Инна Выходцева. Отзывы на фильмы

…чувственная драматургия социалистического мелодраматизма…

…в центре повествования, растянувшегося на два с половиной часа кинотеатрального времени и два десятка лет экранного хронометража, история трёх подруг, понаехавших покорять столицу из периферийного захолустья. Выдержанная и решительная Катерина трудится на заводе. Скромная и простоватая Антонина работает штукатуром. Взбалмошная и мечтательная Людмила вкалывает на хлебозаводе. Вторая в итоге выйдет замуж за простого работягу и нарожает ему троих сыновей. У третьей случится бурный и почти авантюрный брак с явно не изуродованной интеллектом восходящей звездой советской хоккейной сборной. Закончится данное супружество его исступлённой алкозависимостью и её закономерным разводом. Основная же и самая интересная жизненная повесть как раз оказывается у первой героини. Катерина закрутит роман с останкинским телеоператором Рудольфом. Вскорости от него забеременеет, родит девочку и окажется им же брошенной. Несмотря на такой удар судьбы, дочку Александру она благополучно и целиком самостоятельно вырастит. Где-то между роддомом и любовными метаниями закончит профильное высшее учебное заведение и сделает головокружительную карьеру на своём же заводе до уровня директора предприятия с тремя тысячами подчинённых ей лично работников…

…успехи в сфере самореализации, что правда, соседствуют в главной героине с дефицитом достижений в личной жизни. Отсутствие любимого мужчины в жизни Катерины действует на неё угнетающе. До той самой поры, когда в вагоне пригородного электропоезда ей не встречается слесарь из некоего неназванного в ленте научно-исследовательского института по прозванию Гога. Который представляется в дальнейшем то Гошей, то Жорой; а время от времени и вовсе — Георгием Иванычем. В меру нахальный, относительно интеллектуально наполненный, немного эксцентричный, со своеобразной жизненной позицией он с первого взгляда и начальной фразы приходится Катерине весьма по нраву. С последующим развитием взаимной симпатии до состояния обоюдной влюблённости…

…по смыслу определения и точкам восприятия, «Москва слезам не верит» в современных терминах и обозначениях — классический сюжет о девушке самостоятельно добившейся успеха и построившей карьеру собственными усилиями. Одновременно с этим, кино режиссёра Владимира Меньшова это женская история о женской судьбе. С известной долей простоты, ни в коем случае не доходящей до пошлых банальностей. Пожалуй, лента одинаково сильна, филигранна и утончённа в первую и главную очередь тем, что это «просто» кино. Звучит такое определение до странноватого избито, но секрет успеха творения Меньшова именно в просторечных лёгкостях и несложных натуральностях. «Москва…» — не история сооружения социализма в некоем сферическо-вакуумном пространстве затерянного в лесах селения. Картина не заигрывает со зрителем, не бахвалится и не усложняет чрезмерно там, где без этого можно непринуждённо обойтись. Здесь без приторных избытков и в идеальных пропорциях нарратив мастерски приправлен сердечными переживаниями, мировоззренческими соображениями, животрепещущими экивоками и исключительной драгоценности цитатами. Ну кто, например, нынче не в состоянии до последней буквы и каждого знака препинания повторить, допустим, такое: «…ляпай. Но ляпай уверенно. Тогда это называется точкой зрения». Или этакую сентенцию: «…шашлык женских рук не терпит. Вон, идите туда, — ваши места в зрительном зале». А классическое: «Полюбить — так королеву! Проиграть — так миллион!» и вовсе знает сейчас каждый первый. В совокупности всех этих прямых достоинств режиссёру удалось добиться полного эффекта погружения. Даже, наверное, буквального врастания зрителя в придумано-реальную жизнь трёх подруг…

…публика на самом деле околдована Меньшовым и его киносочинением уже тогда, когда в кадре появляется замечательный Владимир Басов. Он тут представляется просто Антоном, без отчества. Потому как оно, отчество — исключительно для подчинённых. И произносит вслух самую главную содержательную ценность фильма: «…в сорок лет вам будет казаться, что вот теперь только и начинается ваша жизнь». Для Катерины это изречение станет чародейским заклинанием и сказочным пророчеством. Когда Меньшов включит кинематографическую хроносферу и зритель вместе с персонажами окунётся во временную протяжённость пространственных координат удалённостью в двадцать лет от произнесённой фразы, она, устало сидя на дощатой лавке междугородней электрички, наконец поймёт — никогда не поздно начать всё заново. Каким бы запоздалым это самое всё вокруг ни казалось…

…«Москва слезам не верит» уже несколько десятилетий неизменно приводит в восторг и подкупает своим очарованием новых зрителей. И ласково окутывает уютным восхищением верных и родных уже почитателей. Она — тихая, мягкая сказка. Добрый, душевный сувенир. Выдержанное, умиротворяющее удовольствие. Маленький и нежный ломтик непритворного киношного волшебства. Яркая и чуткая фантазия о настоящей любви. Которая, как известно, не замечает, не допускает и не приемлет никаких преград…

…путешественное приключение туда и обратно с высшим смысловым озарением «была не была!»…

…блаженная и диковатая сельхозработница в очень, гхм, зрелых годах (…Нонна Мордюкова…), собравшись проведать собственную взрослую дочь, внезапно в первую очередь для самой себя покупает билет до областного центра в спальный вагон повышенной комфортабельности подвижного железнодорожного состава межгородского сообщения. Внутри люксового купе её невольно поджидает влюбившийся с первого взгляда командировочный главный инженер неназванного рыбхоза (…Андрей Петров…) с портативным вентилятором на батарейках наперевес. Поругавшись, разбежавшись, повздоривши и изрядно выпивши греческо-грузинской винной амброзии (…доярка, по-мужицки крякнув и занюхавши благородный нектар засаленным рукавом, изрекает из недр носоглотки сакральное: «какаягадасть!»…), новоиспечённая парочка вовсю принимается подворковывать. Дальнейшее воспроизведение, поддерживаемое взятой изначально тональностью трагикомичной театральщины, неумолимо скатывается в крикливый и забавно-грустный кавардачный балаган о трудностях эмоциональных привязок отдельно взятой безымянной семьи…

…нарративная завязка при пристальном рассмотрении фокусируется безбрежно-камерной историей близких сношений эмоционально-родственного характера. Ну, или, с противоположного ракурса и в превалирующем сверхвосхитительном диапазоне регистров — как краткое тезисное изложение вообще в принципе всего в локально взятой системе взаимотношенческих межличностных связей семейного типа. Формулировка тут, уж не обессудить зрителю, сурово и весело упирается в чистейше кристализованную межличностную вкусовщину. Но, не стоит наивно и доверчиво обманываться, «Родня» — выспренный и ошлифованный театр сюрреалистического кафкианского абсурда. Не зря здесь по несколько раз звучит набатным рефреном восклицательно вопрошающее «а кто это?!». Преимущественно, естественно, из пылающих уст героини Мордюковой…

…безусловно наверняка и абсолютистски точно угол взаимоотношений близких родственников, вычерченный филигранной и резкой словно выстрел биссектрисой из разных поколений и социально-культурных слоёв общественного коллективного бессознательного, в первой к тому времени, 1981-ого года, постановочной почти-комедии Никиты Сергеича Михалкова, получил непредсказуемое, непрогнозируемое, местами аффектаторское, а временами милое и поэтичное звучание. Которое, к зрительскому доброму изумлению, кое-где по течению хронометража приобретает отчётливые нотки едкой сатиры и едва ли не саркастического фактажа. Вся эта кипучая химико-поведенческая взвесь заставляет волей и неволей работать органы психологических чувств. Вызывая попеременно бурное веселье и задумчиво-меланхолические размышлизмы. Вот в этом находка Михалкова как нельзя более вкусна, навариста и полезна. Что не выходит в «Родне» понять рассудком, таковое стоит прочувствовать, уловить интуитивно, что называется. Затронуть внутренним нервом на уровне подсознательного инстинктивного…

…резюмирующий аккорд расставляет акценты именно туда, откуда всё начиналось — на бесконечную, до горизонта, железнодорожную гладь. Принудительно открытый финал провоцирует невозможное — абсолютно скомпрометированная семейно-бытовая трагикомедия, обвешанная гирляндами бытовой трезвости идиом по типу «детей-родителей», «разводов-скандалов», «прошлый-пьющий, нынешний-гулящий» одномоментно вырастает в колоссальную притчу тонкости миров и невозможности возможного. Такое никому, практически, кроме настоящих мастеров постановки вслух и думать-то неприлично. Пошло получается в лучшем случае, в прочих — вовсе никак. Но ведь на то здесь режиссёрствует и Никита Сергеич, чтоб было разительно так, как оно стало. Дабы набор ситуативных прелюдий выпестовать играючи в истолкование высшего значения правды жизни. Разве нет?..

…правдивая сказка о волшебной реальности…

…осенняя Москва 1976-ого. В большом столичном статистическом госучереждении работают одновременно оба героя «Служебного романа» режиссёра Эльдара Рязанова. Первый — Анатолий Ефремович Новосельцев (…Андрей Мягков…) — сорокалетний холостяк с двумя малолетними сыновьями. Карьерно имеет чин старшего статистика. По факту — лишён всяких, даже чисто умозрительных перспектив дальнейшего роста по вертикали и в должности. Разведён, брошен первой супругой, ушедшей от него к другому мужчине. Крайне застенчив, косноязычен, весьма и очень не уверен в себе. Характер покладистый. Вторая — Людмила Прокофьевна Калугина (…Алиса Фрейндлих…) — руководитель данной конторы. Тридцатишестилетняя одинокая и неопрятная женщина. Но со служебной «Волгой» (…та самая, пользуясь крылатой фразой из самой картины, «…не машина, а малогабаритная квартира»…), с персональным водителем и фешенебельной жилплощадью в центральной части столицы всея Советского Союза. Несмотря на все материально-карьерные блага и достижения, гражданка оная — невероятно несчастна, одинока и личной жизнью предельно не обременена. Посему, за не имением домашнего очага и любимого мужчины, героиня Фрейндлих является на службу первой, уходит последней, погружается в процесс до самого конца и усиленно вытравливает из себя самой любые и всякие гендерно-феминные начала. Подчинённые по такому прекрасному психопортрету за глаза придумывают начальнице очаровательное прозвание «Мымра»…

…разбирать «Служебный роман» с серьёзным лицом и по всем правилам критиканства — чудовищно сложная и невообразимо непосильная задача. Творение Рязанова к моменту написания этих строк настолько превзошло все мыслимые и не таковые границы и квоты, отведённые для классификации произведениям изящных искусств от кинематографа, что воспринимать ленту в контексте одной лишь только экранной иллюзионарии попросту невозможно. Тут уже, как и у многих других шедевров до гениальности, действуют механики контркультурности. Цитаты из «…Романа» используются нынче всеми поколениями на уровне народных поговорок. Причём, часть из произносящих, если и слышала о первоисточнике этих сентенций, то скорее всего и наверняка не видела его воочию…

…секрет подобного врастания в плоскости зрительского восприятия, продолжающегося уже без малого четыре с половиной десятка лет, кроется, надобно думать, вот в чём. В художественном наполнении «Служебный роман» находится в идеальном состоянии гармоничной квазистатики между воздушной, душевной и романтической «Иронией судьбы…» и иронично резковатым, снабжённым острыми гранями сатиры «Гаражом». Данная кинолента являет на обозрение всем понятную и глубоко вовлекающую метаморфозу безнадёжной «мымры» и забитого тихони без радужных, да и вообще — каких бы то ни было перспектив. И вот здесь, режиссёр, творец и кудесник Рязанов оборачивается магом и волшебником, выдающимся бардом своего времени, доподлинным и достославным утешителем. Который с невыразимо мудрой, самую малость лукавой и невероятно сердечной улыбкой, с искромётной фантазией и практически ребяческим ощущением шалости и озорства показывает и даёт поверить всем нам — порой ведь и правда, мечты сбываются. А великое чувство любви способно не только побороть занудство, упрямство, рутину и набивший оскомину скучный и устоявшийся быт, но и дать возможность ещё раз поверить в себя. Осмотреться и узреть — настоящее, человеческое счастье всегда с нами рядом. Достаточно просто хотя бы раз сбросить с себя оковы слабости и неуверенности, и говорить, говорить до слёз, говорить до полной хрипоты самые правильные и нужные, но такие трудные подчас слова…