Отзывы на фильмы Лесли Джонс c положительными оценками

Хоть я и отношусь к кинестетикам по типу восприятия, мой дигитальный канал, видимо, тоже неплохо развит, поскольку я придаю огромное значение словам и люблю четкость в построении фраз. Поэтому вовсе не удивительно, что меня заинтересовал данный фильм. Правда, посмотрев трейлер, я прошел сначала мимо него. Насторожили меня кадры из эпохи 40-ых годов, которую я не очень люблю. Но все-таки два следующих дня я прокручивал в голове синопсис. Несказанные слова манили меня, и я в очередной раз подчинился любопытству, о чем ни капли не жалею.

У сюжета есть два козыря. Во-первых, меня интересует данная тема, поскольку я сам люблю и писать, и читать. В этом плане фильм напоминал мне последнюю работу Озона «В доме», которую я тоже посмотрел на одном дыхании. Во-вторых, мне нравится эффект «матрешки», то бишь в этом фильме три линии: современный автор читает свою книгу о другом авторе, который издал чужую рукопись под своим именем, и история настоящего автора рукописи. Каждая линия очень интересная. Я с нетерпением ждал, когда Клэй Хаммонд прочитает новую главу своей книги, потому что мне очень хотелось узнать, чем закончилась та история Рори и старика. Каждая история была по-своему грустной. Я не могу выбрать лучшую из них, потому что мне они нравятся все вместе.

По-моему, это лучшая роль Брэдли Купера. Он впервые открылся для меня в драматическом амплуа. До этого я не воспринимал его актерские способности всерьез. Зои Салдана очень хорошо дополняла его. Ее героиня безумно красивая и хрупкая. Приятно было видеть Оливию Уайлд. Ей достался самый простой образ молодой обольстительницы. Но она бесспорно с ним справилась на пять с плюсом. Героев рукописи тоже неплохо подобрали. В общем, все были на своих местах. Очень приятное кино и по сюжету, и по картинке в пастельных тонах, и по актерскому составу. Заслуживает высший балл.

Лос-Анджелес. 70-е годы ХХ века цветут в своих радужных и пацифистско настроенных дитях Розмари хипповского разлива и пахнут пряным ароматом небрежно скрученных косяков из марихуаны. Сексуальная революция приближается к неизбежной кончине вполне по траекториям теорий и практик Брахмапутры и Камасутры в то славное время, когда частный детектив Ларри «Док» Спортелло, истинный и истовый герой своего времени, успевший попробовать все прелести новых модных веяний и крепко сидящий на вредных, но вкусных веществах, берется за расследование внезапного исчезновения своей недостопочтенной сверхсексуальной женушки, давшей от него совсем недавно деру к очередному любителю Уорхола, без ГМО нарастив ему пару крепких рогов. Расследование оказывается чрезвычайно непростым даже для такого стреляного воробья, как Док.

Один из грандов постмодернизма и черного юмора в американской литературе всего ХХ века, противопоставляющий себя битниковской и постбитниковской контркультуре, мастер крепкого словца и сложносконструированных имморалистских лабиринтов из струящихся образов и многофигурных подтекстов, небезызвестный Томас Пинчон относится к той знаковой категории беллетристов, которые бытуют вне времени, вне пространства и вне кинематографа как такового. Пинчон настолько сам по себе, вне всего, что любое стремление втиснуть его в определенные рамки было бы чрезвычайно опасным и губительным для сохранения аутентичности его произведений. Осознанной даже попытки перенести и перевести чрезвычайно красочные и жуткие миры, существующие в книгах Пинчона на язык кинематографа — скудноватый, несмотря на все изыски и инновации — не наблюдалось ввиду их нарочитой сложности и трудноусвояемости авторского стиля. Впрочем, в 2014 году невозможное свершилось, хотя и в вариации «облегченного Пинчона» пятилетней давности и времен романа «Врожденный порок», ибо один из самых интересных и пограничных на стыке инди-, и мейнстримового кино Пол Томас Андерсон в рамках программы Международного кинофестивале в Нью-Йорке представил экранизацию этого крайне необычного романа, романа-документа яркой и незабываемой эпохи, просто безумного и покрытого густым слоем наркотических галлюцинаций десятилетия, романа-сна, написанного на столь специфическом и странном языке, что без дешифровки не обойтись. Если Вы, конечно, не жили в то время, тогда все происходящее и в книге, и в фильме будет очень знакомо. В этой своей сложности, нарочитой гиперотсылочности «Врожденный порок» синонимизирует с «Москвой-Петушками» Ерофеева, и кто изощреннее оказался в создании фотографического слепка времени — вопрос и ригористический, и риторический.

Если судить по фильму, то кажется, что Пол Томас Андерсон совершает в своей карьере полный и финальный оборот, вернувшись к эстетике узкопрофильных «Ночей в стиле буги», разоблачавших дельцов порноиндустрии и выворачивавших наизнанку суть классической American Dream на ярком фоне семидесятнического разврата, обернувшегося восьмидесятническим коллапсом, но по сути «Ночи в стиле буги» были видом сбоку, тогда как «Врожденный порок», книге Пинчона соответствующий чуть ли не на молекулярном уровне, более полновесно тянет на всеохватывающий портрет эпохи, перенасыщенный, вплоть до избыточности, как синефильскими игрищами, так и массой универсальных посылов. Впрочем, закольцованность вовсе не означает самоповторы. «Врожденный порок» — это новый этап, новый виток в карьере Андерсона, претендующий на исключительность умозрительной концепции, карамелизированность и фетишизированность визуальной эстетики, фабульную многоходовость, а также характеризационную полифоничность, поскольку невозможно отобразить всю суть 60-70-х лишь в одном герое.

Представьте себе, что «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» встречается с эстетикой «Криминального чтива», классическими в своей меметичности фильмами братьев Коэнов 90-х годов и поздним нуаром времен 50-х годов. Дикий коктейль, не правда ли? Но это лишь половинчатые впечатления от «Врожденного порока», в котором Пол Томас Андерсон буквально пересоздает как демиург привычные жанровые формы и стили. Дать четкое жанровое определение «Врожденному пороку» непросто. Фильм можно определить как Acid noir, который, конечно же и не нуар вовсе, а трип в лучшем духе «Беспечного ездока» и «Путешествия», или же так называемая постмодернистская ЛСД-рама, в которой зарифмовываются пути Уильяма Блейка с дешевым пальпом Джеймса Хедли Чейза, Рэймонда Чендлера или Дэшиела Хэммета, пронизанного неизбывностью экзистенциализма и спасительной галлюцинаторностью. Начавшись как околоэротическая драма, фильм вскоре выруливает в сторону мрачного непредсказуемого детектива, в котором загадок будет много больше, чем разгадок, интрига поступательно будет окисляться, и вплоть до финала картина превратится в набор стильных реприз, мощных авторских высказываний, четко привязанных к определенному хронотопическому периоду, то есть к 70-м годам. Сама история, ее костяк и сюжет, как и в книге, кажется не более чем фоном, тогда как сам фон в ней играет первую скрипку.

«Врожденный порок» — это гедонистический фильм, который не обличает пороки человеческие, но обольщает ими. Андерсон, подхватив интонацию физиологического очерка о времени и о себе литературного первоисточника, любуется своими непутевыми и откровенно обитающими на пограничье между реальностью и наркотическим бредом героями, и которые для режиссера становятся воплощенным духом свободы воли, свободы вообще, хипповской минивселенной, в которой нет никаких рамок и правил. Закономерности нуарного повествования Андерсон выкручивает наизнанку, лишая протагониста, собственно, его протагонистичности, а всех антагонистов распиная в их архаичности. Если в «Ночах в стиле буги» Пол Томас Андерсон демонстрировал трагедию и упадок, то во «Врожденном пороке» он уже этим немеркнущим упадком умиляется и наслаждается. Впрочем, до определенного момента. Сквозную галлюцинацию, этот сладостный мир укурков, цып, хиппанов, тайных обществ и химерических видений перекрывает в своем трагизме драма. И приходит осознание прошедшего и совершенного. Время истончается, но герои если не меняются, то умирают. В этой беспросветности окончательного вывода слышны отголоски Брета Истона Эллиса, однако поиск для Дока на самом деле не завершен. Выверенная, четкая режиссура, обманчиво линейный сюжет, поступательно набирающий обороты многофактурности искусно препарируют реальность вообще в картине как таковую, и очень скоро видения перемешаются с явью, расследование зайдет в тупик, и возникнет один единственный вопрос: «А была ли девочка, то есть femme fatale, и ее мальчик, сыщик, ищущий свою Лору, часом не Лору Палмер ли в кислотном мире Лос-Анджелеса?».

И если у человека есть ум сердца и он хочет поведать миру то, что у него есть, то он неизбежно будет талантлив в слове, если только поверит себе. Потому что слово — самое точное орудие, доставшееся человеку, никогда ещё <…> никто не сумел скрыть ничего в слове: и если он лгал — слово его выдавало, а если ведал правду и говорил её — то оно к нему приходило. Не человек находит слово, а слово находит человека. Чистого человека всегда найдёт слово — и он будет, хоть на мгновение, талантлив. (Андрей Битов)

Я была дома одна. Приготовила паэлью и с бокалом вина принялась за просмотр. Немного мрачно, размеренно; повествование не только не спешит, но и замирает на мгновенья. От того динамика улавливается не в сюжете, а в настроении персонажей, в их переживаниях. Ты смотришь "Слова", растворяешься в картине, которая позволяет временами подумать или же просто задуматься. Слова будут литься на Вас с экрана, проникать в Ваши мысли, рождать новые. Можно ждать сюжетного поворота, развязки, которая, к слову, весьма занятная. Ведь наказание приходит не из вне, как бывает в современном кино. Страшна не потеря репутации, состояния. Страшно, что так и не получишь самого желанного - прощения. Только вот, кто должен простить? ... Можно уловить лишь суть, настроение и поддаться потоку собственных слов. Можно вспомнить своего любимого мастера слова и пролистать томик его сочинений... Можно все, на что вдохновитесь. Поэтому и название мне кажется неимоверно удачным. Фильм, действительно, о словах. Вопрос в том, о чьих?

Он хотел сделать словом то, что Сезанн делал кистью. (Эрнест Хемингуэй)

Пласт первый: успешный писатель Клей зачитывает фрагменты своей книги. Публика в экстазе. Особенно радует экстаз молодой аспирантки какого-то там универа Даниэллы, если учесть длину ее платья, так в экстаз выпадет даже наш писатель, великий и ужасный

Пласт второй , книга в книге:

Начинающий писатель Рори пытается пробиться, но начинающих писателей больше чем издательств согласных всю эту писанину не то что печатать, а даже в издательском туалете подтереться, поэтому сначала сидит на подсосе у родительского кармана, а потом после очень тонкого намека папы все же идет работать , несмотря на то, что любимое его занятие болтаться по улицам - это он называет наблюдением за людьми и вот он уже как бы на работе. Работает Рори в издательстве, но прикоснуться к мечте он может только в теории, на практике Рори "подай- принеси, стой-не отсвечивай". В итоге романы рорины не читают ни в родном издательстве, ни в никаком другом, и у Рори на фоне этого творческий или еще какой кризис. Выходом из кризиса становится дряхлая рукопись из б/у портфеля (простите, винтажного), купленного в каком-то секонд хенде. И Рори решает побыть гением на час и перепечатав рукопись на родном компе дает ее редактору по принципу "папа решает, а Вася сдает". Редактор писается в штаны от восторга, ибо ничего гениальнее не читал и на Рори снисходит золотой дождь. Без всякого сексуального подтекста: премии, гонорары, выступления, вечеринки, квартерка и все такое

третий пласт, книга в книге в книге. Т.е третья матрешка. Соббсно великое произведение. Американец и француженка знакомятся, влюбляются, женятся, рожают ребенка, ребенок умирает, они расходятся. Если по сюжету не понятно, то я еще раз подчеркну: гениальный бестселлер

Обратно первый пласт: писатель привел восторженную почитательницу домой. Писателю явно дадут. Но многолетнее злоупотребление горячительными напитками не прошло даром. Куэйд с молодкой смотрится ненормально; смахивает на педофилию

Пласт второй: Объявился настоящий автор, вот жеж ёлки

Пласт третий: да собссно уже все

из хорошего: Бредличка Купер очень мило ходит, сидит, пишет, хмурит брови, страдает. Правда истерит местами как барышня, ну да ладно, спишем на творческую натуру

У писателя Клея крутая квартира

из менее хорошего,: Зои Салдана конечно ужасная бездарность. Я так понимаю, ее взяли чтобы упредить все обвинения в дискриминации черных актрис. Тем более, что редиска там белый герой Бредли , а его черная жена это славная пусечка, которая не приемлет вранья и кражи не одобряет. Сидение на подсосе у родителей мужа ее как ни странно не смущало, вот такая мораль

Деннис Куэйд с его лицом неанонимного алкоголика похож на писателя как Оливия Уайльд на папу римского. Смотря на Куэйдово лицо вообще сомневаюсь, что он знает хотя бы алфавит

Оливия Уайльд мне просто не нравится: ни как женщина ни как актриса. После еще пары фильмов может начать раздражать

Безымянный старик вообще какой-то невнятный перс

Парочка из книжки вся какая-то картонная, и вообще, я бы ее убрала нафиг, чтоб сконцентрироватся на моральной дилемме Рори и его личном "тварь ли я дрожащая или право имею"

Резюме: как-то так. Ни два ни полтора