Baxt, Andrew. Отзывы на фильмы

Эстетика gore — сверхжестокого направления хорроров, опирающегося исключительно на изощренный промискуитет членовредительств с самыми разными соусами и ракурсами, порциями и пропорциями — в классическом его понимании, во всяком случае, едва ли подразумевает что-то большее и значительное, чем насилие ради насилия, умноженного во сто крат на физиологичность вызывающе тошнотворного уровня порой вкупе с осознанной алогичностью художественного пространства той или иной кинокартины, эксплуатирующей самые яркие и броские кровавости. Gore и сопутствующий ему splatter своей природой стихийности со скрупулезной точностью собственных координат вписывается в избыточные, китчевые киновселенные бэшного кинематографа, в которых даже невнятное моралите не обязано существовать, а если оно и есть — только для галочки, для некоего сумбурного оправдания, для осмысления обессмысленного потока сознания в грязном мясном цеху, на латунных блестящих крюках которого висят обезображенные трупы; лишь пресловутые витийствования жестокости, рваный синтаксис и обсценный глагол кинослога наипримитивнейшего и наипротивнейшего уровня.

«Внутри» aka «Месть нерожденному» 2007 года — дебют французского дуэта режиссеров Александра Бустильо и Жюльена Мори — непривычно лощенный стилистически пример европейского gore, на фоне не лишенного ноток гротеска американского отличающегося крайней степенью сумрачности и безнадеги. Тем примечательнее кажется «Месть нерожденному» в этом общеупотребительном жанровом контексте не столько своей мясной начинкой и количеством жестоко убиенных за минуту экранного времени (с этим все по доброй традиции в полном порядке), сжатого до пределов, сколь тем, как преподнесена эта очевидная форма, в gore всегда превалирующая над каким бы то ни было содержанием. Не скажешь, что «Мести нерожденному» присуща изысканная вязь кинописьма или излишняя погоня за психоделической рефлексией вслед за главной антигероиней, загадочной женщины в чёрном с психопатическим блеском в глазах и холодными переливами стали ножниц за пазухой, но определённый крен в единовластие визуального и аудиального в картине наблюдается. Мясо остается мясом, однако снятым с патологическим вкусом и желанием вызвать пресловутое отвращение при минимуме выразительных методик взаимодействия; камерность фильма лишь еще пуще усиливает эффект тотальной апокалиптичности, скрадывая и некоторую сценарную кустарность «Мести нерожденному». Мрачная, местами доведённая до двухцветности картинка с диктатом чёрного и кроваво-красного с первых кадров, облаченных в хитон депрессивного саундтрека композитора Шанфро, усыпляющая до состояния коматозности манера операторской съёмки Лорана Бареса в начале ленты далее прерывается резким монтажом Бакстера не саспенса ради, но ощущения нескончаемого кошмара этой кровавой бани. Финал здесь предрешен, а экзистенциальные метания обрублены по локоть и утоплены в кислоте зверских смертоубийств, не бесцельных тем не менее.

В своей картине, которую можно определить и как чисто женский хоррор, Бустильо и Мори выворачивают наизнанку главное предназначение женщины — материнство, раскрывая болезненную природу этого инстинкта через призму мести. Сюжет фильма прозрачен и не нуждается в дополнительных подтекстах: все просто — новая жизнь должна родиться, даже если во имя её и во имя собственного желания стать первоматерью придётся совершать немыслимое. И для героини Беатрис Даль нет никаких табу на пути к осуществлению цели своего бытия, тем паче ещё она усилена хладнокровной мстивостью, что вовсе стирает все грани между гуманностью и бесчеловечностью. Её мотивы понятны, хотя и в контексте ленты спорны и провокационны, но именно эта женщина в чёрном одеянии толкает Сару саму к совершению нескольких противоестественных преступлений, в первую очередь матереубийства, уравнивая таким образом себя и её, в глазах своих делая Сару ещё худшей и не имеющей уже никакого права вынашивать невинного дитя. Тем более, что заметно, что авторская позиция лежит отнюдь не на чаше весов Сары, имя которой подспудно символично, хотя бы из-за неслучайного наличия финального кадра, в котором безымянная психопатка уподобляется Богородице с младенцем. Окровавленной Богородице с младенцем в купели насилия и мук, но для Бустильо и Мори в таком беспросветном финале нет ничего удивительного или предосудительного. Как и «Развод» Олафа Иттенбаха, вышедший в том же 2007 году, «Месть нерожденному» видится своеобразной бытовой мясорубкой, фундаментальной причиной которой стала чрезмерная тяга к реализации собственного материнства, пиковое стремление защитить или получить своё потомство, даром что цена всего этого неимоверно высока.

Начать с того, что мы выбирали его просто затем, чтобы куда-нибудь сходить вдвоем, и нам было совершенно все равно, что смотреть. А Nawanadoo, зная мои маньячные пристрастия, совсем не знал, что я предпочитаю книги любым фильмам, а особенно триллерам-ужасам. Поэтому о маньяках я люблю читать. Чтобы с подробностями и мясом. Ну да ладно. Поехали и поехали. Во-первых, главным потрясением было то, что почти весь зал был заполнен парочками. А уж диванчики заднего ряда просто битком. И мы там же.
Но не-ет! Надо было начать не с этого!
- Предъявите документы, пожалуйста! – преграждает нам дорогу бравый мужчина в форме, со свитой из гардеробщиц.
- У меня только студенческий… - напугано блею я.
- А можно уточнить, по какому поводу? – осторожно вмешивается Nawanadoo.
- Комендантский час, - коротко информируют нас.
Мы киваем, типа все поняли и протягиваем мой студень.
- Если первый курс, то не пустим! – важно кивает одна из бабулек.
- Я на пятом. Мне двадцать один, - выпячиваю я нижнюю губу.
- Ладно, - пропускают меня. – Теперь вы, молодой человек!
Мы с Nawanadoo встречаемся глазами и смеемся.
- Ему двадцать шесть, - хихикаю я.
Но это в офисе, в костюме, он выглядит представительно, а в кино мы были одеты довольно вольно. И в мягкой толстовке он был заметно моложе. К счастью, у него всегда с собой документы.
Мы засели на свои места и стали активно обсуждать прочитанные книги, причем так активно, что я быстро уничтожила почти весь свой попкорн. И к моменту, когда начался фильм, я уже одиноко поглядывала на соседнее ведро.
- Ты все, что ли? – шепчет он. – Давай, помогай, - подвигает ко мне свой.
В нашем кинотеатре, попкорн, кстати, вкуснее, замечено уже не раз.
Но, давайте все же о фильме? То, что маньяк – Элайджа Вуд, ни для кого не будет спойлером, ибо это написано во всех аннотациях к фильму и с первых кадров это понятно по фильму. Так вот, его я узнала по голосу, когда его даже не показали.
Голос, озвучивающий маньяка, был просто потрясающим. Именно таким, как я его и представляла. Это был именно голос маньяка, голос Вуда: ломкий, прозрачный, стеклянный, дребезжащий, полый, пустой внутри. И образ самого героя именно таков. Совершенно жалкий и не вызывающий никаких теплых чувств. И еще эти его постоянные пугающие реплики: «Постой, подожди! Ты все не так поняла, давай поговорим!», и такой весь в кровище и с ножом…
Отдельный вопрос реалистичности: совершенно неестественное поведение кожных покровов головы: слишком легкими движениями рук оказывается можно снять скальп с человека – да вранье! Это же человек, совершенно творение, там все держится очень и очень крепко! Ты весь измучаешься, пока сделаешь свое грязное дело.
Кстати, ограничение по возрасту видимо было не столько из-за кровавости, сколько за откровенные сцены.
- Это вообще, порнуха или ужасы? – хмыкали парни с соседних диванчиков.
В конечном итоге, во время финальной сцены, весь последний ряд откровенно ржал, а мы с Nawanadoo закрывали друг другу глаза ладошками, слушая «душераздирающие крики» умирающих.
Ну, прелесть же?