Отзывы на фильмы Станислава Тикунова без оценки

…азбука тщеславия и дистопия тошнотворности…

…Британия, период между концом XVII-ого и началом XVIII-ого столетий. Всю западную континентальную Европу и даже часть заокеанских колоний Америки охватила геенна войны за испанское наследство, начавшейся в 1701-ом году после отбытия в лучший из миров последнего испанского короля из династии Габсбургов — Карла II Одержимого. Счёт потерь личного состава и мирного населения по всем расходным статьям идёт уже на сотни тысяч. Цифры по тем временам — неимоверные. А на английском троне восседает слабоустойчивая, неуравновешенная, вспыльчивая и тяжелобольная королева Анна — последний монарх династии Стюартов и первая правительница соединённого Королевства Великобритании. Фактически она всего лишь исполняет роль царственной декорации — мучимая подагрой, ожирением, безумием, одиночеством и бездельем королева правит разве только чашником для срыгивания излишков греха чревоугодия да семнадцатью кролями — по одному на каждого из не рождённых или умерших во младенчестве её детей. Ближайшая наперсница — Сара Черчилль, герцогиня Мальборо, отвратительно и жёстко манипулирует больной королевой в интересах личного достатка и своего герцога, командующего в это время британскими оккупационными корпусами и дивизиями на континентальной передовой…

…где-то между всеми этими милейшими эпизодами любви, дружбы и полного взаимопонимания прекрасного дворцового жития-бытия в кадре появляется разбитная служанка-карьеристка из обедневших придворных — Абигейл «…пока солдат в маршрутной карете зажмурившись мастурбировал, я выпала из дверцы в сточную канаву с хорошо размешанным конским дерьмом…» Хилл. Которая, на самом деле, конечно же, была никакой не Хилл. А прямо-таки и баронессой Машам. И приходилась к тому же кузиной той самой королевской фаворитке герцогине Мальборо. Но режиссёр Йоргос Лантимос о таком предпочёл тактично умолчать…

…то, что происходит в подпространстве «Фаворитки» далее, страшный и дурной сон любого и каждого поклонника — и особенно поклонницы! — костюмированных драм и мелодрам. Автор хотел, видимо, разыграть по всем правилам увлекательную историческую ленту с необычными приёмами, свободной трактовкой фактов и фирменным чёрным юмором. Но, очевидно, в каких-то художественных уравнениях закрался трагический просчёт. Зрители получили отталкивающую, аллергенную, непролазную картину. Которая, однако, представление о позднесредневековой Британии меняет с гарантией. Потому как фильм настолько посредственен, что это уже даже в некоторой мере достоинство. И вот в чём дилеммный вопрос — разумно и терпимо ли считать достоинством недостатки?..

…а их здесь, кинематографических повреждений и слабостей, с очаровательным переизбытком и радостной лихвой. Вырвиглазная аляповатость и выпуклые вовнутрь кадры с тошнотворными пространственными искривлениями, словно подглядывающие сквозь современные камеры слежения в общественных, простите, клозетах. Акупунктурные, в две ноты и по полчаса продолжительности, раздражающе зудящие музыкальные темы. В один из таких отвратных моментов, когда тормоза зрительского восприятия уже практически отказывают, в ленту сквозь прогнивший и растрескавшийся потолок с весёлым гиканьем проваливается тема булимической рвотофилии и неконтролируемого чревоугодия. И вот тут неспособность остановиться оказывается для режиссёра и его кинематографического детища фатальной. А что ещё хуже — после такого ещё и включается ведомственная манера Лантимоса нанизывать гротеск на абсурд, когда зрителю и так уже дурно. Одним словом — хари в струпьях, морды в чирьях, сопли сталактитами. Всё это обильно тщательно и вымешивается с содержимым дворцовых ночных горшков. У королевы омерзительная гангренозная подагра, которую изо всех сил мажут толчёным и обслюнявленным подорожником и оборачивают сырыми говяжими ломтями. В «Фаворитке» повседневность настолько рутинно страшная и кошмарно бытовая, до того все уже измучили и задолбили друг друга, что иначе как чудом это всё не перешибить. Но вот только чуда-то режиссёру так в итоге и не подвезли. Уж лучше было бы совсем никак, чем вот так. Хотя получилось и в самом деле — никак. Но вот то ли это самое «никак», которое совсем или даже хуже, чем это самое «никак»? Вопрос, скорее, риторический…

P.S. …на сладкое — одна из редчайших иронично-забавных и действительно стоящих цитат из:
«— Вы явились соблазнить меня или изнасиловать?
— Я же джентльмен!
— Значит изнасиловать…»

…анимированный, любопытный буклет из жизни французской богемы позапрошлого столетия…

…три юные французские барышни, достаточно повзрослевшие для сплетен о мужчинах, о них же, собственно, и хихикают. Скабрезно-метафорически именуя воздыхателя одной из них «садовником с нежными руками». Каковому, гхм, «давно настала пора возделать сад» самой младшей из них. За окном — самый конец девятнадцатого века. А вот о существовании другого окна, тайно интегрированного в огромное зеркало помещённое на одной из стен в их комнатке для прихорашиваний, девушки совсем и вовсе не подозревают. Все они дочери известного весьма в те времена почтенного и именитого поэта, писателя, переводчика, библиотекаря-антиквара, действительного члена Французской академии и одного из основоположников «парнасского направления» во французской поэтике — господина Жозе Марии де Эредиа (…Скали Дельпейра…). Зеркальное «окно», что называется — с сюрпризом, потому как с обратной стороны за прелестницами подглядывает тоже поэт, но при этом литератор-модернист и фотограф-эротоман с весьма богатой фантазией по имени Пьер Луис (…Нильс Шнайдер…)…

…каким путём таковое инфернальное устройство для бесстыдного подглядывания вообще появилось в доме подобного тонкого интеллектуального уровня и столь высоких моральных и нравственных ориентиров — никак не объясняемая по ходу представляемой истории загадка. Да и не в этом здесь суть. Заглавная партитура, она — в безудержной любви одной из тех самых барышней-дочерей зовущейся Мари (…Ноэми Мерлан…) к упомянутому месье Пьеру. Художник от фотографии девушку тоже любит, но взаимность чувств омрачает третий угол выстраивающейся любовной геометрии. Это, не поверите, также автор стихов, новелл и романов Анри де Ренье (…Бенжамен Лаверн…). С фантазией, экспрессией, тактом и проявлением взаимных чувств у данного гражданина сильно похуже, чем у любвеобильного Пьера. А вот с финансами и общей забубённой серьёзностью на данном этапе — несравнимо получше. В итоге расстроенная Мари идёт под венец с женихом обладающим тугим кошельком и лицевой пластикой главного персонажа повести Амадея Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король», а ничуть не менее опрокинутый в чувствах Пьер аскетично отбывает в добровольную ссылку на Восток…

…экранизация целиком реального адюльтера, по факту ставшая возможной из-за тщательно задокументированной взаимной, впечатляюще многообъёмной и удивительно чувственно-любовной переписки означенных выше Марии в девичестве де Эредиа, а по замужеству де Ренье и Пьера Луиса. Французская режиссёрша преимущественно короткого метра Лу Жёне сняла свою дебютно-полнометражную «Куриосу» в привычном для массового впечатления о французском кино жанре плотско-романтической и фривольно-фантазийной эротической мелодрамы. Жёне, и сама этому по всей видимости чрезмерно удивляясь, обнаруживает в своём визионерсокм нарративе тончайшие особенности и мельчайшие подробности: от лакированных по последней моде девичьих ноготков до фотоальбомов и писчих аксессуаров. Позволяющих буквально окунуться с головой в атмосферу Парижа тех восхитительных времён. И, как следствие, вольно или не совсем, но всё же принять на веру и наполнить личностным эмоциональных происходящий в кадре будоражащий и чувственный любовно-сексуальный вихрь…

…по вдумчивому ознакомлению «Куриоса» получилась стройной суммой всех своих составляющих; ни более, но и никак не менее. Да, лента Жёне в самой своей сути является именно что в полной мере яркой и изящной, красивой кинематографичной эротичностью. Картина наделена необходимым, если и не чуточку предвосхищаемым обилием радующих глаз зрителей обоих полов прекрасных женских абрисов, форм, линий и изгибов в их элементальном, исконном, безо всякой пошлости вуаеристском естестве. И это настоящее, истинное и непременное достоинство «Куриосы». Тем не менее, это же — её, ленты, главный, основной и единственный недостаток. Интерпретация реальной истории любви замужней нелюбящей дамы к несколько инфантильному, но бесконечно преданному и всякий новый раз безудержно восхищающемуся ей одной любовнику вышла откровенно женской. Нет, не стоит понимать неверно, творение француженки Лу Жёне талантливо, элегантно и за малым разве только не исключительно. Но всё это несколько камерно и практически без претензий. Ждущим откровений или грандиозных разоблачений «Куриоса» может показаться пресной, бесцветной, размытой и скучноватой. И в этом, наверное, лучше всего извлекается нехитрая, но многомудрая мораль настоящей любви и истинных чувств…

…ведь искренняя взаимность, она не про громкие обеты, заверенные бумаги, штампы в паспортах или финансово-моралистские обязательства. Она всегда из одной лишь милой заботы и сумасшедшей нежности. Из регулярных согласий и временных размолвок. Из постоянных встреч и кратких расставаний. Из счастливой тоски и детской обиды. Из мгновенных истерик и долгих разговоров. Из трогательных поцелуев и смешных неловких объятий. Она из всего того, что, затмевая рутинность и повседневность бытия, приносит с собой счастье наслаждением и оставляет по себе удовольствие послевкусием. И, спросите себя — это ли не самое забавное определение того великолепного ощущения, заставляющего его хотя бы единожды испытавшего поверить в собственную ненапрасность?..