Fretes, Sebastian. Отзывы на фильмы

Миры Адриано Гарсия Боглиано: Его сёстры

Группа школьниц самой симпатичной наружности, четверо из которых являются сестрами по крови, трое — подругами не разлей вода, а все остальные — сестрами по ложу, изучающими невероятные вагинальные глубины собственной сексуальности, сталкиваются в один не самый прекрасный день в их удивительно унизительной жизни с силами подозрительного характера, которые постепенно начинают сводить их с ума. Вторгнувшиеся в среднестатистическое бытие потустороннее приводит девиц до красной черты тотального насилия, когда, увы, не выживет почти никто, а правду выдержит лишь та, кто невольно призвала в наш суетный мир силы деструктива.

В каком-то, достаточно сентиментальном смысле(минимальном, между тем) испанского режиссера Адриано Гарсия Боглиано можно назвать «Альмодоваром мира ужасов». Что объединяет, на первый взгляд, помимо их корневой принадлежности к современному разноязыкому испанскому кинематографу вообще, этих двух кардинально и радикально разных постановщиков, ибо разъединяющего в их творчестве намного больше? Тема женщин, любви к ним, и преимущественно — глубоко атавистическая и надрывно патологическая, выражающаяся в том, что сметаются все непреодолимые, мнимые и реальные препятствия и уничтожаются все немыслимые условности. Однако если достопочтенный дон Педро снимает свое кино о женщинах на грани нервного срыва для таких же женщин на грани нервного срыва или женоподобных чувственных мачо скользящей ориентации, вплетая в свою кинематографическую ткань нити гротеска и абсурда, то его испанский комрад по Цейсу, чтящий каждую буквицу диалектики хоррора, в первые годы своего большого кинематографического плавания с 2004 по 2006 года, снимал кино о женщинах на грани нервного срыва для слишком специфической публики, не всегда ценившей его старания; для заядлых кинофриков, большей частью являющимися задротствующими хорроргиками, снискав заслуженный статус культового постановщика только совсем недавно.

Альмодовар очень часто смотрит на своих героинь не только с невыразимым обожанием, но и с ядовитой иронией, тогда как неофит авторских ужасов Боглиано взирает на героинь своих многочисленных кинокошмаров со страхом, ужасом и некоторым смятением, ибо женщины для Боглиано, в особенности молодые и не созревшие, сродни многогранному ребусу, разгадка которого может быть очень разной, и все зависит от той точки зрения, на которую опирается зритель — главный участник кинематографического диалога режиссера на волнующие его темы, касающиеся социального раздрая и тотального торжества Зла в современном социуме. Впрочем, взгляд Боглиано это еще и взгляд его давней соратницы Виктории Витембург, актрисы и сценаристки, снявшейся у Боглиано в 6 картинах и непосредственно написавшей сценарий к его второму полнометражному фильму «Крик в ночи», которая через призму исключительного режиссерского восприятия говорит о своих современницах, ставших пленницами изнуряющих желаний и моральных страданий, толкающих их в итоге в бездну бесчеловечности, хаоса, ада.

«Крик в ночи» 2005 года сюжетно достаточно аморфен, и это не столько случайная формальность ввиду очевидности первоначальной нехитрой фабулы о психованных школьницах, а та авторская вполне намеренная данность, которая приближает фильм к категории прямых изобличений, рассказанных в форме не то сюрреалистического слэшера, не то психопатологического gore, которым Боглиано чрезвычайно щедро делится со всеми зрителями. Тошнотворный натурализм бьет кровавым ключом из картины, количество главных персонажей уменьшается в геометрической прогрессии, смертоубийства становятся все кровавее, запредельнее и ненормальнее, однако истинные причины кровавой бани таятся не столько снаружи, в силах инфернального характера, пришедших с той, темной и жуткой стороны небытия, жаждущего собственной воплощенности, в наш мир, в современную Испанию, сколь внутри, являясь порождением невыносимых душевных мук героинь, не понимающих даже приблизительный смысл своего существования. Конечно, можно списать все на то, что они слишком молоды, чтобы думать о чем-то большем, но ведь именно эти самые молодые годы и есть тем периодом жизни, когда человек ищет свой путь и, не находя его, пытается к чему-то стремится, вырываясь из тисков того выморочного существования, которое не иначе как сумерками бытия не назовешь. Но героини фильма, синонимизирующие кошмарным позднесемидесятническим «Сестрам» Брайана Де Пальмы в своей размытой антагонистичности, вместо того, чтобы уходить из тьмы, вступают в нее полноценно, взращивая в себе зерна антигуманности. Связанные или нет кровным родством или давней дружбой, они на самом деле настолько отчуждены друг от друга, что стоит лишь копнуть глубже, как станет ясно, что ни ни Лаура, ни Айседора, ни Аугустина, ни Ромина не есть жертвами в истинном значении слова. Запустив маховик жестокости, героини вызвали силы, которые выявили в них все самое мерзкое и низменное, и все каждой достается по ее заслугам. Нет жертв, есть лишь виновные. Примечательны в художественной структуре фильма персонажи без имен, имеющие сугубо метафорическую функцию — Поэт, Сумасшедший, Фея и прочие, которые по мере развития повествования, встречаясь на пути героинь, предлагают им многочисленные пути отхода назад, к осознанному развитию, многотрудные, но спасительные пути выхода из созданного ими ада. Однако Боглиано не склонен к очевидностям окончательных выводов, не склонен к всеобщему упрощению и скольжению своей картины в пространство своеобычной предсказуемой истории преодоления Зла. Увы, оставаясь реалистом и циником, а не мистиком и мистификатором, Боглиано завершает «Крик в ночи» на троеточии недосказанности. Впустив в наше бытие силы всемирного хаоса, победить их уже невозможно, ибо они с корнями вросли в сознание уже очень многих. И жестоко расправившись с теми, кто призвал Неназываемого, придется сызнова убивать, крушить, ломать. Победа, между тем, все равно не гарантирована.

Миры Адриано Гарсия Боглиано: Его резня

Шестеро молодых привлекательных девушек оказываются в заложниках у сумасшедшого психопата, живущего в свое садистическое наслаждение в неуютной хибаре на отшибе одного малонаселенного пункта. Впрочем, и психопат стал таковым далеко не сразу, а старый домишко сперва показался более чем уютным и уединенным местом для празднования дня рождения одного из близких друзей нашей девичьей шестерки пик. Праздник, который не состоялся вовсе, поскольку очень скоро все изменилось, и главным героиням пришлось заучить немало правил поведения, автором которых был таинственный хозяин дома. Нарушение любого из многочисленного списка напутствий грозит самыми неприятными последствиями. Будет больно, невыразимо больно, невыносимо больно, незабываемо больно. Как никогда больно.

«36 шагов» 2006 года небезызвестного и к тому времени уже порядком поднаторевшего, еще всем не надоевшего, в должной мере не захмелевшего и не оборзевшего от многочисленных жанровых фестивалей первого сорта, но уже успевшего набить свою режиссерскую руку на ваянии суровых обаятельных и для просмотров обязательных андеграундных хорроров, испанца аргентинского разлива Адриано Гарсия Боглиано(сказался опыт частого сотрудничества там, отчего Боглиано стал к тому же еще и аргентинцем, как ошибочно считают некоторые, выковав из ничего и хоррор по-аргентински) является завершающим фильмом условной(ибо никем и никак неназванной да и самим режиссером толком не очерченной) трилогии слэшеров с центральными персонажами женского пола, начатой им дебютной «Комнатой для туристов» и продолженной «Криком в ночи». Финал этот, однако, особых восторгов не вызывает, виной чему стала уж очень явная неброскость «36 шагов», находящихся на распутье между экзистенциалистским ультранасилием «Хостела», в котором все жертвы это просто жертвы и жалеть их не надо даже из чувства собственной гуманности и анархистским каннибальским безумием свихнувшихся нердов из дальней глубинки всей «Техасской резни бензопилой». Собственно, лишь этими картинами фильм Боглиано не ограничивается в своих синефильских игрищах, не вступая на тропу ни изощренной многофактурной мануфактурности ЧБ «Комнаты для туристов», отдававшей что есть мочи не только дань уважения, но и всю свою половую честь Хичкоку с Бунюэлем, ни извращенной гиперреалистичности «Крика в ночи». Очевидно, что «36 шагов» крайне просты до неприличия, представляя из себя на выходе посредственный, агонизирующий в своей нарочитой американизированности слэшер, к некоторым мотивам которого Боглиано вернется спустя четыре года в гораздо более цельном и стильном «Холодном поту»(кстати, первым настоящим полноценно аргентинским фильмом Адриано Гарсия Боглиано).

С одной стороны Боглиано стремится некоторые жанровые шаблоны по типу навязчивой тривиальности завязки фильма, наличия в нем сексизма и упоения обнаженными женскими телесами ежесекундно буквально за минуту до начала красочной резни всем на потеху, тотального идиотизма всех и каждого, передать да переизвратить через вкрапления едкой, практически сернокислотной, разъедающей все привычные клише иронии, агрессивной в своей струящейся кровавости напористости, превращая типический слэшер в объект поступательной жанровой деконструкции, в котором все является совсем не тем, чем было изначально. Но с другой стороны Боглиано, делая «36 шагов» относительно внятным и уравновешеным фильмом(невзирая на упоительную мясистость), решает предоставить определенный триолизм собственных кинематографических взглядов на всем знакомый жанр молодежного слэшера, добавляя во-первых в безыскусную палитру фильма, чрезвычайно скупого на кинематографическую выразительность, элементы жесткой притчи о расплате за грехи и нарушенных правилах бытия(впрочем, притчевость оказывается неуверенной по подаче и несносно наносной), делая во-вторых фильм настроенным на волну классического грайндхауса Латинской Америки 60-70-х годов, в особенности на традиции Жозе Можика Маринша, и в третьих окончательно создавая свою киновеселенную хоррора, существующую перманентно на стыке самых разнообразных стилей и форм. Да и морализаторство, даже в рамках порнопыточного ужаса, вроде как никто не отменял, и «36 шагов» с хитрой ухмылкой твердит, что негоже искать развлечений на халяву в незнакомых, недружелюбных домах, даже если тебя туда пригласили и очень сильно просили прийти.

Негоже быть такой наивной в ту веселую пору, когда любой наив приводит к очень печальным последствиям. Негоже быть симпатичной дурой тогда, когда все остальные хитры и изворотливы, и сами желают переписать данные им правила, ибо что это за жизнь, если не переступишь ее грани, не рискнешь, не плюнешь на статус-кво? Хотя для этого в первую очередь надо иметь немало дерзости и смелости, отринуть собственную виктимность как таковую, перестать мыслить категориями хнычущей жертвы, прикованной цепями в подвале, встать на равных с таинственным садистом, устроившем свой вариант «Забавных игр» Ханеке. Только вот именно этого почти никому из шести героинь «36 шагов» не дано, и они уверенно идут к собственному концу, нарушая правила и наказываясь за это. Вместо неожиданного слома программы — действия по шаблонам. «36 шагов» — это не столько упражнения в прекрасном, сколь упражнения в ужасном, решенные режиссером очень наспех и как-то с ленцой, отчего итог всей условной трилогии оказался очень плачевным и сомнительным, даже для трэша, не желающего быть первозданной микробюджеткой ценой в 5000 вечнозеленой капусты, на которую можно было более чем успешно покрошить в мозаику всю великолепную шестерку девиц с испорченной невинностью. Если б было у режиссера желание этого, но в «36 шагах» не наблюдается ничего кроме сумбурной рефлексии и полуфинального dance macadre сумасшедших девиц, рифмующемся с аналогичной пляской во «Внутренней империи» Дэвида Линча.