Окрашенный кровью закат ложился тенистыми мазками на зеркальное пространство комнаты, в которой в страстном акте похоти переплетались тела мужчины и женщины. Воздух вокруг, пропитанный коксом и виски, был накален от секса, неумолимо приближался финал, апогей этого любовного танца, готовящегося обернуться танцем смерти, dance macabre. Оргазм охватил взмокшие тела, плоть готовилась к капитуляции, и сверкнул в золоченной полутьме нож, и кровь хлынула на белые простыни, и инстинкт убийства возобладал над инстинктом выживания и инстинктом самосохранения. Над всеми иными инстинктами, кроме жажды владеть её телом с тем, чтобы потом быть проглоченным этой дерзкой паучихой.
Совершенно не нуждающийся в излишних представлениях, эталонный в своём жанре эротического триллера «Основной инстинкт» Пола Верховена на первый взгляд с лёгкостью прочитывается как картина о безмерной, практически садистской власти женщин над мужчинами, о тотальной власти тела над разумом, о силе секса и слабости сильного пола. В сущности это так и есть, однако фильм намного более замысловат, чем может сперва…
Читать дальше
Окрашенный кровью закат ложился тенистыми мазками на зеркальное пространство комнаты, в которой в страстном акте похоти переплетались тела мужчины и женщины. Воздух вокруг, пропитанный коксом и виски, был накален от секса, неумолимо приближался финал, апогей этого любовного танца, готовящегося обернуться танцем смерти, dance macabre. Оргазм охватил взмокшие тела, плоть готовилась к капитуляции, и сверкнул в золоченной полутьме нож, и кровь хлынула на белые простыни, и инстинкт убийства возобладал над инстинктом выживания и инстинктом самосохранения. Над всеми иными инстинктами, кроме жажды владеть её телом с тем, чтобы потом быть проглоченным этой дерзкой паучихой.
Совершенно не нуждающийся в излишних представлениях, эталонный в своём жанре эротического триллера «Основной инстинкт» Пола Верховена на первый взгляд с лёгкостью прочитывается как картина о безмерной, практически садистской власти женщин над мужчинами, о тотальной власти тела над разумом, о силе секса и слабости сильного пола. В сущности это так и есть, однако фильм намного более замысловат, чем может сперва показаться. Кэтрин Трэммел одинаково хорошо примеряет на себя роль палача и жертвы, объекта страсти и субъекта лжи в то время как сама она тот ещё мистификатор. Как и любой писатель, она рассматривает всех как своих прототипов, перенося в мир реальный собственные выдумки, и воплощая их подчас чужими руками. А что если все показанное в фильме всего лишь ещё один роман зловещей беллетристки, подчиняющей людей исключительно во имя своих целей? Полностью пустой от лирических отступлений и инфернальных сновидений, «Основной инстинкт» к финалу сам начинает напоминать не то алогичный сон недремлющего демона, не то отрывок из криминального чтива, поскольку загадка о жестоком секс-убийце оказывается неразгаданной, ибо сама Кэтрин, как основной демиург своей и чужой жизней, ещё не решила толком нужен ли ей больше Стрелок или нет. С самого первого, высказанного авторами вслух момента своей основной биографии (а про жизнь Кэтрин зритель знает не так-то уж и много) загадочная femme fatale была окружена пороком и смертью, и рано или поздно, но тьма должна была её поглотить. И обман стал её новым ликом, а литература — главным алиби. Но при этом в картине не только находит своё отражение тема разрушения стены между вымыслом и реальностью, но также раскрывается и идея женской самоидентификации, ведь Верховена гораздо больше интересует не Ник, с которым, впрочем, ассоциируют себя большинство мужчин (отдельно хочется упомянуть, что такая идентификация происходит почти со всеми классическими героями Майкла Дугласа), а Кэтрин, женский вариант Герарда из «Четвёртого мужчины», но лишь отчасти ввиду нарочитой синефильской наполненности ленты.
Так толком и не распрямив пружину детективной интриги в финале, Верховен в «Основном инстинкте» не только стремится создать эдакий откровенный вариант «Головокружения» Альфреда Хичкока, по сравнению с которым фильм Пола Верховена всего лишь пастиш, или перефразировать собственного же «Четвёртого мужчину». «Основной инстинкт» является тесно взаимосвязанным с «Бритвой» Брайана де Пальмы, и даже главное орудие убийства не кажется таким уж случайным. В далёком 1972 году итальянский мэтр хоррора Умберто Ленци выдал на гора джалло «Нож для колки льда», сюжет которого начинается с гибели родителей 13-летней Марты Колдуэлл. То же самое, гибель родителей, как известно, произошло в жизни и Кэтрин Трэммел, но если Марта психически сломалась, став немой, то Кэтрин стала лишь сильнее и опаснее. И чем не её отражение в кривых зеркалах Элизабет Гарднер? Её доппельгангер, боящийся своего Я и предпочитающий маски, новые имена, тающие личности. Верховен, взяв из довольно таки паршивого фильма Ленци часть сюжетного скелета, нарастил на него свою плоть, но сохранив в качестве эдакой синефильской подсказки нож для колки льда, который что в джалло Умберто Ленци, что в воплощенном мире сексуальных фантазий и фетишей Пола Верховена играет роль в сущности сугубо второстепенную, фрейдистскую. И густо смешав воедино Фрейда и Гегеля, Хичкока и Ленци, секс и насилие(а говоря словами Андрея Плахова об Эмире Кустурице, центральными темами творчества и Пола Верховена в том числе являются мачизм, брутализм и витализм), реальность литературной выдумки, влажные сны и тьму людских пороков, дешёвый пальп и высокий стиль, Верховен провокационно ответил на извечный вопрос: «Что хочет женщина?». Быть сверху, играть со своим любовником в игры страсти и не отпускать его ни на миг, держа не столько его сердце в своих окровавленных руках, трепещущее от предвкушения, сколь за член, покорный в этих же самых руках невинной дьяволицы. Любые инстинкты, кроме сексуальных, полностью атрофируются, и снова будет кровавый закат, и новый роман той, для которой все её книги это и есть жизнь, ибо в самой её жизни слишком много смертей. Ей придуманных, ей реализованных, ей написанных.