Отзывы на фильмы Жан-Клодa Бриали c положительными оценками

Парижская ночь

Французский нуар, как и Французская Новая Волна, был явлением столь самодостаточным, самоценным и самоцветным, высшим воплощением своей полифактурной самости, предметом исключительного искусства, довлеющего и даже подавляющего, столь нарочито отмежевывающегося от своей первобытной в общем-то американскости, даже тогда, когда происходил процесс тщательного препарирования/подстраивания/прорастания англоязычного бульварного чтива во французскую почву (Шаброль, Клеман, Девиль, Жиро преуспели в этом больше всех, тогда как создавали нуар по-французски исключительно на основе франкоязычной прозы Клузо, Ромер, Трюффо), что его отчасти можно было упрекнуть в деконструктивизме, приданию этой эстетике черного-темного-томного-зловещего явственного привкуса неслучайного формализма. Игра в смерть оборачивается игрой в настроения, а самодовлеющий рок, ложащийся отпечатком на лик фатальной дамы, превращается в метания, терзания, стенания - криминальная ловушка становится экзистенциальным капканом. Здесь нет тьмы, но и света не предвидится тоже. При вроде бы точном переносе первичных для жанра деталей французский нуар неосознанно предрекал Новую Волну, творя из Антигероев культ Героя.
Луи Маль, который у баррикад детей Красного Мая никогда не стоял, хотя и определенное барское сочувствие им выказывал(в этом смысле Маль не тождественен Бертолуччи, коего его врожденный аристократизм привел на путь кинореволюционера; тогда как буржуазность из Маля так до конца вытравлена не была), в сущности не был апологетом зарождавшейся Новой Волны, хотя по иронии судьбы именно её он и предрёк в своём дебютном фильме 'Лифт на эшафот', основанном на романе писателя Ноэля Калефа. И дело тут не столько в той кинотекстуальной материи, что соткал Маль в 'Лифте на эшафот' - рыхлой, шероховатой, экспериментальной и даже в чем-то гиперреалистической - сколь в самой истории, рассказанной режиссером. Пересечение по прямой жизней двух пар: Симоны и Жюльена, Луи и Вероники. Что их объединяет, кроме явной тяги к (само)разрушению? Невысказанное стремление изменить течение своего устоявшегося, застоявшегося, окислившегося и скисшего бытия, но без особых на то усилий. Все и сразу, если за душой нет ни гроша, а самой души и нет. Из таких вот бесстыже смелых и анархиствующих Луи и Вероник взращиваются в дальнейшем Симоны и Жюльены; мелкие проступки, незначительные правонарушения обретают типологию закономерности, перерождая и вырождая индивидуума. Маль даже очерчивает конфликт поколенческий, ведь в Симоне-Жюльене зритель видит омертвевшие, но все же идеалы старого режима, идеалы родителей, тогда как у Луи с Вероникой нет ничего, кроме истовых желаний риска. Происходит столкновение меньшего и большего имморализма, непреднамеренного фатализма и неизбежного мортализма, когда как не беги от смерти, она все равно настигнет.
Примечательно ещё и то, что образы Луи и Вероники с лёгкостью зарифмовываются с жизнью Мишеля Пуаккара и Патриции из годаровского 'На последнем дыхании', даже угон автомобиля присутствует. Впрочем, постмодернистские заимствования Годара очевидны, однако у Маля завершение истории Луи и Вероники происходит намного быстрее и драматичнее, ибо режиссеру оказывается важнее выкристаллизовывающаяся мораль, заключающаяся в неизбежности наказания. Импульсивность, бунт, эмоциональность, отрицание и отторжение всего что является общественно значимым для Луи оборачивается вихрем насилия, но в отличии от Пуаккара, от жизни уставшего, Луи карается дарованной ему жизнью. Раскаяние в его случае достигается только лишь самобичеванием, ему придётся платить втридорога, заново переживая все им содеянное. Бунт прекрасен на первых порах, революция не всегда подразумевает эволюцию.
Хрусталь парижских улиц зеркалит адом, ночь ветрена и холодна, как продажная девка, а экзистенциальное томление Симоны оборачивается муками... Но не совести, а страсти. Страсти к пороку. Французский нуар дышал всегда Достоевским, как и Маль, в своей кинематографической палитре смешавший краски Карне, Ренуара. Дихотомию преступления-наказания от Ноэля Калефа Луи Маль в 'Лифте на эшафот' противопоставляет иной, чувственной, Мужскому-Женскому, которая в пределах фильма существует на наиболее явном уровне как конфликт между женщинами, которые жаждут от своих мужчин всего мира у их ног, и мужчинами, которые, растворяясь в объектах собственных страсти и порока, обрекают себя на ничтожное существование. Впрочем, и роковые женщины наказываются сполна.
Мужское-Женское в синефильском понимании отыгрывается тем, что каждый неофит Новой Волны привносил во всеобщее кинопространство слишком своё, личное, увековечивая в том числе и своих муз. Годар снимал Анну Карину, Рене - Дельфин Сейриг, а ещё были Денёв, Ардан, Бардо. И Жанна Моро, создавшая в 'Лифте на эшафот' отчужденный, но лишенный всякой загадочности, инфернальный, но не демонический портрет современницы. Маль снимает её глазами оператора Анри Дека не как возлюбленную, отрицая даже намеки на чувственность; в авторском взгляде сквозит непритаенный страх перед её недремлющей силой, перед её неправильной, но покоряющей красотой. Сама актриса, как и её героиня, для Маля становится зеркалом, в котором он видит в том числе себя. И эта высшая форма вуайеризма - наблюдать за собой, но через призму любимой женщины, снимая кино о своих персональных переживаниях, прикрывая это формой нуара. Поэзией тотального душевного мрака, прочитанной под саксофонный плач джазовых переливов Майлза Дэвиса. В этот раз парижская ночь никого не простит.

Спасибо этому фильму и Бунюэлю , что навели меня на такие странные мысли. Есть фильмы, о которых можно спорить, обсуждать их, но их не надо объяснять! Кому что непонятно в «Списке Шиндлера» или в «Титанике»?! А есть, которым это необходимо для их же блага. Нельзя неподготовленным людям смотреть Бунюэля или читать Джойса. Ну почему у киношников нет такой передачи как у книжников «Игра в бисер» с Игорем Волгиным?! Почему никто не додумался?
Поэтому честно признаюсь, я из неподготовленных. Для меня сюр до сих пор сложный жанр. Хотя «Андалузский пес» мне очень понравился.
Здесь мне было местами скучновато.
Отдельные мини истории были очень хороши. Родители-ханжи , которым памятники на открытках кажутся сексуальными, или потерявшаяся девочка, которая помогает сама себя искать.
Отдельные истории были действительно смешны, это конечно, отель со своими странноватыми постояльцами. Мне больше всех монахи понравились. Это было смешно, стёбно и не избито. Мне понравилась школа полицейских.
Но желание эпатировать обернулось в историю с гостями , которые меняют местами туалет и столовую Я не люблю юмор ниже пояса. Поэтому эта история на меня не произвела вообще никакого впечатления. Вообще без эмоций. А меня убеждали, что фильм будет смешной. А история племянника и тётушки была просто противная, не смешная и какая-то отталкивающая.
Понимаю, хотелось нетрадиционно сказать о свободе. Настоящей и иллюзорной. Только свобода поступать так , как считаешь нужным ты, может привести к тому, что ты начнешь ущемлять чью-то чужую свободу. Тогда Бунюэль прав, и это уже не свобода , а только её призрак. И это уже совсем другая история.
И всё-таки местами мне было скучно. А вот у Питонов, с которыми его сравнивают, мне всегда было смешно!
Помогало только игра режиссера со мной, как со зрителем. Какой персонаж из одного эпизода останется в продолжении следующего? Такая себе нить Ариадны, эстафетная палочка абсурда от истории к истории по всему фильму.
Мой любимец в этом фильме - это страус в спальне героя и в зоопарке. Звезда экрана!! Чудо морда, смотрит в объектив и моргает. Вот за него фильму лишний балл дам!!

Что и говорить, фильм врезается в память, резко выделяясь на фоне многих других исторических фильмов.
Режиссёр явно задался целью как можно меньше приукрашивать эту историю, в первую очередь, визуально. Варфоломеевская ночь показана отлично. Когда речь идёт о таких массовых бойнях, нечего и ждать чего-то красивого. Смерть всегда уродлива. Но внешний вид умирающего короля в конце фильма произвёл на меня большее впечатление.
Причёски же и одежду оставлю без комментариев, так как недостаточно компетентна в данном вопросе. Хотя, всё равно кажется, что тут несколько перебор, хотя в быту может и не так уж следили тогда за своим внешним видом.
На игру актёров пожаловаться не могу. Книгу в своё время пыталась читать, но не осилила и половины, не смотря на, казалось бы, захватывающий сюжет. Герои казались какими-то не живыми, не хватило страсти. А в фильме наоборот. Эмоции переданы очень сильно.
Но, несмотря на это, отношения между Марго и Ля Молем выглядят не слишком убедительно. Но тут уж вина не актёров, а режиссёра, который отвёл этой сюжетной линии слишком мало экранного времени. Не верю я, что за две первые, причём короткие, встречи можно было так сильно влюбиться друг в друга. В такой ситуации уместнее говорить о страсти, половом влечении, а не о любви в лучшем смысле слова.
Что касается остальных сюжетных линий и персонажей, то там придраться не к чему. Сюжет вполне логичен, интересен. Сюжет книги, конечно, во многом изменили, и, учитывая, что фильм произвёл более сильное впечатление нежели книга, история эта ещё долго будет ассоциироваться у меня с данной экранизацией.
Ну и единственное, что ещё напрягает помимо несколько сжатой главной лав стори, так это излишняя откровенность в постельных сценах. Ничего не имею против эротики в кино, если снято красиво, но тут в некоторых эпизодах излишне натуралистично.
В общем, кино стоящее. Не жалею о просмотре и в дальнейшем наверняка пересмотрю, но оценку из-за двух указанных выше минусов снизила до 8.

Форточка в Хичкока

Основная интрига документальной ленты «Хичкок/Трюффо» — собственно сам контент, посвященный сборнику интервью с таким же названием, изданному 50 лет назад. Книга, изменившая кино. Книга, сделавшая кинорежиссерами, огромное количество людей. Мальчики с блеском в глазах получили вдруг страшный секрет кинопороха от его изобретателя.

Кинематограф стал другим спустя полвека. И авторы фильма Кент Джонс и Серж Тубиана нашли простой как маргарин рецепт: пригласили десяток режиссеров разного калибра для рассуждений не столько о самой книге, сколько о Хичкоке и особенностях его творческого метода. Да, актеры для Хичкока — это просто рабочий скот на площадке. Плоть для воплощения образов. И прав Финчер, когда рассуждает о превратностях метода на площадке. Аль Пачино, Де Ниро, Хоффман — это явно ребята не из хичкоковской команды. Слишком много в их игре собственно выстроенной, а не заданной режиссером индивидуальности.

В коротком списке рассуждающих на экране оказались как атланты кино Скорсезе и Финчер, так и известные только специалистам Оливье Ассаяс и Арно Деплешен. Поговорить дали всем. Некоторым дали возможность еще и поумничать. Ни одного слова сомнения в речах. В отличие от самого Хичкока, который, по словам авторов, до конца жизни не мог понять художник он или все-таки умелый киноремесленник, поставивший свой талант на поток индустрии. Как отчаянно нужно было верить в профессию, чтобы снять более четырех десятков фильмов. И кто из говоривших в «Хичкок/Трюффо» приблизился к этой планке?

В своих интервью Хичкок по-отечески рассказал с юмором и сарказмом о самолично открытых секретах съемки. Огромные уроки для такого же одержимого кино совсем молодого Трюффо. Так учатся играть на гитаре во дворе, не зная названий аккордов, но уже распевая песни. В итоге «Хичкок/Трюффо» оказался картиной без четко обозначенной авторской позиции, но с огромным скоплением слов по теме. Популяризация Хичкока и кинематографической библии «Хичкок/Трюффо» на уровне просветительского ток-шоу. Сложно снимать о великом на полтора часа экранного времени.

7 из 10