Suzuki, Haji. Отзывы на фильмы

В то время как камера оператора Кадзунори Хирасавы совершает головокружительные пролёты, рапидные кульбиты и полные вращения вокруг своей оси, будто выплясывая dance macabre на первом этаже человеческого подсознательного, в нервически-изломанном и галлюцинаторно-пестроцветном кадре одного из ведущих творений японского футуризма и киберпанка, фильме «Пиноккио 964» 1991 года японского андеграундного режиссёра Шодзина Фукуи, извиваясь склизкой змеей в эпилептических корчах появляется отнюдь не человек, а уродливый апатичный биоробот, некогда бывший на услужении в качестве изощрённой сексуальной игрушки, а теперь по роковой случайности выброшенный в утиль. Примечательно, что вписывая очищенный от шелухи классического прочтения сказочный персонаж Карло Коллоди в метатекстуальный микрокосм анемичной Японии неопределённого будущего, окружая его урбанистическим хаосом, Шодзин Фукуи сделал первостепенный упор на фрейдизме, причём нарочито подчеркнув, что центральный протагонист фильма всё-таки мужчина — его сексуальная дисфункция равно синонимизирует той социальной оторванности уже реальных японцев ХХ века, в мерзких чертах освобожденного секс-раба зеркалятся, кривясь и распадаясь на зловещие отражения, рабы реальные, пресыщенные работой и удовольствиями.

Предыстория его начерчена достаточно лапидарными, но при этом предельно внятными режиссерскими мазками, хотя очевидно, что Фукуи всё-таки гораздо больше интересует не содержание, а форма, взаимопроистекающая в первое. Форма литой стилистической эклектики, для которой характерны и монохромные некрореалистические вставки, и горячечный кислотный бред, и экзистенциальная статика, звенящая тишиной грядущей эсхатологии. Порой лента и вовсе выглядит постструктуралистским набором бесхитростных мотивов Гёте и Кафки, но очень тонка эта грань между философией и экстремальной рефлексией, киноязык которой многоуровнев и многослоен при кажущейся минимальной вербализации. Actio здесь первичнее logos. Кожа, латекс, сперма на лице, кровь во рту, вкус каленного железа, поводок и тьма, тьма, тьма, одна лишь тьма, зовущая и сосущая, кричащая и зудящая. Метамфетаминный нарратив ленты, контрастно делящийся на секреции статического электричества и бунта плоти с кровью и кишками, рвотой и истерией, все больше кажется алогичным к финалу. Хаос овладевает всем, кадры распадаются на мракобесные видения, а гимн свободе от пут либертантства становится реквиемом по технологизированному сектанству, что толкает и раба, и его владельца в бездну обесчеловечивания и утраты своего Я. Фукуи сосредоточивается не на истории, но на том, что лежит вне её, подспудно в плоти той неизбежной интертекстуальности, порождённой индустриальным монстром, рождающим ещё более жутких монстров.

Пассионарный сказочник Коллоди встречается с пассивной перверсивностью Рю Мураками, густо замешанной на индустриальном ангсте. Формула существования таких героев в иной, более пространственно широкой, реальности на поверку оказывается неразгаданной досконально, невзирая на определенные катарсические конвульсии финала, когда сотворенный во имя плотского служения новый Франкенштейн в паре со всей беспамятно беспутной невестой сызнова встречается со своим творцом, хотя эта встреча и будет подернута дымкой силлогичного сюрреализма — не факт что все в действительности будет так, ведь действительность как таковая кажется несущественной и до конца неосуществленной. Став метафорой тотальной сексуальной слабости, кошмарный Пиноккио 964 оказывается практически полностью лишенным собственной идентичности среди таких же маргиналов и сумасшедших. Под стать ему и случайная спутница Химико — психопатка-амнезиатка, не помнящая ничего о себе. Сквозь призму этой странной героини режиссёр всматривается в женщин, и в итоге видит лишь необъяснимое страдание, безумие, боль, умноженную на гадостную телесность. В киберпанковой вселенной Фукуи мужчины слабы, а женщины — тошнотворны. При этом Химико и Пиноккио гармонично дополняют и спасают друг друга, хотя их патологические отношения назвать любовью невозможно — хотя что есть любовь в этой антиутопической индустриальной свалке?!