Drummond, Alice. Отзывы на фильмы

Сестра Элоиза занимает пост директора в католической школе. Она ревностно следит за дисциплиной, пользуется беспрекословным авторитетом среди других сестер, выступает против прогресса и носит репутацию цербера за железную хватку. Молодая и наивная сестра Джеймс как-то заметила, что священник выделил одного парнишку среди прочих. Без злого умысла она решила поделиться своими сомнениями с директором. Сестра Элоиза надумала во что бы то ни стало узнать правду. Ей не нужны доказательства вины отца Флинна, потому что она убеждена в ней, ссылаясь на свой многолетний опыт. Но что если на этот раз интуиция ее подвела? Как далеко зайдет сестра Элоиза ради того, чтоб уличить священника в страшном грехе?

Сюжет великолепный. Немного напомнил мне винтербергскую «Охоту». Вся прелесть в том, что сомнения будут терзать не только героев фильма, но и зрителей. Сначала думаешь: «Да что эта химера прицепилась к священнику?». А потом в какой-то момент мелькнет мысль: «А вдруг она права?». Мне нравится, когда персонажи вызывают неоднозначное отношение к себе. Камерность обстановки только усиливает драматургию. Проповедь отца Флинна про сплетни выше всяких похвал, как и разговор Элоизы с матерью Дональда. Пожалуй, я соглашусь с тем, что в сомнениях есть свои плюсы. Людям свойственно ошибаться и все-таки не стоит судить категорично. Иногда очень даже полезно взглянуть на ситуацию под другим углом зрения. Ведь всякое бывает в жизни.

Главный козырь фильма — это актерская игра. Как обычно, Мэрил Стрип затмила всех и вся своим безграничным талантом. Роли волевых женщин ей к лицу. Но Филип Сеймур Хоффман тоже весьма эмоционально сыграл. От эпизода в кабинете, где два оппонента схватились в словесном баттле, мурашки пробежали по спине, настолько меня восхитила их игра. Виола Дэвис появилась всего лишь на несколько минут, но показала такую драму, которые многие актрисы не сыграют за всю свою жизнь. А Эми Адамс весьма убедительна в образе наивной и кроткой сестры. В общем, отличные актеры, хороший сюжет и приятный фильм, оставляющий после себя послевкусие.

Как же иногда приятно вспомнить детство и вернуться туда с любимыми фильмами. Хотя "Охотники за привидениями" у меня больше ассоциируются с мультиком, который шел, если не ошибаюсь еще тогда по ОРТ, фильмы мне тоже нравились. Еще одна прелесть таких фильмов - это переводчики. Их в то время было мало и практически всех их узнаешь по фильмам озвученных в те годы. Итак, трое, кхм, "ученых" занимаются исследованием паранормальных явлений. Причем, они делают это в престижном университете. Понятное дело, что в один прекрасный момент их от туда просят. Но наши друзья не унывают и создают фирму "охотники за привидениями". Вот только звонков ждать приходится очень долго. Но, вот, однажды, к ним обращается девушка, которая рассказывает про существо в ее холодильнике. И с этого момента, по городу прокатывается волна паранормальных явлений и работы у охотников хоть отбавляй. И дела идут успешно, но... Экология спасет мир или почти разрушит. Охотники за привидениями не проходят заурядную проверку эколога и им вырубают электричество, а все существа получают свободу. Ну, а кончается все появлением гигантского зефирного человечка. Очень забавный фильм.

А начиналось всё вполне безопидно.
Не ожидала, что к финалу история перерастёт в мини-боевик с монстрами.
А персонажам придётся из университетских профессоров перекваливицироваться в спасителей мира.
Да, я из тех, кто видел этот фильм впервые.
И даже приблизительно не знала содержания истории.
Ну, разве что на уровне догадок исходя из названия.
В фильме должны быть привидения и кто-то должен на них охотиться.
Собственно так и было.

Но это если очень кратко пересказать суть фильма.
На деле же в сюжете много интересного.
Он динамично развивается.
На первых порах привидения кажутся забавными.
Хотя неприятностей от них немало.
Я бы даже сказала, что весь фильм и персонажи настраивает на комедийную волну.
Тем неожиданней было, что он перерос в боевик.
Ну понятно, что неплохо было бы почитать перед просмотром хотя бы жанр.
Но это явно не для меня вариант.
Поэтому разбираться пришлось по мере просмотра.

Фильм 1984 года и очень заметно, что он старый.
Сильнее всего это отражается на качестве видеоматериала.
Во вторую очередь на спецэффектах.
Сейчас конечно намного больше возможностей, чем почти 40 лет назад.
Ну и декорации, конечно.
И всё же посмотрела эту картину с удовольствием.
Заодно устранила некоторый пробел в своём кинообразовании.

Второй Кауфман за декабрь. Первый мною просмотренный его фильм ( Думаю, как всё закончить, 2020) дался нелегко, он не вылазил из головы, не давал переключиться на другое кино.
Но этот...! Просто нет слов, какой тяжёлый осадок он оставляет за собой. Такое кино смотреть больно. Такое кино смотреть сложно. Потому что главным героем фильма является не человек, а болезнь, психическая. Не могу избавиться от ощущения словно прикоснулась к чему-то болезненному,от чего хочется быстрее и быстрее отряхнуться и убежать, но кажется,что от прикосновения нельзя отмыться да и мысль о том, что болезнь заразная, не даёт покоя...
Кино не для всех, сложное, многогранное, сумасшедшее, депрессивное, давящее, поглощающее. Никому не посоветую. Но оставлю этот очерк о нем здесь, чтобы потом не говорили, что не читали о фильме перед просмотром. А я пока настрою себя на третьего Кауфмана, Быть Джоном Малковичем. А когда-нибудь обязательно пересмотрю "Нью-Йорк, Нью-Йорк".

СИНДРОМ КАУФМАНА. «СИНЕКДОХА, НЬЮ-ЙОРК». Ирина Кушнарева, ИК, 04'2009
Некоторые экранизируют книги. Или комиксы. Чарли Кауфман в своем режиссерском дебюте «Синекдоха, Нью-Йорк» экранизировал синдром, психическую болезнь, названную — в честь открывшего ее врача — «синдромом Котара». Именно такую фамилию носит главный герой фильма, театральный режиссер и депрессивный ипохондрик Кейден. Человеку с синдромом Котара кажется, что он гниет и его организм разрушается, что он уже потерял какие-то органы или даже кровь. Наконец, ему кажется, что он уже мертв. С самого начала фильма у Кейдена целый набор симптомов. Скользя как по метонимической цепочке, его болезнь перемещается с одного органа на другой. То не расширяется зрачок и не вырабатывается слезная жидкость, то, наоборот, слюна. То вдруг случается эпилептический припадок, позднее сохраняющийся в виде тиков и судорог, с которыми Кейден Котар легко уживается. И зубы у него болят нетрадиционно, по принципу смещения — то пятерки, то шестерки. Котар даже не может как следует расслышать, к какому врачу ему идти, что и понятно, учитывая столь неустойчивое состояние его организма. Герой проецирует свои болезни на окружающих подобно тому, как, смотря телевизор, он видит во всех героях себя: будничное чувство без всякой эйфории. На совместном сеансе у семейного психотерапевта его жена Адель признается, что мечтала о том, чтобы Кейден умер и она смогла начать жизнь с чистого листа без чувства вины. Их четырехлетняя дочь разражается слезами, узнав, что у нее в организме, как в доме, тоже есть «трубы», по которым течет кровь:

«Я не хочу кровь!».

Как в «Алисе в стране чудес» нематериальные слова пересекаются с материальными телами и приносят этим телам физические страдания. «Есть психоз, это как у нашей мамы, а есть сикоз, ужасные прыщи на коже, как у меня», — объясняет Котар маленькой дочери на прогулке. По-английски звучит одинаково, возможно, поэтому у Кейдена Котара сикоз вызывает психоз или наоборот. Мать увезет маленькую дочку в Берлин, там ей покроют все тело татуировками из райских цветов — такой художественный проект. Но однажды цветы на коже начнут вянуть и скукоживаться, и девушка умрет, обронив увядший лепесток розы. А Кейден Котар будет тосковать по покинувшей его Адели, вторично женится на актрисе Клэр и будет весь фильм любить билетершу по имени Хейзел, живущую в горящем доме, то есть буквально рядом с тем огнем, который в конце концов ее убьет. Такова канва этого затейливого фильма, напоминающего лучшие страницы книги знаменитого врача-нейропсихолога Оливера Сакса «Человек, который принял свою жену за шляпу».

Фильм Кауфмана по стилистике чем-то напоминает кино Дэвида Линча. Не случайно, что снимал ленту Фредерик Элмес, работавший оператором на «Синем бархате», «Дюне» и «Диких сердцем». Но, возможно, у Кауфмана фильм получился мрачнее линчевских. Может быть, потому что у Линча все происходит в измерении, статус которого не определен, оно может оказаться и объективным, и субъективным. Это как посмотреть, границы размыты. У Кауфмана весь сюжет разворачивается внутри сознания героя, пораженного прогрессирующей болезнью.

Как если бы одного синдрома Котара было недостаточно, Кауфман добавляет еще одну болезнь, близкую к нему с точки зрения нейрологии, — синдром Капграса. В качестве подсказки эта фамилия помещена в список жильцов дома, который в одном из эпизодов читает Котар. Больные с синдромом Капграса испытывают трудности с идентификацией лиц, в частности, перестают узнавать близких, у них развивается иллюзия, что родных подменили, что все вокруг — двойники (изначально по-французски эта болезнь называлась «бред двойников»). В фильме синдром Капграса находит парадоксальную реализацию в профессиональных занятиях Кейдена Котара — в его грандиозном театральном проекте.

Кейден Котар, утрачивающий вследствие болезни границы собственной личности, пытается полностью объективировать свою жизнь, построив особую театральную машину. Когда ему неожиданно присуждают специальный грант «за гениальность», он может наконец выйти за узкие рамки регионального театра и замахнуться на большое модернистское произведение в духе Джойса или Малларме. Произведение, бесконечно разрастающееся и дублирующее жизнь. Вписывающееся в эзотерические традиции театра, в котором репетиции так никогда и не перерастают в спектакль. В одном из эпизодов это выглядит как машина симультанного театра: гигантское плато в заброшенном ангаре, на котором одновременно разыгрываются сотни микроэпизодов жизни Кейдена Котара. У каждого персонажа «из жизни» есть двойник-актер, у актера есть дублер, у дублера соответственно тоже должен быть дублер, и так до бесконечности, пока в тотальный спектакль не окажется втянуто все человечество. «Никто не является статистом!» — восклицает прозревший эгоцентрик Котар. Его опус магнум, к которому ему никак не удается подобрать название, призван включить в себя каждую мелочь, каждую случайность человеческого существования и сделать ее важной и неслучайной. Тут целый клубок борхесовских мотивов: и Фунес, чудо памяти о всей целокупности опыта, и Пьер Менар, дословно пишущий-переписывающий «Дон Кихота», и карта, идеально и в полном масштабе совпадающая с картографируемым объектом...

Этот необъятный театр соотнесен с тем, чем занимается любимая и утраченная жена Котара Адель. Она делает крохотные портреты ню, которые можно разглядеть только при помощи линзы ювелира. Театру как аппарату фрагментированного макрозрения, в котором отдельные сегменты могут так и не сложиться в единую картину, противопоставляется микрозрение, инсценирующее взгляд вуайера, смотрящего в замочную скважину. Театр Кейдена Котара — как египетские пирамиды, — Кант писал, что они могут быть восприняты только с определенной дистанции, иначе происходит экстенсивное накапливание частей, которые так и не «схватываются» восприятием. Но сама эта дистанция здесь отсутствует: все или слишком мелко, под «мелкоскопом», как у Адели, или слишком укрупнено, как у Котара.

В то же время это Произведение становится для Кейдена Котара устройством по улавливанию стремительно утрачиваемых смысла жизни и идентичности. Котар фактически конструирует выносной мозг. «Фильм-мозг» — так Делёз называл картины Алена Рене, создававшие нечто вроде модели работы мозга. Театральная конструкция Котара тоже воспроизводит работу мозга, поэтому лента Кауфмана, как ни странно, оказывается близкой к «церебральным» фильмам Алена Рене. В какой-то момент эта машина начинает продуцировать смысл практически самостоятельно и без участия главного героя. Переломный момент наступает, когда на прослушивание является Сэмми, человек, следивший за Кейденом и фиксировавший все детали его жизни. Сначала Котар назначает его на роль себя в спектакле, а потом делает своим дублером и в жизни. Вскоре Котару уже не нужно им руководить, тот и сам знает, что делать и говорить. Случайные, алеаторные связи, завязывающиеся между участниками гигантского проекта, когда Сэмми — Кейден приглашает на ужин реальную Хейзел, а реальный Кейден после похорон матери остается на ночь с дублершей Хейзел, словно воспроизводят активность синапсов как зон мозга, в которых образуются случайные связки и сцепления.

С одной стороны, разрастающееся количество двойников-дублеров становится для Кейдена Котара способом заклясть смерть. Всегда найдется двойник, чтобы умереть вместо него, как умирает Сэмми, бросившийся вниз с театральной конструкции. Театр превращается в машину бессмертия. С другой стороны, Котар не в состоянии удерживать свое детище под контролем, а его болезнь прогрессирует. В итоге он покорно уступает режиссерское место актрисе, приглашенной играть Эллен, уборщицу, нанятую Аделью убираться в ее нью-йоркской квартире. Иногда сама Адель принимает Кейдена за Эллен по телефону, иногда ее престарелая соседка отдает ему ключи от квартиры в уверенности, что он и есть Эллен. Кейден Котар все сильнее идентифицируется с Эллен, которая постепенно полностью захватывает власть над его сознанием. Это крайняя степень болезни: второстепенный герой полностью поглощает автора. Вот уже Котар вставляет себе в ухо наушник, и Эллен режиссирует его слова и действия. Созданная Котаром машина получает полную автономию, превращая его, демиурга, в один из своих винтиков, а затем саморазрушается. Фильм заканчивается на том, что театр-мозг «погорел». Трудно сказать, сгорел ли театр, потому что в мозгу Кейдена Котара произо-шли необратимые изменения. Или же, наоборот, распад сознания героя ускорился из-за пожара в театре. У Кауфмана получился бескомпромиссно мрачный фильм с аннигилирующим выводом в конце: все является всем (Everything is everything) и каждый является кем угодно, любым другим (Еveryone is everyone). Все границы между индивидуальными личностями разрушены, все переходит во все, а значит, и в Ничто. Высокий модернистский опус оказывается машиной отрицания и разрушения.

Чарли Кауфмана уже давно обвиняют в непростительном солипсизме. Эндрю Трейси в журнале Cinema Scope отметил, что Кауфман сумел создать такой механизм, при котором те, кто выступает с обвинениями в излишней депрессивности и мрачности, по сути критикуют не сам фильм, а личность его создателя. Он проводит параллель с Бергманом, сравнение, естественно, не в пользу Кауфмана: «Там, где у Бергмана интроспекция ведет еще глубже внутрь, Кауфман претендует на Высказывание с большой буквы, и эта попытка терпит полный провал». В развитии этой темы Трейси указывает, что подобная гигантомания с построением больших экстенсивных структур и стремлением ответить на «Великие вопросы» характерна для нынешнего американского независимого кино в целом и вписывает Кауфмана в линию, намеченную Коэнами в «Старикам здесь не место» и Андерсоном в «Нефти». И все-таки можно возразить, что у Кауфмана гигантомания медиируется личностью героя и вписанным в сюжет микро- и макрозрением. Гигантский театр Котара — осложненная синдромом Капграса защитная реакция на полупорнографические миниатюры его жены, оставившей в его психике неизгладимую травму. Модернистская гипертрофия творческого эго, бесконечное расширение сознания подрывают в фильме сами себя. Но эта сложносочиненная конструкция надежно защитила Чарли Кауфмана от ядовитых уколов критиков...отсюда

Тридцать третья позиция в топе-250. Фильм «Пробуждение», который я посмотрел сегодня вновь заставил меня поверить в силу врачебной научно-исследовательской мысли, в то, что можно наслаждаться полноценной жизнь даже после таких тяжёлых болезней, которые не предусматривают восстановления. Такие фильмы вселяю в вас надежду на то, что если будут у нас такие доктора, как доктор Сэйер, то у нас процент выздоровевших будет больший, для пущего драматизма действие развернули в больнице для хронических больных, тех кому по определению жить осталось немного, но фильм потому и называется «Пробуждение», что главный герой сумел найти способ лечения смертельных заболеваний. И пусть первое время ему никто не верил, потому что не было достаточно доказательств, но со временем ему будут доверять.

Для врачей главная благодарность — это здоровый пациент и «спасибо» от родственников. Это пронзительная история о том, как встать с колен и вырваться на свободу от мучающих нас недугов, стать человеком после серьезных болезней, ощущать себя не спящим летаргическим сном, а дышащим свежим воздухом и способным написать своё собственное имя. Эта картина способствует укреплению духа и уверенности в своих собственных силах, даёт надежду и воплощает на экранах мечту всех тех, кто надеется на выздоровление. Будьте здоровы и ищите по жизни себя, быть может, когда-то вам повезёт и вы найдете лекарство, способное спасти человеческую жизнь, или объединитесь с близкими, которых до определенного момента не замечали, потому что ваш хронический недуг портил вам жизнь, и вы даже сказать не могли о том, что вам неудобно, или как-то выразить свою точку зрения. Живите и радуйтесь жизни, наслаждайтесь её дарами и помните «Жизнь прекрасна».

Актерская игра бесподобна. Великолепно сыграл Роберт де Ниро, всему что он творит на экране хочется верить, за его персонажа переживаешь, весь трагизм жизни написан на его лице, а Робин Уильямс тоже постарался, его доктор — это человек, умеющий переживать и сострадать, серьезная роль, к которой актёр подошёл со всей серьезностью и он прекрасно создал образ «пытливого ума», не теряющего надежду на лучшее, что и приводит к положительному результату.

Отличный фильм, рекомендую к просмотру, кино которое даёт положительные эмоции и дарит радость, весь мир преображается и становится ближе к свету. За отличное попадание в образы, за драму, которая заставляет поволноваться и за положительные эмоции этот фильм получает

10 из 10

Второй фильм, в котором прекрасный Робин Уильямс предстает перед зрителем в роли доктора. "Целитель Адамс" разительно отличается от "Пробуждения". Если первый это более веселый фильм, трогательный, с юмором и светлой надеждой, то "Пробуждение" к концу становится невероятно тяжелой драмой, но все таки дарит проблеск надежды. Мне фильм напомнил роман "Цветы для Элджернона", который тоже оставил глубокое впечатление. Врачи, особенно, который берутся за тяжелые случаи и надеяться на то, что смогут излечить пациентов очень смелые и очень сильные, если могут продолжить дело даже после неудачи. Неудача даже в обычном житейском деле воспринимается тяжело. Даже сложно представить, что переживают и пациенты и врач, когда понимают, что после многих лет отсутствия в этой жизни, им подарили некоторое время, но его скоро отберут. Особенно это тяжело понимать тем, кто смог включиться в современную жизнь и знает, что рано или поздно симптомы вернутся. Каково врачу понимать, что он дал ложную надежду, подвел пациентов, не смог выполнить обещание. И какое надо иметь упорство, чтобы даже после неудачи продолжить исследование и все таки надеяться.
Мне было непривычно видеть Роберта де Ниро в такой роли, однако его таланта хватило на то, чтобы прекрасно сыграть ее. Робину Уильямс будто создан, чтобы играть врачей, у него получается передать тот трепет, радость и сочувствие, которые часто ждут от врачей. В этом фильме он мне понравился больше, чем в "Целителе".