Berlin, Uwe Dag. Отзывы на фильмы

Германия, Гамбург, наше время. В этот неприветливый мрачный город прибывает некто Исса Карпов — молодой человек с темным прошлым, мутным настоящим и загадочным будущим, по сути человек без Родины, международный человек-загадка, самый опасный человек, за которым тут же начинается охота со стороны местной спецслужбы и ее антитеррористического комитета во главе с «печальным Пьеро» Бахманном. Победа в схватке двух умов будет едва ли по-настоящему торжественной, скорее пирровой. Не будет ни победителей, ни побежденных — всех уравняет Великий Уравнитель на небесах, и прольется много крови, и правда будет завуалирована за бесстыдную пропагандистскую ложь.

Антон Корбейн и жанровое беспримесное и бескомпромиссное кино есть вещами, пожалуй, несовместимыми и даже неконвенциональными, и дело тут бесспорно кроется в славном клипмейкерском прошлом достопочтенного режиссера, который не привык мыслить прямолинейными конструкциями привычного сюжета, отягощенного полифонической многослойностью и шахматной многоходовостью. Все три полнометражные работы Корбейна, начиная от дебютного «Контроля» 2007 года и завершая «Самым опасным человеком» 2014 года, впервые широко премированном на кинофестивале Сандэнс и ставшем очередной экранизацией одноименной шпионской беллетристики британца и бывшего агента спецслужб Джона Ле Карре, несут в себе лишь отпечатки жанров, по сути же представляя из себя концентрированное и чистое кино, в котором главенствуют не перипетии сюжета и фабульные эквилибры, а исключительная образность, унавоженная подспудной философией экзистенциального плана.

Но еще более характерной чертой кинотворчества Корбейна является то, что и главный герой «Контроля», и центральный протагонист «Американца», и галерейные типажи «Самого опасного человека» Бахманн и Карпов являются индивидуалистами, которые с той или иной степенью собственной удачливости противостоят окружающему их миру враждебному и недружелюбному, миру, который стремится их уничтожить и слить с безликой массой, подавить их желания свободы и осознания собственной ценности. На смену индивидуалисту-музыканту, которому на некоторое время нашлось место в музыкальном мейнстриме, и индивидуалисту-киллеру, рефлексирующему в кроваво-красных тонах секса и насилия о собственной роковой судьбинушке, пришли индивидуалист-шпион и глава секретного антитеррористического подразделения Германии Бахманн и индивидуалист-беглец чеченского происхождения Карпов. И главным в идейном наполнении фильма Корбейна становится не столько конфликт политического и геополитического плана, сколь плана личностного, когда и не суть важно кто ты — разведчик или же террорист, самый опасный и самый разыскиваемый преступник современной Европы, раздираемой что изнутри, что снаружи противоречиями. Конфликт не Системы и тех, кто ей противостоит самыми жестокими террористическими методами, а обычных людей.

Здесь каждый кадр — это квинтэссенция авторского стиля, возведенного в степень абсолютизма, но не до фетишистского упоения и самолюбования. Здесь каждая фраза героев, каждый поворот сюжета — не всегда неожиданного, но всегда эффектного с точки зрения подачи — носит характер репризы, самоценного высказывания на тему, которое можно воспринимать отдельно от всеобщего контекста. Здесь каждая политическая аллюзия на события ль 9/11, на чеченский конфликт, на отношения между Европой и США, Европой и современной Россией США и Россией не является сугубо протокольной, просто обязательной для картины шпионского жанра, искусно проецируя актуальную реальность на воссозданную реальность кинематографическую, но при этом в финале обретая черты не чистого реализма, дотоле в картине нарочито главенствующего, а фактической притчи, в которой все и все условно, метафорично.

Жанровые каноны классической джеймсбондовщины или борновщины в картине не срабатывают, и даже на фоне громогласного «Шпиона, выйди вон!» Томаса Альфредсона, с которым «Самый опасный человек» изначально рождает много параллелей, фильм Корбейна смотрится более цельно и аутентично, проводя чуть ли не тотальную деконструкцию шпионской проблематики, выводя настолько, насколько это вообще возможно в достаточно тесных рамках жанра новую формулу драматургического конфликта, и представляя шпионов не всесильными сверхлюдьми, а очень приземленными обитателями планеты Зеро, для которых характерны и духовная пустота, и душевный раздрай, как, к примеру, у Бахмана — ныне покойный Филип Сеймур Хоффман выдает в этой роли и свой бенефис, и фактическое завещание, отыгрывая героя из Системы, но чужеродного ей, слишком сложного и неудобного, слишком человечного и слишком склонного к переоценке ценностей и поступков. И дело тут даже не в литературном первоисточнике, хотя и он добротен, но для Ле Карре при этом довольно таки типичен; не в сценарии, все узлы сюжета в котором, в отличии от прочих картин Корбейна, туги и неоднозначны вплоть до финала, который все акценты расставляет ровно так, как необходимо в условиях нынешней геополитической ситуации, а в самом режиссерском подходе к предложенному материалу, и деконструирующем (в отличии от того же «Шпиона, выйди вон!», выполненного довольно традиционно) жанр, переведя его на рельсы философии.

Корбейн, и это особенно ощущается в «Самом опасном человеке», тем не менее перестает быть только формалистом от мира кино, демиургом статичной нарративной формы(этим напоминая постмодернистское порождение чресел Джармуша и Бергмана) без наличия внятной и продуманной драматургии. Наконец-то вместо голой расчехленной повсеместно идеи Корбайн в «Самом опасном человеке» разродился не меланхолией и сплином, а глубинной, раскрытой со всех сторон трагедией, в которой откровенно тоталитарная система власти, лишь притворяющаяся демократической, с неистовым каннибальским наслаждением пожирает своих детей, которые с той же легкостью из соратников превращаются во врагов нации, ибо становятся слишком неудобными, слишком опасными. Бахманн — это идейный стержень всей картины, который с одной стороны сильно смахивает на Джорджа Смайли своим интеллектом, своей прозорливостью, своими умениями стать тенью, своими изящными играми чужими судьбами, но с другой и более правильной стороны — Бахманн поступательно проходит через внутреннюю трансформацию. Впрочем, и она оказывается запоздавшей. Его съела та всеразрушающая система, которой он столь верно служил, съела без остатка, и он стал очередной из многих жертвой больших политических игр, в которой не может быть человека, а есть лишь пешки, маскарадные куклы, которыми хороводит верховный Кукловод. Плевать, что раньше ты был Им. Роли поменялись, маски изменились. Охота продолжается, но уже ни Иссы, ни Бахманна в ней не будет. Они выброшены в утиль. Забыты. Стерты. Обезличены и обесчеловечены.