Shimizu, Masao. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Ничегонеделанье в этом мире лучший способ удержаться на одном месте. Но разве в этом смысл жизни? Разве в этом?

Непросто сформулировать впечатления от этого фильма и сказать однозначно понравился он или нет. Определенно я не жалею, что посмотрела его и познакомилась с японским ретро. Однако после прочтения аннотации ожидала совсем другого. Я думала, нам покажут как умирающий старик в борьбе с бюрократизмом строит детскую площадку. В принципе можно сказать, что так и было. Вот только я совсем не ожидала, что главный герой умрет посредине фильма и все его мытарства мы будем узнавать уже после его смерти. Фильм в принципе и делится четко на две части. До смерти главного героя и после. И это очень странно. Я, пожалуй, не припомню ни одного фильма, где главный герой умер бы посреди фильма и дальше действие разворачивалось без него, правда, перемежаясь воспоминаниями о нем.

Что еще непривычно, так это гипертрофированная мимика актеров. Какое-то время у меня было четкое ощущение, что это комедия и кто-то ошибся, поставив тег «драма». Вскоре однако драма стала больше походить на драму, но вот привыкнуть к выпученным глазам главного героя я как-то не смогла. Толи это манера игры такая, то ли в принципе японцы вот так реагируют на горе. В общем отделаться от специфичной манеры игры не получилось.

Интересно, что фильм очень напоминает советские фильмы того же периода. Не могу точно даже сказать чем, ибо я в этом плохо разбираюсь. Может дело в том, что это в принципе типичная манера для того времени. Какая-то чистота кадра что ли, крупные планы. Да и темы взяты очень актуальные для советского кинематографа - смысл жизни и бюрократия. Очень была удивлена, узнав, что Куросава, оказывается, был вдохновлен на фильм повестью Толстого «Смерть Ивана Ильича».

К несомненным плюсам фильма можно отнести насыщенность бытом и традициями. Посмотреть на ту же поминальную церемонию очень интересно.

Идеально подходит для знакомства с классикой японского кинематографа

Было темно. Было так темно, что казалось — тьма своим густым безбрежным одеялом способна задушить, высосать всю жизнь без остатка. В этой удушающей плотной темноте можно было бесследно исчезнуть, уйти в никуда, раствориться в этом покрывале такой тихой, такой безмолвной ночи. Уходя — уходи, и более не возвращайся. Небрежно отрезанный сырный ломоть луны пытался разорвать в мелкие клочья своим мутным белесым сиянием этот густой мрак, пытался рассмотреть фигуры людей, одиноко бродящих по Мино и Хидо. Бродящих в неизвестность и бредящих об утраченной навсегда любви. Внезапно спокойствие этой тьмы прервали белые мотыльки снега, которые, постепенно скапливаясь, стали формировать очертания таинственной женщины, раскосой чаровницы и безжалостной блудницы на пути в Ад. У нее было множество имен, но лик — один. Снежная Женщина, горная скиталица, обреченная на всевечные муки свои душевные и телесные — для тех, кто ее ненароком встретит. И кровь цвета ржавой бронзы усеет бесконечное снежное поле, а она уйдет, так и не обретя свое успокоение. Было нестерпимо холодно, и этот холод порождал смерть и страдания в эпоху Эдо.

К глубокому сожалению, на современном этапе кинематографического развития японский кайдан как отдельный субжанр мистики и хоррора стал не более чем расхожим мифом, архетипической страшной сказкой на ночь о длинноволосых черноглазых девочках, успевших обрасти недвусмысленной бородой множественных клише, обесценивших до тотального зеро сей небезынтересный, аутентичный вид японского хоррор-искусства, представлявший из себя в преимущественном большинстве переложения старинных древнеяпонских, древнеиндийских и древнекитайских легенд и буддистских верований, являя собой пример цельного по форме и содержанию литературного, а много позже театрального (влияние кайданов на эволюцию национального японского театра Кабуки более чем сильно) и кинематографического повествования, в котором ужас есть лишь первой ступенью для восприятия, самой примитивной и самой зримой на поверхности шелковой художественной ткани. Ужас в классических кайданах слишком тесно взаимосвязан с философией, без ее наличия любая страшная история становится просто дешевой страшилкой, ибо в основе жанра лежит рельефная, глубокая, пронизывающая буквально все мораль — иногда чересчур простая, а иногда по-японски замысловатая, ибо все зависит от степени совершенного греха.

Классические японские кайданы 60-х годов ХХ века были незамутнены ни шаблонами, ни излишествами, ни эксплуатацией — древние легенды оживали в картинах одного из ведущих мастеров кайдана Масаки Кобаяси, оживали, чтоб стать плотью от плоти всего жанра ужасов, оживали, чтобы впоследствии быть пересказанными не один и не два, а сотни раз в различных вариациях. К числу таких историй относится и легенда о Снежной женщине, впервые опубликованная в 1904 году в книге Лафкадио Хирна «Кайдан: история и очерки об удивительных явлениях» и перенесенная на экран в одноименном киноальманахе Кобаяси 1964 года. В 1968 году к этой странной, пронизанной флером любовной меланхолии, истории обратился менее известный мастер кайданов в своем фильме «Легенда о Снежной женщине» — Токузо Танака, известный в первую очередь как создатель серии фильмов о Затоичи.

В режиссерских руках Танаки-сана мрачная история о Юки-онне обрела прочтение не как полновесный хоррор о ледяной мстительнице, забирающей жизнь всех мужчин подчас без разбора полетов кто есть кто, кто виновен, а кто безвинен, а как нежная, струящаяся метафорической образностью притча о любви, которая способна и больно ранить до смерти, и поднять ввысь, до седьмого неба. Все острые углы в картине предельно сглажены, моменты напряженности кажутся сиюминутными и мимолетными, а весь хоррор как таковой в картине Танаки держится не на изобилующем насилии, а на внутреннем напряжении, когда пружина интриги вот-вот вырвется наружу, поглотив в своем холодном кошмаре и главных героев, и зрителей соответственно. При всей своей намеренной мелодраматичности, практически манипулятивной сентиментальности, сюжет «Легенды о Снежной женщине» ровен, лишен любого дисбаланса, а основная мысль о спасительной силе любви в фильме хоть и довлеет, но при этом преподносится без вычурности или немудреной прямолинейности. Образность и эмоциональность — на этих двух столпах фильм держится, крепко и стойко, являя необычную жанровую конвенцию из классического кайдана, полного сверхъестественности, и мелодрамы, этой иноприродности придающей оттенок поэтичности, зловещего волшебства.

Обреченная на вечные скитания, Юки-онна, до определенного момента утратившая всякий облик человечности, стремится вырваться из собственноручно созданного ей личного Ада, очиститься и от своих, и от чужих грехов, избавиться от тяжести душевной, заковавшей ее в ледяные цепи. Ее спасение — в любви, чья искупительная сила дарует ей свободу воли и силу страсти. Эта любовь, возникшая изначально на почве страха, сострадания, клейменная нерушимой клятвой верности и богобоязненного смиренного молчания, превращает монстра из легенд в Человека. Но истинная любовь невозможна без чудовищных испытаний и без нарушенных обещаний, когда привычный, устоявший мир должен быть разрушен до основания и отнюдь не всегда чей-то злой волей, а просто по факту невозможности обыденного счастья теми, кто не являлся никогда, как Юки, частью этой обыденности, а был ее главным нарушителем, изничтожителем морального и соматического равновесия, однако в финале могущественная Юки уже иная. Иная, лишенная демонической сущности, спасенная от тьмы и холода, хотя и по-прежнему обреченная на бытие там. Ее некогда обледеневшая душа, не знавшая ничего человеческого, оттаяла, она внутренне изменилась, монстр был отправлен на эшафот, и теперь ее блуждания в снегах уже не будут столь мучительны, ведь она сызнова испытала самую сладкую боль — боль любви.

Не самый лучший, на мой взгляд, фильм Акиры Куросавы. Но его вины в этом нет. Дело в том, что позднее на тему смертельно больного человека, узнавшего страшный диагноз и доживающего свои последние месяцы, было снято довольно много хороших фильмов, которые смотрятся гораздо легче и интереснее, чем неспешный двухчасовой черно-белый фильм 52-го года. С главным героем, скучным вечным чиновником, бесцельно проживающим свою невзрачную жизнь, мы хорошо знакомы по русской классике, которую высоко ценил и сам Куросава. Описание бюрократического аппарата, в котором кроме броуновского движения бумажек больше ничего не происходит, также не выглядит особо оригинальным.

И кажется, что фильм так и закончится, не успев ничем зацепить, но неожиданно главный герой умирает, и в оставшейся половине фильма присутствует только как воспоминание. Благодаря такому мастерскому ходу фильм не скатывается к банальной и пошлой слезодавилке о мимолетности жизни и голливудской победе в борьбе с системой, а выходит на уровень философских размышлений о месте человека в этом мире и о том, какую ответственность несет каждый из нас за мир вокруг. Концовка фильма лишена наивных представлений о том, что один человек способен хоть что-то изменить в бездушном бюрократическом аппарате, лицемеры и пустословы так и останутся лицемерами и пустословами, хоть сам Будда будет молить их о помощи. Но все-таки невзрачный вечный чиновник Ватанабе сумел что-то изменить и оставить после себя нечто, на что упадет авторский взгляд в финальной сцене. Всего лишь детская площадка, которая никогда бы не появились на этом месте без колоссальных усилий одного человека. А сколько ещё таких мест вокруг нас? "Жить" - это гимн неизвестному герою, поющего свою последнюю песню под скрип детских качелей.

Сюжет фильма довольно интересен, актеры играли неплохо, стоит отметить и хорошую операторскую работу, но все-таки я ожидала большего. Некоторые моменты были нелогичны, в каких-то сценах действие движется как столетняя черепаха, а в других, наоборот, все происходит слишком быстро. По каким-то причинам, при всей положительности героев, почему-то не хотелось ни сопереживать им, ни даже просто пожалеть.
Быт рабов выглядит неубедительно, из всех "ужасов" лишь клеймение тех, кто пытался сбежать. В остальном их жизнь ничем не отличались от тяжелой жизни тех же свободных крестьян. Понятно, это не так, но показать ужасную участь рабов у режиссера не получилось.