. Вообще же, «Вход в пустоту» — фильм и политеистический по духу, и в мрачных инфернальных видениях, не говоря уже о финале, в гротесковом ключе переосмысливается и идея непорочного зачатия, и христианского самопожертвования.
Безусловно, ставить диагноз фильму вовсе не означает ставить диагноз всему обществу, в условиях которого он был создан, однако «Вход в Пустоту», искусно зарифмовывающий низменное с высоким, Жене с Китано, творя треугольник Эрос(подразумеваемый инцест) — Ничто(Nihil) — Танатос, греховность и святость, плоть и дух, придающий идее Сверхчеловека оттенки маргинальности, кажется самым философским и замысловатым фильмом Ноэ, тем образцом чистого, лишенного любой жанровой шелухи, кино, которое уже и не кино вовсе к финалу, но новая реальность, новый миф и мир о жизни, которой не было, но к которой все стремятся. За пределами сумеречной зоны, за пределами смерти, за пределами любви. За пределами иглы, с которой капает на пол окровавленный растопленный героин.

Наркомания чистой воды.
Секс и наркотики,наркотики и секс. Спецэффекты на высоте.
А о смысле..написать хочется много.
Как легко оказаться в самом низу - во всей этой аморальности,грязи. Казалось бы,вот мы только были детьми..а уже проститутки и наркодилеры (крокодилы,ахах). Как сложилась бы судьба этих детей,если бы родители выжили?но это уже другая картина.
Название фильма двусмысленно: "Пустота" - притон,в котором убивают Оскара;в то же время пустота - это небытие,в которое отправляется его душа после смерти. Не зря здесь упоминается Тибетская книга мертвых и идея Алекса о смерти - ты умираешь,и твоя душа видит все,что с тобой происходило с самых пеленок,затем ты летаешь над реальностью и ищешь подходящего зародыша для вселения,при этом имеется возможность выбрать свою судьбу,просмотрев её. Немного сложновато. Через Оскара это и реализовывается - умирает,смотрит,выбирает,находит.
В фильме показано 2 вида секса - секс как удовлетворение и секс по любви,чувственный. Да вообще здесь много голых тел..
Да,за удовольствие нужно платить - здоровьем,близкими,репутацией,жизнью. Каким одиноким может быть человек даже в толпе,казалось бы,знакомых людей. Так важно,чтобы рядом была родная душа.
Два с половиной часа это очень долго,но по-другому бы не получилось,было бы уже не то.
Мое мнение о фильме двусмысленно - и тошнота,и надсмысл. Я очень не люблю все эти наркоманские темы,потому что мой МЧ от всего этого тащится. Я не люблю,когда он начинает говорить со мной об этом всем..и пытаясь себя понять,я все ковыряюсь в своем сознании и думаю,может быть это страх?может быть стереотип?благоразумие?а может ревность?Знаю,что все было бы по-другому,если бы мы с ним были на одном уровне. Да это совсем другая история..

А как все начиналось. Первые минуты увлекли меня, пообещав хороший фильм. Иронично..забавно. Да да, в этом случае я разделяю эти два понятия, но оба употребляю к этому фильму!
Холодные англичане, которые до сих пор делят всех на негласные касты и очень боятся оказаться не с тем человеком в обществе.
Смазливые мальчики, которые еще не понимают — кто они и что должны нести в себе.
Много секса и пошлости. С другой стороны, что еще можно ожидать от парней в колледже?!
Заслуги отцов и старших братьев, за счет которых двери для тебя всегда открыты. Иногда, даже, туда, куда ты и не хочешь входить.
Простушка и богач. С самого начала понятно, что добром это все не кончится.
Клуб, как привилегия. А по факту — общество, в котором делается что угодно и без последствий.
Ревность и соревнования друг с другом.
Подлость проигравшего.
Мерзкие детки, которые бесятся ,если их не уважают просто за их фамилию. Которые не любят, когда что-то идет не по их плану, когда им говорят «нет».
Мерзость. Грубость. Безнаказанность.
Когда тот, в кого ты верила с первой минуты фильма — оказался не лучше других.
Там где находятся 10 пьяных уродов — должно что-то случиться.
Фильм, в общем-то, об одном вечере...об одной вечеринке.
Когда все границы пройдены. Когда назад дороги нет. И когда дело доходит до последствий и ответственности.
Ты ждешь честного конца...но тут все как в жизни. Справедливость не всегда торжествует.
Когда получаешь будущее за молчание.
Когда ничего не меняется, а ситуация забыта как страшный сон. И в этом поколении — наше будущее?!
Фильм, который заставляет задуматься.

Среди воистину святой Троицы самых экранизируемых писателей классической английской литературы, включающей в себя Уильяма нашего Шекспира, Джейн Остин да Чарльза Диккенса, именно последнему, пожалуй, меньше всего везло на удачные, или хотя бы по-настоящему смотрибельные кинематографические воплощения его произведений, укоренившихся не только в британском, но и во всемирном этнокультурологическом пространстве, став частью той всеобъемлющей массы архетипов, на которых и стоит фундаментом все и вся как массовой культуры, склонной к перманентному гипоморфозу, так и культуры элитарной, почитаемой слепым большинством за снобистскую, хотя и, к счастью, напрочь лишенную шелухи любой нарочитой редукции и броской симплификации. Сюжеты книг Диккенса — преимущественно в своей превалирующей части — крайне слащавы, сентиментальны, мелодраматичны, однако и как литературный документ тогдашней исторической эпохи, срез социально-политического быта книги знаменитого британца более чем хороши, хотя и подчас излишне эвфемистичны, а иногда и вовсе в своей внутренней природе мистичны. И найти заветный ключик к пониманию и постижению творчества Диккенса из ныне существующих кинематографистов дано едва ли многим, если не никому, ибо Диккенс не терпит фальши.

Очередная, восемнадцатая по счету, экранизация одного из самых заметных романов Диккенса, «Большие надежды» 2012 года, вышедшая из-под легкого режиссерского пера Майка Ньюэлла, в фильмографии которого практически нереально вычленить единопотоковые тенденции ввиду чрезмерной эклектики и полижанровости, представляет из себя на выходе старательное и не более того, вероятно, даже чересчур, и с опасливым взглядом в сторону классической экранизации Дэвида Лина 1946 года, переложение этого культового романа. Отринув напрочь изощренные игры в постмодернизм, а потому вовсе отказавшись от всяческого нарочитого осовременивания нарратива, но при этом удивительно избежав любых самобытных режиссерских изысков, «Большие надежды» Ньюэлла производят скорее чисто утилитарное и удручающее впечатление, будто фильм был взрощен в чашке Петри, поскольку буквально все в этой ленте пронизано не искренностью и драматической искрометностью, а тотальной бездушностью, китчевой искусственностью и той вязкой мыльнооперной мелодраматичностью, главной целью которой всегда и во веки веков является искусная манипуляция зрителем, строго коммерческий расчет на возникновение бесконечного потока слез и сочувствий к несчастным героям. Однако на поверку сей расчет оборачивается тотальным просчетом, и фильм на выходе ровным счетом не вызывает ничего, кроме скуки да сплина. Ибо все в нем натужно, ирреально, блекло и как-то по-особенному пресно.

Впрочем, даже эти манипуляции чересчур примитивны, слишком прозрачны, чтобы быть проглоченными незаметно. Лента убийственна в своей прямолинейности, подчас переходящей в открытую декларативность, за которой нет ничего — лишь пустота и какая-то несусветная меланхолия, с которой невозможно справиться. В картине Ньюэлла отчего-то просто не нашлось достаточного места для серьезной драмы, для внутренних переломов, насыщенный коллизиями и перипетиями сюжет отутюжен и фактически уничтожен до основания, зато внешний антураж передан с той чрезмерной дотошностью, которая иногда успешно граничит с издевательским фетишизмом и фанатизмом. Это очень формалистский подход, который в отношении классических произведений, увы, губителен и опасен, ибо в погоне за изысканной формой можно просто утратить всю ценность содержания, которое должно быть первично, а не вторично. Фильм Ньюэлла, между тем, пошел по самой простой тропке. Внешний лоск при внутренней ничтожности, когда большая, великая драма становится незначительным происшествием, которому уделяется внимание поверхностно, без погружения в глубины и бездны, огромного наличия которых в романах и повестях Диккенса было бы глупо отрицать. Хрестоматийность самого произведения, увы, накладывает и на фильм свой четкий и невыводимый ничем отпечаток. Отпечаток полного зеро и несбывшихся больших надежд.