Вирджиния Брюант. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Фильм, начинающийся со сцены, в которой парень в странном хиджабе пытается удовлетворить себя, разглядывая портрет женщины в военной форме… «Французский?» - спросил я. «Ага» - подтвердила моя девушка. Ну, а как иначе? Мог бы быть, конечно, и итальянским, но вряд ли. Не настолько легкомысленно безумный. Только французы могут снять такой странный фильм с социальным подтекстом.

Чем он странный, если не брать в расчет сам сюжет? Да практически всем. Не каждый неподготовленный мозг способен выдержать такого надругательства. Ответить на вопрос – «о чем он вообще» - та еще задачка. Тут нам деконструируют сюжет о Золушке, причем делают это как-то так, походя, между делом. То есть, только ты начинаешь задумываться о том, что «Блин, да это же Золушка», как тут же нам подсовывают совершенно другой поворот сюжета с совершенно другими целями.

Этот фильм посвящен феминизму? Ну… эээ… да, вроде бы, как бы и нет (размыто, да?). Просто авторам было прикольно посмотреть на мир, где всем заправляют женщины, а мужчины - это так, второй сорт, хотя и не брак. Они занимают социальную нишу женщин в странах Востока. Носят традиционную и нелепую одежду, подчеркивающее их униженное положение. Стараются не особо отсвечивать, но при этом желают, как можно скорее устроить свою личную жизнь. При чем тут лошади, которым они поклоняются? А они тоже здесь не для чего-то. Вот, авторы решили, что так веселее будет.

Тут совершенно крышесносные герои. Нет, серьезно. По всем канонам кинематографа, зритель должен сочувствовать главному герою. Ха, засуньте свои каноны… Как можно даже пытаться сочувствовать главному герою? Его единственная цель в жизни - жениться на принц… в смысле полконессе этой страны и дальше будь что будет. Это скорее такой герой из разряда Фантоцци. Такой же неудачник по собственному выбору и велением окружающей среды.

Тут есть вроде бы своя «фея» - дядя, который там чем-то нехорошим занимается и вообще готов свалить из этой страны. Но он тоже не образец подражания. Выглядит, ведет себя - скользкий тип, одним словом. Все остальные герои - опять же мимо. Здесь нет положительных героев, каждый из них по-своему жутковат.

Как и декорации для всей этой истории. В стране нельзя растить овощи, на каждом столбе весит телевизор, а вместо еды - каша из кашепровода, которую перед использованием нужно тщательно размешать. Видно, что кроме феминизма и смены гендерных ролей, нам еще и про тоталитаризм пытаются что-то сказать. Видно же? Да нет, на мой взгляд, не особо и видно. После обдумывания всего этого фильма (что уже хорошо), складывается впечатление, что это сродни какой-то хитрой заманухе. Обещании высмеять все проблемы волнующие человечество (чем, кстати, славится Шарли Эбдо, где он и был замечен) и поржать над пороками современного общества.

Не с какой-то целью, а просто так. Вот, смотрите люди, это вот все вы. Вам пообещали хорошую жизнь в новых рамках, но стоит только зайти чуть дальше, чем вы готовы... Да, мы сами в шоке от того, что случится. Кстати, вы по ходу просмотра дискомфорта не отмечали? Если ощущали, то попытайтесь подумать от чего? Трещат шаблоны? Рушатся стереотипы? Ощущаете себя потерянными без путеводных нитей, заботливо разложенных перед вами создателями?

Вот, наверное, вот этим вот каким-то бессмысленным протестом против ничего, меня этот фильм и подкупил. Он просто есть, это не манифест, не проповедь и не указание к действию. Он просто есть и он сам по себе. И на мой дилетантский взгляд, этим он и прекрасен. О нем будут спорить высоколобые критики и пытаться найти повод для выплеска гнева разнообразные гомо- ксено- жено- фобы. Те, кто привык к проведению через фильм за ручку, точно окрестят этот фильм идиотским. Ну и хрен с ними, на самом деле. Иногда это так весело, вдруг оказаться посреди неожиданного. И с этим фильмом все, в общем-то, так и получилось.

Ночь с 24 на 25 августа 1944 года для оккупированного немцами Парижа должна была стать, вероятно, самой страшной из всех, которые пережил на своем веку град у берегов Сены. Адольф Гитлер, предчувствуя неминуемый крах оккупации, ибо к городу подходили войска союзников, а Сопротивление уже успело обрести настоящую силу в умах и сердцах обычных французов, приказал генералу фон Хольтицу до последней капли крови последнего немецкого солдата оборонять Париж или же, в случае тотального поражения, полностью стереть столицу Франции с лица Земли. К Хольтицу для переговоров сначала о вопросах сугубо гуманитарных отправляется шведский консул Нордлинг.

События тех давних повоенных лет, безусловно, не могли не найти своего отражения во французской культуре: от литературы до кинематографа. Августовская ночь 1944 года была запечатлена и переосмыслена множество раз и в исторических монографиях, и в художественных произведениях, но особенно преуспели документалисты-историки Доминик Лапьерр и Ларри Коллинз, на основе произведения которых был снят самый значительный и художественно монолитный фильм о тех незабываемых событиях — «Горит ли Париж?» 1966 года режиссера Рене Клемана. На на меньшую архаичную документальность и историческую всеохватывающую монументальность претендует и пьеса чрезвычайного модного современного французского драматурга Сириля Жели «Дипломатия», автора приснопамятного противоречивого «Другого Дюма»; пьеса, в которой достопочтимый автор нашел собственные ключи для понимания того, почему Париж 1944 года не был превращен в пепел, развернув многослойный диалог со зрителем.

В руках одного из главных режиссеров новой немецкой волны Фолькера Шлендорфа пьеса «Дипломатия» обрела свое кинематографическое прочтение в одноименном фильме 2014 года, впервые широко представленного в рамках Берлинского кинофестиваля. Представитель старой, традиционалистской киношколы, Шлендорф, за которым еще со времен его культовых «Поруганной чести Катарины Блюм» и «Жестяного барабана» закрепился статус режиссера-антифашиста, в «Дипломатии» не стремится подменить условность театральную, восходящую к оригинальной пьесе, условностью же кинематографической. Реалии оккупированного, но ждущего освобождения Парижа начертаны Шлендорфом в фильме предметно, но это не более чем домотканный фон для разворачивающегося на экране спора между Нордлингом и Хольтицем, спора, исход которого, как известно, решил судьбу и града Парижского, и миллионов людей в нем обитающих, спора, которого не было, но который важен был и Сирилю Жели, и Шлендорфу дабы высказаться на тему даже не спасения Парижа как такового от огня фашистских костров и залпов, а спасения души реального генерала Дитриха фон Хольтица.

Преимущественно построенный на диалогах фильм, исторически сомнителен, но художественно совершенен, показывая раскаяние одного из верных псов фюрера, его перевоплощения из слепого служаки разрушительной системы в человека, который вполне еще способен на внутренние перемены даже при условии плохой внешней игры. Нордлинг не больше и не меньше отыгрывает в фильме роль этакого Мессии, призванного наставить Хольтица на путь истинный, увести его из коричневого тумана в спасительную лунную белизну. В разыгранных Дюссолье и Ареструпом пронзительных диалогах, каждая фраза которых достойна на безаппелляционную аксиоматичность, на истину в последней инстанции, отчетливо звучит голос из современности, которая при этом удивительно рифмуется в фильме с временами Второй Мировой.

Умело созданная режиссером преднамеренная театрализованность синематического пространства вступает в своеобразную художественную полемику с фильмом Клемана, намного его превосходя на выходе хотя бы постфактум того, что «Дипломатия» близка не к масштабным документальным исследованиям на молекулярном уровне, а к просто авторским высказываниям на тему, проецируя события 1944 года на современность, имея по сути охранительно-предупредительный характер. Хольтиц стал другим, не поддавшись окончательно зловещему гипнозу той системы, в которую он был ввинчен по своей воле, но способны ли измениться те, кто сейчас во имя новых фюреров призывают к массовому уничтожению? Для них и Париж слишком мал, чтобы вволю разгуляться, но найдется ли теперь новый Нордлинг, который остановит этот кровавый хаос? Шлендорф, как и Жели, предпочитает оставаться оптимистом, ведь если Париж был спасен, и душа Хольтица тоже, то и с другими должно случиться то же самое. История ведь не зря повторяется многократно и пускай эта вымышлена, но так хочется, чтобы и она стала реальностью во плоти.