Long, Trevor. Отзывы на фильмы

Пересматривала в рамках ТТТ по запросу "донельзя романтический герой" и внезапно понравился больше чем раньше.
Перед самым выходом на пенсию доктору Миклеру передают пациента, считающего себя Доном Жуаном де Марко. Не реинкарнацией или последователем, а именно ныне живущим де Марко. И доктор Миклер, отличный специалист, внезапно не спешит его лечить, а наоборот - с огромным интересом выслушивает истории юноши. Коллеги чуть ли не крутят пальцем у виска, но поскольку доктор всё равно выходит на пенсию, судьба пациента зависит лишь от него самого.
Честно говоря, фантсоставляющая - похождения Дона Жуана, коим уделено немало экранного времени - не так интересны, как то, что происходит вокруг: как доктор медленно переосмысливает реальность, как возвращает жену, как сам юноша подбрасывает сюрприз врачебной комиссии. И финал, конечно, тоже замечательный.

Вы спрашиваете, понимаю ли я, что нахожусь в психиатрической клинике. Да, понимаю. Но почему при этом я продолжаю утверждать, что вы дон Октавио, а я гость на вашей вилле? Потому что вижу то, что не видимо глазу.

Новый Орлеан в душных туманах отравляющих газов и тошнотворных миазмах промышленных выхлопов, затерянный в потусторонней зловещей реальности бесконечного кошмарного сна, рождающего лишь чудовищ. Город, затерянный на задворках капитализма и брошенный всеми, кроме ангелов смерти, блуждающих на останках после Катрины. Место человеческого существования, субстрата нормальной жизни, густо населенный бандитами, уголовным и полууголовным сбродом, реднековской публикой, обитающей не в уютных домах на два и более этажей, а в грязных лачугах, смердящих дешевым алкоголем, терпким табаком, коксом и травкой, а также кровью, плотью, спермой и рвотой. И в этом живущем вне всяких правил обиталище двое локальных дилетанствующих криминальных элемента Фрэнки и Расти по науськиванию одного бандита с кликухой «Бельчонок» совершают ограбление казино, которое держит славный парень Марки Траттмен. Дилетанты во всем дилетанты, и очень скоро по их милые души придет киллер-философ Джеки Коган.

2008 год. В то время как вся Америка выбирала между прогрессистом-демократом Обамой, обещавшем перемены и светлое будущее для всех и каждого, и архаиком-консерватором МакКейном, отстаивающем со всей своей удалой прытью старорежимные идеалы управления неумершей Холодной Войны, экономика терпела крах, и этот неизбежный финансовый коллапс породил и коллапс социальный. Вышедший в канун очередной президентской гонки, фильм новозеландского режиссера Эндрю Доминика «Ограбление казино» 2012 года(данного постановщика отчасти можно считать последователем традиций Тарантино и Гая Ричи, впрочем, без их изощренного постмодерна и зверской вплоть до брутального визуального натурализма иронии), впервые широко представленный публике на очередном Каннском кинофестивале, не более чем приманивает зрителей гангстерской интригой, являясь по сути своей броской политической сатирой, в которой нет сакрального поклонения американской демократическо-республиканской системе, а есть инфернальная ядовитая критика, воспевающая во всей своей парадоксальной уродливой привлекательности и неонуарной красоте эгоцентризм и индивидуализм, противопоставляемый корпоратократии и реляциям ура-патриотизма.

Основанный на романе известного американского писателя Джорджа Хиггинса «Дело Когана», творчество которого Голливудом откровенно проигнорировано и до сей поры(ранее единственной картиной, снятой по Хиггинсу, был триллер «Друзья Эдди Койла»), фильм Эндрю Доминика тем не менее скорее оторван от событийной реальности книги, в которой политики было менее минимума, зато пряного нуара — по программе максимум. Классические персонажи произведения — брутальные преступники и их жертвы по обстоятельствам — превращены режиссером в некие сублимированные субстанции, не архетипы и не стереотипы, а просто типы характеров, в которых яркими мазками обрисована сама Америка в своей неприглядной дуалистической сущности.

Фрэнки и Расти такие же жертвы губительной системы, как и Джеки Коган, но, если герой Брэда Питта сподобился приспособиться, подняться над всеми и облагородиться, лишившись, впрочем, малозначительной гуманности, в которую никак не вписывается даже его традиция нежного ласкового убийства, то сии протагонисты не более чем тип традиционных неудачников, не умеющих лавировать между жизненными преградами, а потому обреченных на кафкианский ад и быструю неласковую смерть. Оттого ещё более заслуженную, ведь в стране тотального эго быть никем суть очень опасно и очень глупо, при этом даже толком не осознавая ввиду своей очевидной ничтожности что глупость тоже наказуема, а маленький человек никогда не возвысится, если не снизойдет на него, что вряд ли, божественный инсайт. Увы, орлеанские дебилы слишком соответствуют концепции Гегеля, а потому понимание собственной судьбы им дано не будет, deux ex machina не подарит хэппи-энд, а киллер-философ, вершитель и решатель, не поймёт и не простит.

В этих невеселых, печальных клоунах, существующих в наркотическом тумане бессодержательных галлюцинаций и снов, угадываются и аналогичные герои братьев Коэнов из «Фарго», к примеру. Но там, где у Коэнов обличительность обретает плоть гротеска, у Доминика это бытописательский реализм в характерах и зримая эстетизация насилия этих нежных американских убийств с привкусом горько-острой в своей правдивой очевидности политической сатиры. И, хоть финальная речь Джеки Когана кажется излишне прямолинейной в своей декларативности, она отнюдь не условна и метафорична. Эти фразы подобны смачному плевку, топтанию на могиле, садизму, возведенному до состояния фетишизма. Это приговор, не требующий никаких апелляций, приговор, приведенный Коганом в многократное исполнение. И разгоряченный курок им взведен вновь, приставлен к виску… Казнить нельзя помиловать. Джеки Коган уже расставил все знаки препинания, и зритель лишь волен наблюдать очередной акт нежного в своей беззаботной жестокости смертоубийства.