Jacobs, John. Отзывы на фильмы c нейтральными оценками

При упоминании такого ныне вышедшего в тираж жанра, как эротический или мелодраматический триллер, первые киноассоциации для большинства подкованных на праздниках кинематографической плоти зрителей будут самыми верными ввиду того, что история этого жанра была крайне успешной, но в то же время и скоропостижной. «Роковое влечение» и отчасти припочковавшийся к нему «Основной инстинкт»(несмотря на всю эротику, тот памятный фильм Верховена был все-таки о другом, чем просто о плотском нацизме и власти женщин), не говоря уже о всяких «Разоблачениях», «Дурных влияниях» и «Цветах ночи», выковали из первооснов семейно-бытовой триллер как таковой, все драматургические коллизии в котором сводятся или к высвободившемся на волю звериному эротизму, за которым следует жестокая расплата, или к сакраментальному реализму, подводящему на выходе жирную красную моралистскую черту над заплесневевшей мыслью о том, что все семьи счастливы одинаково, но каждая семья несчастлива по-своему. Взлет этого жанра легко объяснить желанием потешить горячим, но не чрезмерно запретным ту благопристойную публику, не желающую в реальности нарушать уютные пределы собственной семейной кормушки, обольстить ее красивым пороком, с тем намерением, что бы за определенный порог его не заходить. В большинстве случаев старые-добрые эротические триллеры были не более чем тривиальной басней с моралью, что все мужики сво…, а бабы — су…, но после всех сексуальных приключений оные все равно заслуживают права на исправление и прощение. Иногда даже кровавой ценой. В ХХI век постмодернизма и извращения всего чего угодно не только Богу, но и Сатане, жанр потихоньку канул в Лету, и любые попытки воскресить жанр, даже в сугубо эстетском виде, как это проделал Брайан Де Пальма в пастишеобразной «Страсти», к примеру, оборачивались полным и справедливым провалом. На место томной эротике со страстями сугубо бытового плана пришел гиперреализм, гипернатурализм и гипермачизм. Реальность стала отливать изумрудами избыточности, морализаторство стало навязчивым, а эротика — склизко-порнографичной.

«Парень по соседству» Роба Коэна кажется картиной, начисто вырванной из современного кинематографического контекста, будучи очень архаичным и лишенным любых признаков режиссерской индивидуальности творением, которое мало того, что принадлежит к самой устаревшей жанровой форме, не внося в нее никаких существенных поправок, так и оправдывает ее едва-едва. Для небезызвестного Роба Коэна, успевшего засветиться во многих жанрах, достигнув не всегда в них ощутимых успехов, «Парень по соседству» является не более чем амбициозной попыткой исправиться после удручающего провала «Я, Алекс Кросс», однако на поверку эта попытка становится самой зверской из всех существующих пыток ввиду того, что обращение Коэна к неизведанному для него жанру оборачивается тотальным неумением выдать пускай и предсказуемый, но все-таки привлекательный эротический триллер. Но сами законы жанра изначально сковывают все нехитрое художественное пространство фильма с его усредненными стереотипными домами в лакированном американском пригороде, с его, как на подбор, идеальными обитателями, сверкающими белозубым акульим оскалом, с его махровыми лужайками неестественно зеленого цвета. Яркий фасад, за которым, вполне традиционно, таятся неземные страсти-мордасти.

Отсутствие какого бы то ни было стержня реальности в картине компенсировано присутствием в ней же в громоздящемся количестве густой патоки фальши. Вместо обычных людей, коими были тот же Дэн Галлахер и Алекс Форрест, у Роба Коэна в «Парне по соседству» ожившие манекены, действующие схематично, запрограммированно, говорящие головы без явных мотивов, кроме как разогреть свою постель да утолить на первых порах нереализованную жажду риска. В этом искусственном, нарочито красивом мире, населенном лишь привлекательными псевдогероями, не может быть ничего неожиданного, и даже пылкий возлюбленный-тире-маньяк со сдвигом на всю фазу не может изменить что-либо в пользу большей реалистичности. Внутренняя трансформация из горячего любовника в жестокого сталкера лишена надрыва, ломки, а жертва лишена напрочь приземленности и обыкновенности. Не мудрствуя лукаво, «Парень по соседству», лишь переставив пару слагаемых и низведя все конфликты до противостояния полов, при том, что лента предлагает массу тем, где приницпиально можно разгуляться вдоволь(а это и проходящие пунктиром отношения между зрелой женщиной и парнем с не обсохшим на губах молоком — в той же «Моей госпоже» все было тонко и изящно, а в «Парне по соседству» тупо-топорно; и тема согласия на жестокость со стороны женщины, не говоря уже об одиночестве как главном виновнике всех бед современных мадам предбальзаковского возраста, падких на молодое, но опасное тело), не истеря при этом столь прямолинейной клишированностью, переписывает заново «Роковое влечение», будучи при этом невнятным, предсказуемым и крайне ленивым с точки зрения режиссерского исполнения творением, сводящем все к тому же привычному — все мужики — полные сво…, но иногда с ними хочется поиграть, что и проделала главная героиня со своим милым другом по соседству, став заложницей собственной похоти и глупости. Будучи так или иначе эдаким слишком наивным сюжетом из безымянной мыльной оперы, срывающейся в финале на фальцет с фанерой, а весь драматизм превращая в силлогизм и абсурдизм. Но только вот все без исключения мыльные пузыри имеют дурную привычку лопаться, заодно портя воздух вокруг своей сферической пустотой и простотой.