Крис Кардона. Отзывы на фильмы

«Если не сработает — свалим все на пса» (с) Моззи

Жил-был супершпион Брайс Ларкин (Мэт Бомер) в сериале … «Чак». И, по-видимому, киносоздателям и телесериалотворителям он так понравился в этом опасном и дерзком образе, что ему выделили отдельный проект, который длится вот уже какой сезон. Здесь Мэт не супершпион, но что-то похожее — суперзлодей.

«Белый воротничок», несмотря на скучное название, затягивает с первых секунд: хитрого плана побега и энергичного его воплощения. На ликование Нилу дают всего несколько кадров и тут же подтягивают на экран его заклятого друга (язык не поворачивается назвать его врагом) Питера. Эта парочка будет удивлять и радовать. Впереди — много дел, но не они изюминка сериала. Больше нравится наблюдать именно за общением героев в тех или иных ситуациях.

Нил делится своими яркими способностями (по фильму он лучший фальшивомонетчик, лучший фальшивохудожник и так далее), а Питер, в свою очередь, показывает «коллеге», каково это — иметь семью, друзей, хотеть возвращаться каждый день на работу. К тому же, Питер далеко не простак и ему частенько удается перещеголять Нила в некоторых тонких моментах.

Особое мое «спасибо» за второстепенных персонажей.

Элл. Тиффани Тиссен помню коварной и беспринципной по роли Валери в «Районе Беверли Хиллс», но в «Воротничке» она совсем другая. Элл — идеал жены и женщины. Она достаточно мудрая, чтобы не мешаться в дела мужа, но у нее всегда найдется хорошая мысль или идея, если у нее вдруг спросят совета. Она друг и опора.

Моззи. Мой любимчик. Герой Уилли Гарсона (его Стэнфорд великолепен в «Сексе и городе») жеманный и слегка неуклюжий. Моззи — интеллектуал: ему не составит труда процитировать кого-то из классиков и это всегда к месту. Он очень аккуратный, педантичный. А еще он просто смешной.

Все говорят: "Вуди Аллен смешной".
Не знаю, сколько фильмов надо посмотреть, чтобы улыбнуться. Еще и фильмы все длинные и одинаковые. Они даже сами в себе одинаковые.

В этом, например, столько ярких, замечательных актёров - и топчутся все в чём-то неинтересном, поют безлико, танцуют без задора. Уж насколько я люблю танцы, но не запомнила ни одного номера - потому что не в тему и нелепо, и постоянно крутился вопрос "зачем?".

Юмор затянутый, многословный, избыточный. Мне понравились всего две шутки. Первая:"он прошёл реабилитацию? - зачем? он же был в тюрьме, а не в школе". Вторую я забыла. Не считать же за остроту закупорку вен, как причину социалистических взглядов. Ну, где-нибудь в 60-70е... не в 96-м же.

Сюжета нет. 9-10 месяцев из жизни одной семьи и её окружения. Причём все самцы невротики. В общем-то это единственная тема шуток у Аллена. Надо быть с ним на одной волне, тогда этот бесконечно тревожный бег на одном месте, наверное, вызовет улыбку понимания и соучастия в психотерапевтическом процессе. А я банальный, скучно здоровый зритель. Было приятно посмотреть на любимых актрис, но кино не для меня.

1981 год. Манящий золотом, звенящий монетами, палящий плотью, кипящий смертью Нью-Йорк, куда занесла нелегкая в пору расцвета финансового кризиса и всеобщего разгула криминалитета семейную пару иммигрантов из Латинской Америки Эйбела и Анну Моралесов. Стремясь во что бы то ни стало покорить Манхэттен, дабы он упал к их ногам пожелтевшей листвой заработанных банкнот, им, увы, далеко не всегда придется быть по чести, ибо у большого города свои правила и свои неписаные законы злых улиц, на которых чужаку едва ли светит что-то большее, чем нож в глотку, если он не сумеет вовремя выхватить пистолет.

Очевидно, что молодой американский независимый режиссер и сценарист Дж.-С. Чендор до сих пор пытается выработать свой, самоцветный и самобытный, стиль, следуя при этом по проторенной тропе и используя большей частью чужую художественную палитру, при этом задумываясь лишь об аутентичности собственного кинематографического холста. Что, впрочем, совсем не отменяет того факта, что Чендор, в отличии от покорного большинства, не стремится пополнить и без того тесные ряды постмодернистов, придерживаясь в своей режиссуре сдержанной и сбалансированной методологии, порождая не голые идеи, а полные плоти и крови универсальные высказывания на злобу дня или вне любых иллюзий. Если «Предел риска» был фактически настроен на волну Оливера Стоуна(времен еще первого «Уолл-стрита»), «Не угаснет надежда» следовала магии лапидарности Хэмингуэя и семантической бессловесной символичности Годфри Реджио, то последний по счету крупный фильм Чендора, «Самый жестокий год» 2014 года представляет из себя весьма эффектное прочтение и переосмысление знаковых творческих мотивов Фрэнсиса Форда Копполы и Мартина Скорсезе, беря от них основное место действие — Нью-Йорк — и тему гангстерской романтики, но создавая на ее основе сугубо свою историю, в которой, однако, криминальный квартет служит не первой скрипкой, а чуть ли не второй или третьей, будучи сугубо периферийным в повествовании, где на первом месте стоит тема самореализации, обретения своего голоса в многоголосом мире и противопоставления собственных гуманистических воззрений тем, для кого понятие человечности и вовсе безвозвратно размыто мутными водами Гудзона.

«Самый жестокий год» старается быть предельно внятным и честным киновысказыванием о жестоких временах, ломающих как морально, так и физически людей, чьей основной движущей силой является не обогащение любой ценой на первых порах, но амбиции к созиданию. Собственно, в этом фильме Чендор, намеренно обращаясь к давнему прошлому, по сути, как и Коппола, четко подразумевает настоящее, заново реинкарнируя в лишенном любой выхолощенности пространстве ленты уже успевшую стать притчей во языцах мысль о мафии как главном символе всей Америки ХХ века. Но только если Коппола со Скорсезе создали в рамках этой воплощенной идеи культ Антигероя, который всегда прав даже тогда, когда он может быть и не правым, но ведь кланом Корлеоне и мафиозными героями Скорсезе движет право собственной силы(которая в ряде случаев становится их главной слабостью, уязвимым местом, приводящим на эшафот или в бега), то Чендор, насыщая «Самый жестокий год» аналогичными сюжетными ситуациями и синонимичными персонажами, предпочитает идти «от противного», выдвигая на первый план образ Героя, который желает изо всех сил оставаться таковым, невзирая ни на какие, даже очевидно летальные, последствия. Оставаться если не чистенько белым, то хотя бы умеренно серым в мире черных кардиналов криминального мира и ужасающего нью-йоркского дна, куда его вместе с женой толкают не роковые случайности и нелепые обстоятельства, а заданные самой природой яблочного города закономерности, сплетающиеся в финале в зловещую петлю Мебиуса.

Круг замыкается, приходится идти на тяжелый выбор между плохим, очень плохим и ужасающим. Но при этом Чендор предельно реалистичен, пачкая зрителя кровью в меру и стремясь к более противоречивой драматургии ближе к финалу, когда кажется, что гибель неизбежна, а герои — плоть от плоти этой вселенской American Dream, которую выковали именно такие не-американцы — перешли красную черту, когда катарсис обретает явственные черты поэтики разрушения, провозоглашаемой в год великих свершений, в самый жестокий год, лента ломает резкость и обличительность первоначальности собственного высказывания, твердя с упорством что, даже когда выхода нет, а есть лишь тупики, следует по-прежнему оставаться людьми. Даже на злых улицах Нью-Йорка, хоть грызя при этом асфальт и цемент, рискуя, но при этом не предавая идеалы. Можно было бы тут упрекнуть Чендора в излишней наивности, в явном упрощении большей кинематографической глобализации, однако ж, на всем непродолжительном протяжении своей карьеры, режиссер зарекомендовал себя как в первую очередь гуманист, склонный оценивать даже распад и крах как новый этап в жизнях своих героев. Оттого при всей своей жесткости «Самый жестокий год» полемизирует с антигероистическими идеями Скорсезе-Копполы, предлагая начинать отсчет покорения Нью-Йорка сначала. Ибо далеко не всегда здешние злые улицы окрашены кровью. Иногда они жадно горят неоном, превращая его в город-сон, от которого его способны пробудить лишь те, кто не поддался на его искушения и остался таким, каким он в него вошел.

Сейчас уже ни для кого не секрет, что феминизм в нашем обществе активно идет вперед, размахивая флагами. Правда, стоит признать, что основная масса феминисток – довольно опасные фанатички, с которым никто не хочет связываться. Проще сделать так как они хотят, чем пытаться достучаться до их здравомыслия. А попробуй где-нибудь в США обойти на карьерном повороте женщину. И не дай бог, она поднимет хайп в социальных сетях. Можно только представить, что там начнется со стороны всех этих «защитников справедливости» и «социальных паладинов». Но были времена, когда судьба женщин была куда более сложной и непредсказуемой. Этот фильм – как раз из той эпохи. Представить его в наше «время обиженных» - довольно сложно. И парадоксально, что именно подобные фильмы предопределили то, что происходит сейчас.

Итак, перед нами история умной женщины, которая устала, от того как глупые мужчины пытаются продвинуться по карьере за нее. Они всячески ставят ей палки в колеса, откладывают повышение и всеми силами дают понять, что бизнес – чисто мужское дело. Поэтому ей не остается ничего иного, как придумать себе мужское альтер-эго – якобы её начальника. Для нее – это единственный путь, чтобы выжить в мужском мире и заниматься любимым делом. Да, вы не ошиблись – это именно фильм про переодевания. С обязательным штампом, над которым уже не смеялся только ленивый. Тот самый, когда в переодетого героя влюбляется герой того же пола, и пытается склонить его к близости. Только тут он вывернут на изнанку – в мужское альтер-эго влюбляется женщина и пытается его раздеть. Единственная оригинальность в этом – смена полов. Обычно в этом штампе мужчины главенствуют. Все остальное – можно легко предугадать практически с самого начала.

Это еще можно было изменить, создав органичный и динамичный фильм. Но нет, он получился довольно неровным и даже рваным. Встречаются в нем как забавные шутки, так и довольно подвисшие сцены. Фильм рассыпается на какие-то отдельные сцены, слабо связанные друг с другом. Между ними просто натянутые ниточки, подразумевающимися сюжетными. Мне иногда было даже довольно сложно определить – сколько времени прошло между двумя сценами, идущими друг за другом. Час? День? Месяц? Авторы сценария, похоже, подобным тоже не слишком заморачивались. Никаких подсказок по временным промежуткам от них не ждите. И это утомляет довольно быстро. Не хочется играть в Шерлока Холмса.

Да и сама история – она не обладает какой-то логикой и тем более оригинальностью. Сколько раз мы видели подобные сюжеты? Умный человек, который благодаря каким-то ограничениям не может добиться своего. Поэтому ему приходится идти на различные хитрости, а потом пытаться поддерживать эту хитрость на плаву. Лишь бы никто не узнал об этом, не раскусил его. Много раз эту историю нам рассказывали. И авторы благодаря этому авторы просто взяли и использовали большинство этих наработок. В основном даже не задумываясь о том, как бы их получше друг с другом связать. Поэтому этот фильм среди подобных историй занимает довольно среднюю позицию. Сразу скажу, что, если бы не актрисы – Вупи Голдберг и Дайан Уист он вряд бы получил от меня оценку выше пяти или даже четырех. Ему особо и похвастаться то нечем.

Особо забавных моментов, которые хотелось бы пересматривать или шуток, которые хотелось бы повторять – просто нет. Да, на экране все выглядит достаточно живенько, сюжет течет, одно событие вытягивает другое и так далее. Но это довольно скучно. Если в начале фильма еще интересно смотреть, как героиня активно пытается выдумать выход из ситуации, то ближе к концу, когда от нее требуется поддерживать иллюзию – становится скучно. В основном потому, что она использует не самые оригинальные способы для этого. Не хочется спойлерить, но я разочарован её выбором. Можно было придумать куда более забавные выходы из этой ситуации.

А в конце сценаристы, судя по всему, вообще забыли о какой-то логике. То есть там было множество глупых логических провалов. Настолько глупых, что они сразу бросаются в глаза, прямо при просмотре. Да, даже не после просмотра. И поэтому, вторая половина фильма выглядит довольно скомканной. Как будто её писали уже под настроением – «да побыстрее бы это уже кончилось». И это чувствуется.