Мари-Элен Дозо. Отзывы на фильмы

Мое знакомство с творчеством братьев Дарденн продолжается. Бельгийские режиссеры с конца 70-х занимаются кинематографом. Но успех к ним пришел только в конце 90-х, когда их драма впервые попала в основную конкурсную программу Каннского кинофестиваля. С тех пор они получили уже 6 наград. Талантливые братья выступает в роли не только режиссеров, но и сценаристов, и продюсеров своих фильмов.

Драма «Молчание Лорны» также получила Золотую пальмовую ветвь за «Лучший сценарий». Вполне заслуженная награда, на мой взгляд, потому что сюжет фильма мне понравился. Говорят, что от любви до ненависти один шаг. И главная героиня Лорна шагнула, но в противоположную сторону. Албанка заключила фиктивный брак с наркоманом, чтобы получить бельгийское гражданство. Сначала кажется, что она не может дождаться, когда избавится от неказистого супруга.

Но со временем Клоди принимает решение отказаться от наркотиков и лечь в реабилитационную клинику. Он просит Лорну помочь ему избавиться от героиновой зависимости, поддержать его. И вроде бы ей это совсем не на руку. По плану она должна остаться вдовой, потому что вскоре ее ждет другой фиктивный брак с русским, который принесет ей немало денег. Но все-таки человечность берет свое. Лорна понимает, что только она одна в силах спасти этого парня. Но механизм уже запущен…

Мне понравилось само построение сюжетной линии и ее развитие. Сначала главная героиня не вызывала симпатии, но потом было видно, что она хотела спасти парня, хотя и понимала, что для нее это лишняя обуза. Вообще фильм на тему «Стоит ли овчинка выделки?», о том, что не следует идти по головам ради своей цели, что каждый еще может исправиться и жить не только для себя, но и ради других. Бывают в жизни ситуации, когда ты можешь спасти человека, но это чертовски тяжело. Я не смог. Наверное, мой эгоизм все-таки перевесил в какой-то момент.

Из актеров приятно было увидеть снова Жереми Ренье. Здесь он даже лучше смог себя проявить, но драма «Дитя» мне все-таки понравилась больше. Хотя и этот фильм хороший. Братья уже не раз доказали, что умеют делать жизненные драмы.

Дарденны с одной неизвестной

Оценка 7 из 10

На 69-м фестивале в Каннах режиссерский дуэт Жан-Пьера и Люка Дарденнов представил "Неизвестную" в основной конкурсной программе. Никаких призов лента не снискала, что продемонстрировало консерватизм конкурсного жюри, отдавшего предпочтение манифестной социальности Лоуча с его "Я, Дэниэл Блейк". Да, творческий метод братьев своеобразен, но режиссерам удается в кадрах "Неизвестной" воспроизвести тот самый гиперреализм самой высокой пробы. Дарденны с любовью к деталям показывают быт родного Льежа через будни участкового врача. "Неизвестная" - это не скучное бытописательство о работе врачебного кабинета одного из льежских кварталов, а настоящее детективное расследование, тесно переплетенное с экзистенциальной драмой главной героини.

Стоит начать с самого большого минуса ленты: "Неизвестная" напрочь лишена той традиционной зрелищности, которая заставляет нас замирать в зрительском кресле. Не скрою, что в случае Дарденнов отсутствие зрелищности в последней ленте - ход сознательно-просчитанный, не позволяющий ни на секунду усомниться в высочайшем профессионализме мэтров. Да, ритм и темп ленты - это ритм и темп совести и гражданской позиции молодого врача Дженни (прекрасная в своей асексуальности в этой картине Адель Энель). Братьям-режиссерам удается показать и то, что называется рутиной, и то, что называется муками совести, и то, что называется вторжением в частную жизнь с поправкой на врачебную тайну. Именно зритель становится свидетелем, наблюдателем и соучастником этого странного разнотемпового движения в сторону восстановления правды событий о гибели темнокожей проститутки не профессиональным комиссаром, а врачом-терапевтом.

Мастерство Дарденнов кроется не только в режиссерской работе, отстраненно демонстрирующей будни обычных европейцев. Их мастерство - это мастерство черепашьего хода сценария "Неизвестной", мастерство создания того, что называется angst или "экзистенциальная тревога" в психоанализе. Дженни проходит все стадии экзистенциального конфликта в этом фильме. Быть хорошим врачом-диагностом - все же не способ идального существования в окружающей реальности. Однажды неоткрытая дверь и чувство вины за смерть другого человека способствуют возникновению внутри Дженни того самого экзистенциального конфликта.

Общение с полицейскими, больными разной степени тяжести, сутенерами, детьми и отцами, матерями и сестрами внутри этого герметичного льежского мирка толкает на интроспекцию и переоценку ценностей. Для Дарденнов убийство - это внешняя цель для Дженни, которая и позволяет ей пробудиться от дидактично-правильной социальной спячки и осознать, что она может стать тем совестливым сыщиком, способным приступить к активным действиям и не оставаться больше в стороне. Достигая больших успехов в расследовании, чем обычные полицейские, молодая женщина-врач, тем не менее, не приходит к очевидному. Внешняя цель достугнута, но катарсиса у Дженни не наступает и Дарденны оставляют зрителя один на один с простым вопросом: "Как она будет жить дальше?". Именно на режиссерах лежит ответственность за окончательную идентичность Дженни в финале, которая не остается раскрытой до конца.

Не сомневаюсь, что просмотр "Неизвестной" - не очень простая задача даже для искушенного зрителя. Отсутствие музыкального оформления, ярких киношных красок, монтажных эффектов и вроде бы не очень яркий актерский состав. Однако, не скрою, при всех своих кажущихся внешних изъянах и документальности гиперреализма "Неизвестная" - это творческая новация братьев Дарденнов, позволяющая увидеть художественность в серой повседневности и поднимающая очень непростые вопросы идентичности для зрителей. После Канн хронометраж ленты уменьшился на несколько минут. Повседневный гуманизм по-дарденновски имеет в настоящее время простое решение в одной "Неизвестной".

Характерной и, пожалуй, наиболее зримой чертой всего сознательного кино-, и мифотворчества бельгийских братьев-режиссеров Дарденн, находящихся с конца 90-х годов в авангарде всего бельгийского авторского кинематографического пространства и издавна принадлежащих к ведущим фаворитам Канн, является то, что в преимущественном большинстве своем герои почти что всех откровенно минималистских и гиперреалистических работ постановщиков относятся к категории людей неблагополучных, поставленных по воле обстоятельств или же рока на грань выживания, отправленных в расход на социальное дно, из которого им выкарабкиваться иногда просто тяжело, но чаще всего — невозможно. Молодые ли это семьи с детьми или состоявшиеся люди со своими цепкими взглядами на окружающее их мироустройство — герои Дарденнов как в их ранних документальных картинах, так и в полноформатных гиперреалистических зарисовках от «Двуличного» до «Обещания», от «Розетты» до «Молчания Лорны», от «Дитя» и до последнего по времени творения Дарденнов, фильма «Два дня, одна ночь» 2014 года, представленного ранее на Каннском кинофестивале и удостоенного приза экуменического жюри — переживают глубокие личные внутренние кризисы взаимоотношений на фоне откровенно враждебного окружающего их внешнего мира. Образуя единое типологическое и синематическое пространство, все фильмы Дарденнов по сути своей создают этакий полифонический и многоголосый монофильм со множеством героев, драматургических перипетий, этакую кинематографическую «Ругон Маккару» с единой идеологической базой, рисуя на выходе рельефный портрет всего современного европейского общества.

«Два дня, одна ночь» в этом художественном каноне воспринимается уже как неоднократно спетая песня, самоповтор, но новый лад, полный на сей раз не только привычной для режиссеров острой социальности в духе инвективы, обличения, граничащего с вызовом. Впрочем, и самоповторы чрезвычайно характерны для Дарденнов, которые буквально в каждой своей картине стремились воспроизводить реальность с той дотошностью, которая при определенных обстоятельствах может успешно граничить с чернушностью. Но ей, слава Богу, Жан-Пьер и Люк никогда не страдали. Традиционалистская для Дарденнов гуманистическая патетика в этой картине чуть смазана неожиданной политизированностью всего происходящего в картине. Определенно, «Два дня, одна ночь» в своей типологической принадлежности относится к лентам, продолжающим бунтарско-пролетарские традиции итальянского неореализма, опираясь на изыскания Элио Петри и Джузеппе Де Сантиса, только украшенного переиначиванием на современный лад практических находок и французской «новой волны». Кажется вовсе неслучайным, что на прошлогоднем Каннском кинофестивале новый фильм Дарденнов соперничал с новой же картиной «Слова, прощайте!» гранда новой волны Годара, проиграв ему по форме, но выиграв по гамбургскому счету по своему содержанию.

Положенный в основу сюжета «Двух дней, одной ночи» конфликт априори социален и ложится не только реалии современной Бельгии, но и всей Европы в целом, столкнувшейся как никогда до этого с высоким уровнем безработицы, тотального корпоративного разложения и финансовой нестабильности, отягощенной погоней за длинным долларом, но не за ценностью человеческих судеб. Корпорации безлики, профсоюзы слабы, пролетарий ничтожен — такова расстановка моралите в начале фильма, драматургия которого предельно насыщенна, строго дозированна и концентрированна и она уложена как раз в два дня и одну ночь, когда главной героине ленты, Сандре, и ее соратникам по несчастью дано шанс изменить положение, восстать против произвола и восстановить право пролетария на свой путь в рай, не минуя, однако, ни Лимба, ни Чистилища, ни Ада. Фильму присуща некоторая, даже в чем-то нарочитая театральность, впрочем, лишенная шелухи привычной для театра утрированности, ибо в нем царствует реализм и искрящаяся пронзительность. Дарденны, тривиально начав ленту с истории об увольнении, стремительно и беспристрастно меняют векторы оценок всех без исключения поступков главных героев, которым не присущи на антагонистичность, ни протагонистичность. Драма рабочего класса превращается в трагедию общества, обреченного на тягостный выбор между «плохо» и «очень плохо». Вернуться в насиженные и натруженные годами рутинной работы места, но при этом стать конформистом, предателем идеалов, или продолжить борьбу, встав на грань выживания, перейдя черту бедности, став социально нищим и парадоксально духовно богатым. Просто борьба за свое место под солнцем в фильме вскоре оборачивается борьбой за души, за их чистоту и верность идеалам, за преданность не только корпоративным божкам, но и собственной морали, которая, впрочем, хрупка. Хрупка и неоднозначна. Дарденны совсем не стремятся к романтизации или героизации собственной главной героини, по сути носителя центрального морального стержня, выразителя волнующих их проблем. Она — неотъемлемая часть той системы, против которой ей приходится бороться, часть, решившая отделиться ввиду потери ориентиров в жизни из-за депрессии. И противостоят ей такие же персоналии, которые до поры до времени не хотят бороться. Им уютно в своем статус-кво, в своей коллективной Я-ме, и Я тут является олицетворением слепого Мы, которое одним махом карает или спасает. Коллективное бессознательное сталкивается с мощным индивидуализмом, и победа будет лишь пиррова. При всей своей кажущейся очевидной прямолинейности и даже декларативности финал в «Двух днях, одной ночи» не является открытым. это не столько внутренний выбор Сандры, сколь воля самих режиссеров, избравших для нового пролетариата путь борьбы и нищеты, путь революции и контрреволюции.