Отзывы на фильмы Натальи Сурковой без оценки

…бесконечно-печальная игра на контрапунктах…

…«Солнечный удар» Никиты Сергеича Михалкова 2014-ого — это, в сущности, весьма вольная экранизация одноимённого (…довольно короткого…) рассказа писателя-эмигранта Ивана Алексеича Бунина 1925-ого и его же дневниковых упражнений 18-ых — 20-ых годов минувшего века, опубликованных под общим названием «Окаянные дни». При этом первоисточники от литературы в самом положительном смысле переписаны, переработаны и разве только не перепаханы вручную так, что вполне и в общем можно было бы обойтись и без о них упоминания. Да самых титров финала зрителя преследуют две глобально переосмысленные Михалковым сюжетных линии…

…первая и, наверное, основная — безымянный белогвардейский капитан несуществующей уже де факто армии барона Врангеля томится в фильтрационном лагере Рабоче-Крестьянской Красной Армии в конце 1920-ого, в условно и весьма туманно поименованной «югом России», но довольно несложно узнаваемой Одессе. Пленные белые офицеры имперских войск в большинстве своём покорно и безропотно срезают с шинелей погоны и сдают их воспитанному, вежливому и сдержанному красному комиссару. Нарком погоны аккуратно выбрасывает в близлежащий мешок, разбитые золотопогонники молчаливо и обречённо ждут решения главного командования. Юнкер с блаженной физиономией и натянутыми шуточками норовит сделать всем групповое фото. Дёрганый, злословящий ротмистр порывается начать бунт. Подавленный и напуганный полковник нервно оглядывается на каждый неуставной шорох. Чубатый есаул в лихо заломленной папахе трогательно перебирает лакированные детские игрушки. Главный протагонист — тот самый неназываемый капитан — слоняясь по лагерю на негнущихся от шока ногах, попеременно бормочет в окружающую прострацию два извечных вопроса, единых для всех уже проигравших свою войну: «…неужели всё это вправду произошло?..» и «…как такое вообще могло начаться?..». Эта часть повествования, собственно, и показывает, как всё закончилось…

…а вторая нарративная направляющая, по сути и, видимо, в некотором роде, чуть более опосредованная, как раз-таки и призвана ввести зрителя в суть того, как оно самое — это вышеописанное всё — и началось. Здесь, внутри солнечных и ностальгических воспоминаний, поникший капитан, ещё и не он вовсе, а простой и радостный молодой поручик. Плывущий по реке Волге на комфортабельном и уютном белоснежном речном пароходике и очертя голову, отчаянно влюбляющийся в смазливую попутчицу. Оба рассказа внутри киноленты, окромя капитанской буйной головушки, более никак не перемежаются. Но, конечно же, намертво связаны, переходят одна в другую и намекают друг на друга с завидной и приятной постоянностью…

…и вот это-то настойчивое перемещение обратными прыжками назад-вперёд от мрачно-серого ужасного «сейчас» до светло-радостного прекрасного «тогда» и оказывается мощнейшим михалковским эффектом восприятия и вовлечения в подпространство его «Солнечного удара». Ленту поочерёдно, словно героя канонического ершовского «Конька-Горбунка», окунает то в парное романтичное молоко любовных притязаний, то в крутой, обжигающий идеологический кипяток, то заунывную, леденящую философскую стужу. Эффект от такого мультитемпературного экспансивного помпадура — напряжённо эмфатический. То есть — натурально зрителя если и не лишающий совсем прямо равновесия, то уж определённо — сбивающий с панталыку…

…«Солнечный удар» можно, конечно, сухо, скрупулёзно и тщательно препарировать. Качество и уплотнённость его внутренностного аллегорического и автоцитатного наполнения здесь попросту космически запредельные. С отягощающими, что называется, обстоятельствами. А можно просто прочувствовать душой. Оба эти аспекта понимания сути картины — импровизированные, в виде полярных «аверса» и «реверса» противопоставления — одинаково положительно сказываются на общей зачётной оценке творения Михалкова. И в таком ракурсе режиссёр предстаёт теперь никак и совсем не обозначенным в заглавных стартовых титрах Буниным. А, скорее, цельным Львом Николаичем Толстым. С его олимпийской неуклонностью, титанической широкостью и гигантскими аггравациями. И вывод отсюда, из конца заключительных титров и под аккомпанемент Государственного академического Кубанского казачьего хора, напрашивается однозначный и только следующий. Ну обязан, прямо-таки, Никита Сергеич срежиссировать свою «Войну и мир»! Должен — и всё тут! Ну, а мы, естественно, подождём. Ещё лет пять. Ну, или, скажем, десять. Чего уж там, ждали уже и поболее…

…ЖэКеХапокалипсис…

…в типичном и даже заурядном городке на тридцать тысяч душ в одну из зимних ночей происходит следующее. Молодой и не испорченный ещё системой труженик жилищно-коммунального хозяйства Дмитрий Иванович Никитин (…Артём Быстров…) прибывает на срочный вызов в девятиэтажное социальное общежитие. На одном из поверхов случился порыв отопительных труб. По приезду выясняется, что повреждение тепловых сетей на самом деле — сущая ерунда; настоящую проблему здания малосемейки трудно переоценить даже невооружённым глазом. Эсхатологическая трещина насквозь, в оба конца, с девятого по первый этажи прорезала весь пока ещё жилой конструктив. Катастрофический разрыв поминутно прогрессирует в своей убийственной деструкции. И в случае непринятия окончательного решения вопроса по принудительному отселению восьми сотен постояльце, в конечном итоге станет для здания и всех внутри находящихся причиной скорейшего и незамедлительного коллективного перехода в лучший из миров…

…тонкая душевная организация не даёт доблестному, принципиальному и честному до одури сантехнику оставить всё как есть. И направляет его в самое настоящее, пера практически Луи-Фердинанда Селина, странствование на край ночи. Чудесным образом главгерой попадает в элитный ресторан, где справляет 50-летний юбилей местная градоначальница — Нина Сергеевна Галаганова (…Наталья Суркова…). Не менее волшебным способом Дмитрию удаётся прямо там, под звон бокалов чудный, пронять бессменную вот уже 20 лет подряд мэршу серьёзностью и ответственностью сложившейся ситуации. Галаганова безотлагательно, тут же, в малом фуршетном зале ресторации созывает чиновничий, высшего городского руководства совет. В ходе прений с лёгкими нотками паники, взаимных обвинениях в повальном казнокрадстве и отвратном двурушничестве всплывает, например, такое. Капитальный ремонт в обветшалом здании оказывается проводился, и не раз. Что правда, всё больше исключительно внутри отчётно-сметной документации. А на очень и очень рачительно сэкономленные средства каждый из присутствующих на заседании импровизированного экстренного штаба представителей высшего местечкового сословия отгрохал себе по четырёхэтажному фешенебельному особняку. А добрая половина — так и не по одному такому…

…в ходе дальнейшего развития фигур этого смертоубийственного, коррупционного паучьего кордебалета зрителю становится предельно понятно, что все эти ненасытные челюсти капитализма прекрасно отдавали себе отчёт о реальном состоянии дел задолго до явления блаженного дурачка-слесаря. И в этом оформившемся противостоянии — большая, огромная прямо структурная находка отличнейшего фильма режиссёра Юрия Быкова. Дмитрий здесь представлен не просто дураком из названия ленты, на которых, как гласит народная мудрость, вся страна держится. В эпицентре отчаянно мрачного рассказа над всем царством тьмы у Быкова возвышается чуть ли не православный великомученик. Для которого сама мысль о том, чтобы свернуть с пути спасения восьми сотен душ злосчастного общежития представляется в лучшем случае смертным грехом. Наперекор всем ужасам и кошмарам он проносит сквозь нарратив свои гипертрофированные нравственность, стоицизм и бескомпромиссность. Что позволяет автору картины из глубокой социальной драмы вылепить буквально притчу ветхозаветной конфронтации. В которой силы света и тьмы обречены биться до последнего вздоха и скончания времён…

…силы зла в лишённом надежды и прочих добродетелей городишке властвуют беспредельно, безраздельно и можно даже сказать — безгранично. Их образы и воплощающие актёры подобраны сногсшибательно. Тут вам и упоминавшаяся уже городовая Галаганова, криводушно заламывающая руки и обливающаяся крокодильими слезами по непосильно наворованному богатству. И продувной, злобно и хищно зыркающий из-под косматых бровей заместитель мэра по вопросам ЖКХ Фёдор Матвеевич Федотов (…Борис Невзоров…), оказывающийся у самой развязки единственным из всей адовой своры не до конца утратившим понимание норм морали и человечности. Есть тут и реальный тёмный владыка всех городских земель и людских душ — воландообразный криминальный авторитет Богачёв (…Юрий Цурило…), удачно мимикрирующий под предпринимателя, бизнесмена и мецената. И местечковый главврач Тульский (…Сергей Арцибашев…), жуликоватый и гадкий хирург, который почку у пациента отрежет и про запас прибережёт. И китоподобный главный полицмейстер Саяпин, на вопрос о взятках бессовестно отвечающий: «Я человек русский, я не взять не могу»…

…к совершенно непредсказуемой развязке «Дурак» не даст вам ответа ни на какие из более всего просящихся на язык вопросов. Ни «…кто виноват?», ни «…что делать?». Решена не будет даже морально-нравственная дилемма из слогана к рекламной компании ленты — «…успеет ли он спасти всех?». На псевдо-совещании городская руководительница изрекает немного модифицированную в угоду всеобщей продажности сакральную истину — рыба гниёт с головы, но если я гнилая, то и вы все тоже. И тут стоит вспомнить и приобщить к показанным событиям другое мудрое изречение — каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Вот и выходит так, что рыба-то гнилая не только на голову, а вся целиком. Контингент в аварийной коммуналке показан и впрямь — залюбуешься. Избивающие своих жён смертным боем вечнопохмельные пьяницы, прожжёные из мест не столь отдалённых закоренелые сидельцы, упарывающиеся незаконными психотропами до состояния критической невменяемости подростки. Одним словом — вырожденцы, сброд, шваль и нелюди. Как говорится — и жизнью не живут, и смертью не помирают. Нужно ли их, таких спасать? Ведь если, словами омерзительного Богачёва, всем поровну всё раздать, хорошо-то не станет. Да и на всех всё равно ничего не хватит. Не лучше ли самим хотя бы жить как люди? Чтоб хоть кому-то в этой клоаке было достойно? Коннотация подобных рассуждений предельно цинична, если не вконец нравственно преступна. А уж ответ, отповедь на такое даёт по обыкновению сама жизнь…