Отзывы на фильмы Ярославы Пулинович

Очень символично смотреть это 7-го ноября. Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая Рэволюция! Ура! Урррраааааа!!! Также необходимо отметить, что лет 30 назад этот фильм стал бы шедевром. В нем и теперь есть что-то супероригинальное, эпизодами даже гениальное, но общая тема совсем не затрагивает. Рассчитано на людей постарше, национальных простигосподи меньшинств и жителей очень глубокой глубинки.

Из врезавшегося в память - памятник Иуде как отрицание веры в Бога (где-то это было описано, но смотрится довольно весело, несмотря на болтающийся монашеский труп на этом памятнике). Смертей в фильме много, но, поскольку природа - одна из тем фильма, то смерти воспринимаются довольно органично, кроме, разумеется, убитого оленя, пусть даже это домашнее животное и пусть даже руками нанайцев. Или кто там. Ханты-манси, ненцы, латыши - все в кучу перемешано, в фильме миллион символов, образы запоминающиеся, звуковой ряд впечатляет. Явный закос под великих мира кинематографа, но, к сожалению, тема фильма довольно слаба, чтобы претендовать на что-то большее. Ну, какое мне уже дело до концепций восприятия героев рэволюции, ущемлении прав малых народов, даже природных катаклизмов. Все это где-то там, нереально далеко. Моя кожа толстенькая и ее такой сентиментальщиной не пробить.

Тем не менее, очень верно подмечено, что застывшие традиции малых народов настолько неискоренимы, что их даже сейчас можно потрогать руками. Включите какое-нибудь калмыцкое телевидение и там будут однотипные, как при Брежневе, новости, состоящие из трех частей. О главе региона. О старом дедушке каком-нибудь, воевавшем за нашу свободу, за чистое небо над чем-то там. О детях, готовящихся стать достойными гражданами. Собственно, опять же из истории, помнится во время Великой Отечественной Войны году к 43-му советские войска приобрели некий другой облик, более типа патриотичный, так как состояли из выходцев Средней Азии, Кавказа и т.д., которые с трудом понимали - что вообще происходит.

Фильм на блеклом небосводе нынешнего российского кино довольно выдающийся, смотрится не очень легко, но временами довольно интересно. Еще из реальных моментов - прием в отряд добровольцами с петлей на шее, в воде и по тебе из пулемета стреляют. Хорошая возможность выбрать - утопиться, утонуть или быть расстрелянным. Как говорил Гумилев,

Не укрыться от доли кровавой, что земным предназначила твердь.
Но, молчи: несравненное право - самому выбирать свою смерть.

Умрем же под Москвой. Как наши братья умирали. Не было у меня братьев, поэтому сами, сами как-нибудь.

Жизнь — несправедлива. Жизнь — не сахар, а пуд соли. Счастье сиюминутно, а горе — беспропудно. И уже нет пути назад — только вперед, к спасительному горизонту, к тающей в облачной пыли луне, которая светит так бесстрастно. Бежать, задыхаясь и притворяясь, надевая маски, и никогда не оставаясь самой собой. Это так знакомо успешной аспирантке престижного столичного университета Анне, все житие-бытие которой до определенного времени было налажено. Она была слишком любима, слишком опекаема — что родителями, что возлюбленным профессором, годящимся ей в отцы. Несправедливо обвиненная в преступлении, Анна убегает от своей прошлой жизни, в которой было все — в никуда, в ничто, в детдом, где встречает Кристину 13 лет от роду. Непокорную, импульсивную. И вместе им суждено пройти немало дорог, проехать немало километров, чтобы понять и постичь не только весь окружающий мир, но и самих себя. Таких диких, таких испуганных.

Представленный впервые в рамках международного кинофестиваля «Трайбека», шестой по счету полнометражный фильм известного эстонского режиссера, сценариста и продюсера Ильмара Раага «Я не вернусь» 2014 года является достаточно редким для всего современного русскоязычного кинематографического пространства творением, в котором царствуют от начала и до конца драматургический баланс и сдержанный постановочный стиль, без излишнего упоения чернухой, однако с наличием пронизывающего бытописательства, реалистического нерва, и насыщенного психологизма, делающими на выходе этот фильм универсальным и вневременным, актуальным и исчерпывающим, пропитанным от начала до конца духом европейскости, перенесенной на почву русскости, которой буквально в своей неиссякаемой витальности дышит картина Раага. «Я не вернусь» — фильм остросоциальный, но при этом лишенный любой утрированности в демонстрации жизни низов современного постсоветского пространства. История, начавшись на берегах Невы, где обязательно прозвучит, пускай и завуалированно, тревожный набат Достоевского(перекличка с «Преступлением и наказанием» и «Бедными людьми» очевидна, как и экстраполяция образов Сони Мармеладовой и Варвары Доброселовой в трактовке Анны и Кристины), вскоре перерастет из конкретиризированного случая, отдельного отрывка, в панорамный взгляд на жизнь и существование современных людей, обитающих на одиноких клочках земли от Питера до Кульсары, Казахстан. И взгляд этот, пропущенный через призму взрослеющего, но все еще остающегося на уровне детскости, восприятия поражает своей искренностью, чистотой, неискушенности. Взгляд в лучшую жизнь, которую не надо ждать, надеяться, вымаливать, а приближать ее самостоятельно.

Собственно, «Я не вернусь» — кино, искусно притворяющееся жанровым. Интрига с жестоким преступлением и несправедливым обвинением лишь дает толчок для развития всего дальнейшего сюжета, которое очень быстро потечет по иному драматургическому руслу, и история благополучия, незлобивости и чрезмерной опеки Анны обернется сильнейшей драмой противоположностей с открытым финалом. Драмой, в которой Анна, жизнь вроде не знавшая по-настоящему, и Кристина, слишком много в ней испытавшая, нелюбимая, неустроенная, брошенная — проходят через поступательные внутренние трансформации. Путь, дорога, странствие в своей неизбежности и безбрежности кажутся слишком простым набором символов для прояснения темы обретения собственного Я после тщеты многочисленных блужданий, стенаний и гореваний. Однако, невзирая на такую метафорическую прямолинейность, безыскусную простоту, «Я не вернусь» действует, нажимая на самые больные темы современного общества, как-от детская жестокость(куда уж Рааг без нее!), человеческое равнодушие, брошенность, отсутствие в жизни моральных ориентиров, духовная безнадега и, в конце концов, в качестве финальной реляции — тема взросления и отрешения от тягостного прошлого, от которого Анна бежит, но на самом деле от себя не убежишь. Оно настигнет все равно, и придется расплачиваться за ошибки, каяться в грехах, припадать к иконам. И не возвращаться в ту тьму, которая раньше называлась привычной жизнью, сотканная лишь из бессмыслиц и пустот.

Бремя авангарда

Алексея Федорченко, снявшего «Ангелов революции», можно отнести к тем авторам, которые реконструируют уже случившиеся события абсолютно художественно и по-своему. Сложнейшее время — 20-е годы прошлого века, Советская Россия. Время тектонических потрясений не только для государственного строя огромной части земного шара, но и для культуры. Советское авангардное искусство и Пролеткульт должны были стать тем противовесом, который отбросит всю старую буржуазную культуру, чуждую победившему пролетариату. Авангардное искусство было призвано совершить культурную революцию и создать абсолютно нового советского человека. Архисложное время, товарищи, для фильма основанного на реальных событиях. Поэтому фильм Федорченко загадочен как пасьянс для непосвященных.

Действие фильма происходит в 1934 году. Том роковом году, когда был провозглашен курс на социалистический реализм уважаемым пролетарским писателем Максимом Горьким. Смена курса, по сути дела, означала отказ от авангардного искусства, трагедии, творческие кризисы, репрессии, лагеря и ссылки. Это было время большой трагедии для локомотива «Советский авангард», который к тому времени сбавил обороты и подрастерял свой революционный пафос. Именно в этом трагическом году было решено реконструировать реальность «Ангелами революции».

Не существовал уже в 1934 году, показанный Федорченко, Наркомат по делам национальностей с часовым с окариной на входе. Не существовал уже десять лет. Тем не менее, именно этим наркоматом была призвана Полина Шнайдер для решения задачи продвижения советского на территорию хантов и ненцев. Их надо подружить с Советской властью. Они ведь в общем хорошие люди, но они всего боятся. Забрали детей из школы, чтобы они не превратились в русских. Во всем слушаются своих шайтанов и шаманов. Очень странно с точки зрения обычной логики. Но не странно для тех, кто верил в Мировую Революцию. Почему Вы в этом?! Так ведь изучаем и Океанию, на всякий случай. Мировая же Революция.

Кто, если не Полина, должна была быть призвана для решения такого сложного вопроса? И очередная манипуляция фактами от режиссера: когда-то Полина Шнайдер от имени советского правительства провозглашала Персидскую Советскую республику. Мы не сможем обойтись без Вас, Полина, мы дадим Вам самых лучших наших бойцов. Более часа экранного времени Федорченко представляет настоящих самураев разных направлений авангардного искусства, не забывая стягивать именно в это время (1934 год) все идеи этих титанов.

Композитор Иван, мечтающий исполнить симфонию для паровозных гудков, имел реального прототипа в лице Арсения Авраамова. Такая симфония Авраамовым действительно была написана и исполнена, но тоже за десять лет до этого в 1923 году, в период расцвета советского авангарда. Дословно авторы цитируют в фильме текст самого Авраамова, описывающий исполнение этой симфонии. Иван любит Полину еще со времен Гражданской, делал ей предложение, но, время изменилось, и Иван отказывается от этой культурной пролетарской конкисты. Я не хочу держать маузер, я хочу держать дирижерскую палочку. Бубен и варган, эти звуки умрут вместе с дикостью туземцев. Я буду наркомом музыки СССР.

Советский кинорежиссер Петр (своеобразная аллюзия на Сергея Эйзенштейна), наоборот, уверен, что хантам нужна культура, нужны музыка, кино и театр. Только искусством их можно приручить к Советской власти.

Художник, скульптор и фотограф Захар — образ собирательный, способный абсолютно на все. В Гражданскую войну — памятник первому богоборцу Иуде Искариоту, защитнику прав человека на устройство мира, который бросил вызов небесам. Как отрезал. И обязательно дьяк как натура для первого богоборца. Перед встречей с Полиной — аморальный фотограф, любитель милых ню немецких барышень. Анечка, повернись, пирожок не видно.

Архитектор Николай, конструктор первого советского крематория, который, к слову, был открыт несколькими годами раньше до событий фильма. Лишь в СССР кремация будет дешева и доступна каждому. Нарком здравоохранения Семашко на презентации действующей модели крематория, переделанной из церкви. Стройте быстрее, а то умру, может быть, скоро и не дождусь его. Прах над полями республики. Вулканом должен быть каждый из нас, вулканом проснувшимся, а не затухшим.

Театральный режиссер Смирнов, активно экспериментирующий с формой, как и его прототип Всеволод Мейерхольд. Товарищ, Вы ведь не латыш, Вы — еврей. Каждому овощу свой срок. Товарищ в ожидании репрессий и расправы.

Каждый из этих людей — величина, большой художник и творец нового искусства, верящий в гуманизм авангардного и готовый служить ему со всем неистовством. Но Система приносит в жертву своих страстных адептов. Они просто ей уже не нужны. Сменилась культурная парадигма. В далеком Казыме они призваны создать новое культурное пространство. И не важно, кем станут эти творцы — ангелами для Революции или всадниками для Апокалипсиса малых народов.

Казым как место и ненцы и ханты как население стали, по мысли Федорченко, частями огромного художественно-культурного эксперимента, призванными измениться благодаря авангардным пришельцам. Посвящение в ворошиловские стрелки, суперматизм Захара, роддом, не пускайте шамана в туземный совет. Все могли стерпеть окультуриваемые, но только не глумление над верованиями и памятью предков. Завтра вы полетите на небо и убедитесь, что никаких духов и богов там нет. «Вы живы?». «Мы уже давно умерли. А теперь пришли за вами», — отвечает Полина на вопрос часового в начале фильма. Авангард мертв, а мы еще нет, поэтому с изуверством фанатиков будем насаждать его в любой тьмутаракани. Мы ляжем животами вниз, мы улыбнемся, мы — мертвые, укройте нас красными флагами.

«Война не закончена, пока не захоронен последний погибший солдат», — сказал когда-то великий Суворов. Перефразируя его можно сказать, что искусство и культура заканчиваются тогда, когда перестают вдохновлять людей. Непростое время послереволюционных 20-х создало на культурном поле абсолютно новое и неповторимое культурное явление — Советский Авангард, которое не осмыслено полностью до сих пор. «Ангелы революции» глазами Федорченко канонизируют ту непростую эпоху средствами кино и выступают как реквием по мечте об абсолютно новом, свободном от груза прошлого, искусстве.

10 из 10