Gonda, Nicolas. Отзывы на фильмы

Лента Терренса Малика в своё время не прошла незамеченной и со стороны вашего покорного слуги предпринимались попытки посмотреть это кино, но всякий раз было ощущение, что к этой ленте я не готов, поскольку мне не был доступен тот уровень откровенности, к которому эта лента располагает. Но спустя десять лет пришло время открыть ленту и поделиться впечатлениями и некоторыми мыслями по этому поводу.

Повествовательный критерий или нарратив. Мы наблюдаем за развитием 11-летнего Джека, одного из трех братьев. Поначалу ребенку все кажется чудесным. Глазами своей души он наблюдает за поступками мамы. Она представляет собой любовь и милосердие, в то время как отец пытается научить сына, что в реальном мире на первое место необходимо всегда ставить себя. Каждый родитель старается переманить Джека на свою сторону, и он должен примириться с их притязаниями. Действительность становится мрачнее, когда главному герою в первый раз приходится столкнуться с болью, страданиями и смертью. Некогда абсолютно ясный мир превращается в лабиринт. Весь сюжет ленты - тонкая метафора взаимоотношений Человека и Бога, в которой мы просто созерцаем. Не следим за историей драмы некой семьи, где есть три брата и отец, требующий послушания и строгого соблюдения дисциплины и послушания. С другой стороны - мама снисходительная и нежная. Но это не о конфликте поколений. Здесь замысел в понимании глубинной сути отношений между жизнью и смертью, хаосом и порядком. Соединении в одном разных начал бытия. Семейная драма, художественное кино и фильмы о природе из серии BBC без бесящих комментариев. Хорошее соединение с большими идеями в основе. Что понравилось.

Визуальный критерий или техническое сопровождение ленты. Каждый кадр ленты источает красоту и хочется смаковать кадры из космоса, морские глубины, волны океана и прекрасное музыкальное сопровождение. Вставки с потрясающими пейзажами, извержениями вулкана, зарождением звёзд, жизнью динозавров могут показаться скучающему зрителю, не способному воспринимать иносказание, как набор ничего незначащих картинок, и это вполне естественно. Лента выступает в качестве фильтра между между понимающим зрителем и среднестатистическим пожирателем поп-корна. Но стоит отдать должное оператору - ракурсы камера берёт просто фантастические, картинка получилась сочная и вкусная. Чуть ли не каждый кадр так и просится на рабочий стол. Композитор Александр Деспла написал эпичные и проникновенные мелодии, идеально попадающие в атмосферу и настроение ленты. Каждая мелодия своевременна, нет случайных звуков. Достойное приобретение в ваши плейлисты.

Актерские работы. Три актёра здесь центральные и все играют отлично. Брэд Питт примерил на себя новый образ и он ему к лицу. Искренность реакций и откровение простоты. Джессика Честейн также органична в своей роли, непростые эмоции пришлось переживать, но опыт этот полезен. Шон Пенн практически не говорит ни слова, он в основном сидит, думает, или идёт по берегу моря. Однако как трудно одной лишь мимикой, взглядом, едва уловимыми движениями лица показать свои переживания, чувства. Настоящая вершина актёрского мастерства! Актёры дубляжа идеально попали в образы, сыгранные актерами. Наталья Грачёва писала Джессику Честейн и её реплики, многоликая. Может делать как молодых, так и возрастных. Юрий Деркач писал Питта, часто работает там, где Брэд играет роли, не свойственные его амплуа. Раннее писал его в Трое Петерсена. Валерий Сторожик писал Джека взрослого, в ранние годы его писали сыновья Василия Дахненко Иван и Фëдор, приятно видеть крепкую династию в работе.

В качестве вердикта. Сейчас такое кино не снимают. Миром правят тренды и повестка, а размышлять о человеческом бытии и ценности жизни потребителям не свойственно. Редкое кино, в котором каждый кадр красив, а сюжет не важен. Лишь звук и образ, рисуемый в голове. Такая лента стоит знакомства, в нём есть свет и искренность в привычном понимании этого слова. Всем здоровья, добра и хорошего кино!

Очевидной тенденцией в мире большого Голливуда последних полутора лет является обращение к его корням, истокам, к постижению его истинной непредельной сущности, существующей на тонкой грани между явью и вымыслом, реальностью кинематографической и реальностью обыденной, а по сути — вневременной. Голливуд пытается понять сам себя, но все больше запутывается. И «Звездная карта» Кроненберга, и «Хичкок» с «Девушкой», и — частично — «Бердмен» Иньярриту(хотя тамошнее пространство много больше обычного высказывания на тему театра и актерствования), не говоря уже о готовящемся к выходу «Аве, Цезарь» братьев Коэнов — все эти фильмы в той или иной степени, но переосмысливают природу Голливуда, превращая его в место бесконечного кафкианского кошмара, в котором синематические творцы стали заложниками собственного искусства. Впрочем, с последней по счету крупной режиссерской работой Терренса Малика, «Рыцарем кубков» 2015 года, представленном в рамках Берлинале, все крайне относительно. С Маликом вообще все относительно, ибо, как ни пытайся встроить его в общепринятую канву, все будет не то, половинчато и отрывочно. И, хоть на первый взгляд кажется, что «Рыцарь кубков» продолжает линию острокритических выпадов в сторону Голливуда, увы, сие мнение ошибочно и поверхностно, хотя без едких уничижительных плевков и издевательски эффектных комментариев в сторону нынешней лос-анджелесской праздной знати Малик не обошелся совсем, но без излишнего зацикливания.

Завершающий неформальную трилогию о бытие, начатую еще в 2010 году «Древом жизни», в 2012 году продолженную «К чуду», «Рыцарь кубков», в отличии от тех двух картин цикла, даже не пытается иметь видимую сюжетную структуру, хотя сама история главного героя со множеством ответвлений все равно вырисовывается более-менее конкретно. Начав высчитывать логарифмической линейкой перпендикуляры нарратива, зрителя ожидает самая, пожалуй, доступная из всех Истин противоречивого Малика. Сценарист Рик, утративший вдохновение и вкус к жизни, на всем протяжении лишенного любых всплесков осознанной драматургии повествования блуждает по Лос-Анджелесу, кружится в медленном танце рефлексии на фоне веселящейся публики, кричащей гламуром голливудской знати, для которой он свой, но фактически уже чужой, далекий, иноприродный. Но блеск и нищета голливудских кинокуртизанок меркнут перед личной историей самого Рика, которую Малик рассказывает намеками. Рик — это муж, разлюбивший свою жену и полный несусветной апатии вообще ко всяким женщинам(Рик и Женщины в картине ловко рифмуются с аналогичной расстановкой в «Сладкой жизни» Феллини, более претенциозной вариацией которого и является отчасти «Рыцарь кубков»). Рик — все равно что Мерсо из «Постороннего» Камю, встроенный в современную систему координат большого Голливуда, который предстает в своем китчевом лоске и выхолощенной пустоте. Глянец буквально слепит глаза, искусственность, вычурность и манерность побеждают все и всех. Долина Кукол становится Долиной Смерти, и Рик фактически обречен или на погибель, или на бунт. Но первое Маликом лишь только предполагается, а второе — невозможно. Рик плывет по жизни да и только. Он — наблюдатель, не вмешивающийся в большую игру; он лишь ждет воли свыше, сбывшихся предсказаний, неутраченных надежд. Но с той же высокой степенью уверенности можно трактовать все происходящее в «Рыцаре кубков» и как плод невоплощенного на бумагу воображения самого Рика, как его тягучий кинематографический сон, который длится ровно столько, сколь пожелает сам исписавшийся сценарист, творящий в своем пограничном разуме словно Бог, лишенный божественной сущности — Человек-миф, помещенный в бессмысленный по сути своей мир архетипических мифов Голливуда. Рик и сам режиссер, который предпочел свой творческий уют большой суете, становятся пресущественными Отцом и Сыном, создающим на экране собственную субъективную реальность, в которую зритель должен просто поверить, отменив и подменив любые реальные контексты, не интересующие Малика ввиду своей очевидной прозаичности. Прозу жизни режиссер заменяет ритмической поэзией кадра, изысканным монтажным рисунком, философической всеохватностью.

Вообще, характерная для Малика стилистика остановившегося времени, приправленная вербализацией «правильных», морализирующих авторских тезисов, оборачивающихся в ряде случаев прямолинейным морализаторством в полном же отсутствии зримого нарратива и эдакой струящейся визуальной многослойной и многословной декларативностью(Малик-Пророк и Малик-эстет едины в своем лике с наступлением нулевых, хотя с темой Платона он, допустим, чересчур переборщил, буквально ткнув зрителей в одну из основных философских твердынь, на которых стоит его фильм), в «Рыцаре кубков»(а таковым является сам Рик) достигает своего апогея, красота запечатленного момента неслучайным Любецки сосуществует с красотой зрелой умозрительной авторской мысли, которая движет всем в фильме, но при этом в картине четко соблюдено единство времени и действия. За пределы Лос-Анджелеса Рик почти не выходит. Малик намеренно делает хронотопическое пространство замкнутым, превращая Город Грез в Город Слез — невыплаканных, невыстраданных, невысказанных, откуда, покуда не придет Знание, невозможно будет выйти, покинуть пределы собственной экзистенциальной ловушки, в которую Рик загнал себя сам, пресытившись, но не пожелав искать что-то новое, неизведанное.

Рик — это старший брат, ненавидящий младшего. Сын, который боится собственного отца, истово служащего Богу. Сызнова рефренизируя темы религии, «Рыцарь кубков» из метафизической притчи, из которой жанрово расходятся волны семейной драмы и сатиры на поп-кинематограф, становится притчей религиозной. Рик — это Каин, близкий к тому, чтобы убить своего Авеля, и блудный сын, не желающий возвращаться в родной дом, ибо там, среди мельтешащих в своей бесконечности призраков прошлого, придется исправляться. Ну, или хотя бы попытаться. Однако сложно поддаться чужой воле того, кто ломает собственных детей, того, для кого вера это много больше чем смиренные молитвы и покаяние. Безжалостный Отец, в уста которого режиссер вкладывает легенду про юного египетского принца, забывшего самого себя и смысл своего существования — легенду-лейтмотив всей картины, бесспорно, склонен быть неправым, его жесткость привела к очевидному краху семьи, в которой нет более согласия, но Отец, по Малику, равен Богу, и отвергая Отца, его непутевые сыновья отвергают и самих себя, свою истинную сущность. Только вот младший по-прежнему обитает подле, тогда как старший предпочел предательски надеть маску, спрятаться на голливудском маскараде, до поры до времени не понимая, что прошлое его настигнет. Глубинный кризис личности Рика не решить уже просто вернувшись к началу, к питательному витальному естеству.

Режиссер и сценарист этого фильма, Родриго Гарсия - сын знаменитого писателя Габриеля Гарсия Маркеса. И во многих смыслах это фильм не столько об Иешуа и Иегове, сколько о самом режиссере, живущем в тени более знаменитого отца=). Оператор фильма - рекордсмен Эммануэль Любецки, который получил три Оскара три года подряд, и надо признать, что фильм смотрибелен только из-за его изумительной синематографии.

Юэн МакГрегор тоже хорош, хотя он, пожалуй, единственный высокооплачиваемый актер, который никогда не дает себе труда изобразить какой-либо акцент, кроме собственного. Это не средний шотландский акцент, это именно макгрегоровский акцент, очень узнаваемый и довольно курьезный. В эпизодах, где МакГрегор изображает Дьявола, он до боли напоминает Рентона из Трейнспоттинга:). Это, действительно, очень прикольно. Герои говорят на современном английском, нет ни малейшего намека на какие-то библейские цитаты. Есть немного сортирного юмора.

К сожалению, Гарсия не унаследовал писательского таланта великого папы, и сценарий отличается удивительной водянистостью. Пока я не прочитала интервью с режиссером, я была уверена, что весь фильм - это предсмертные галлюцинации умирающего на кресте Иешуа, а безымянные члены семьи отражают разные стороны его личности и внутренний конфликт. Умирающая женщина символизирует приближающуюся смерть, бессмысленная стройка - повторяющийся и такой же бессмысленный цикл жизни, палатка - гробницу и т.п. Все оказалось гораздо проще и банальнее, Гарсия на самом деле мыслит этот сюжет как странствия Иешуа по пустыне. Ну... в этом случае лучше посмотреть "Последнее искушение Христа", оно по крайней мере заканчивается впечатляющей кульминацией и не оставляет ощущения бессмысленности и бредовости.

Героически высидел два часа, дабы, наконец-то, иметь свое собственное мнение об этом противоречивом фильме. Почему противоречивый? Ну, потому что отзывы о нем кардинально противоположные друг другу. Как обычно, есть группа людей, которые возносят его в ранг шедевра и ставят едкое клеймо «не для средних умов», а те самые «средние умы» сетуют на зря потраченное время и обманутые надежды. Есть еще третья сторона, которая просто отмалчивается, но в зависимости от большинства может примкнуть к той или иной группе. Беспроигрышная позиция, кстати. Но мы же не пойдем легким путем. Не для того я высидел 2 часа перед экраном, чтобы потом отмалчиваться в сторонке или хвалить то, что мне чуждо.

Уже понятно, что буду толкать речь от лица простых смертных, «ничего непонимающих в искусстве». Меня моментально отвернула от себя пафосная подача материала. Ненавижу претенциозное кино, которое изначально позиционируется, как нечто великое и особенное. Эта нарочитость была во всем: крупные планы, всякие спецэффекты, торжественная музыка, многозначительные паузы. Постоянно нам давали понять, что ты смотришь необычное кино. А мне не нравится ощущение, что на меня смотрят свысока. Это как закадровый смех для самых тупых зрителей, чтоб они понимали, когда была шутка.

Ничего шедеврального тут не увидел. По-моему, обычный китч. Первая половина фильма откровенно скучна. Пока показывали зарождение мира под какую-то оперную арию и полушепотом толкали пафосные речи, я уже вовсю боролся с наступающим сном и с желанием выключить побыстрее этот National Geographic по-голливудски. Но во второй половине появилось хоть какое-то осмысленное действие. Почему бы не сделать обычную драму о вере в Бога? Зачем столько ненужного пафоса?! Все гениальное — просто. Мне только понравился переломный момент в вере главного героя, когда он задавался вопросом, почему Бог позволил утонуть мальчику, зачем ему тогда быть праведником, если сам Бог такое допускает.

Но это всего лишь малюсенький эпизод. Ну, еще за развитием линии взаимоотношений отца и сына наблюдал с интересом. Если уж и номинировать Питта за лучшую мужскую роль, то было бы логичнее выдвинуть этот фильм, а не "Человек, который изменил всё". Здесь более драматический персонаж. Режиссура местами понравилась. Но растянутость и претенциозность, увы, перекрыли собой все плюсы. Зная еще мою «любовь» к религиозной тематике и фантастике, хотелось вообще влепить единицу сначала, но все-таки была парочка неплохих моментов, поэтому накину еще один балл.

Сплошные спойлеры
Бен Аффлек и Ольга Куриленко бродят по осеннему Парижу.
БА с ОК бегают по американским прериям и живут в маленьком доме.
БА с блондинкой гуляют по прериям, а ОК тоскует в парижском метро.
БА гуляет по свалкам (по-видимому, он эколог). У блондинки есть ранчо и она тоже хочет замуж за БА.
БА и ОК женятся.
БА и ОК живут в большом полупустом доме.
БА и ОК венчаются.
БА и ОК обнимаются и целуются на улицах и в доме.
ОК грустит. Какая-то брюнетка на улице призывает ОК "порвать оковы" и быть свободной.
БА и ОК тоскуют вместе.
БА и ОК дерутся и скандалят.
ОК едет в мотель с незнакомцем.
ОК гуляет с маленьким ребенком, а БА со священником ходит по трущобам.
Виды Версаля.
ОК улетает. За кадром звучит "Я хочу оставить твою фамилию".
БА выходит во двор, в котором бегают маленькие мальчик и девочка.
ОК раскинув руки танцует в осеннем поле.

Все это на фоне тягучей музыки и потрясающих закатов.
Друг с другом не разговаривают, а как-бы размышляют вслух, причем ОК по-французски. БА за весь фильм произнес 5-7 слов.
Грустного одинокого священника сыграл Хавьер Бардем.