Neumann, Helene Reingaard. Отзывы на фильмы

ОбщежитиЁ
Оценка фильма8 из 10
После успешной прошлогодней мелодрамы "Вдали от обезумевшей толпы" датчанин Томас Винтерберг вернулся к зрителям с "Коммуной". Фильмом, отсылающим нас уже в то далекое время второй половины 70-х. Фильмом, при помощи которого 47-летний Винтенберг прощается со всеми своими подростковыми скелетами в шкафу и аллегорично проецирует события фильма на новейшую европейскую историю.

"Коммуна" - это фильм о попытке спрятаться в коллективном от надвигающегося всеобщего одиночества. На двух вполне успешных представителей средного класса сваливается наследство в виде огромного дома. Шутка ли, 450 квадратных метров. Эрик преподает современную архитектуру в университете, Анна - успешная говорящая голова на телевидении. За 15 лет брака Эрик и Анна уже знают все друг о друге. Анне откровенно скучно с таким милым, но уже абсолютно предсказуемым Эриком.

Анне хочется внимания и впечатлений. Вряд ли она догадывалась, что открывает ящик Пандоры созданием коммуны из старых друзей и знакомых в доме, унаследованном Эриком. Нужно ли говорить о том, что компанию хозяевам составят отнюдь не такие же успешные представители богемы, а постаревшие дети цветов 10-летней давности? Что Эрику неминуемо стукнет бес в ребро в виде молоденькой студентки? Что Эрик и Анна довольно быстро устанут от компании маргиналов-сожителей?

Простая по сюжету и неторопливая по подаче "Коммуна" становится фильмом, где в сюжетных линиях прослеживается разлом между ценностями старой Европы. Мирок постаревших хиппи, цепляющийся за общую семейственность в виде совместных обедов и купаний голышом, выглядит безыдейным анахронизмом и попыткой объединенно спрятаться от общества. Компромисс Анны, пытающейся ввести в коммуну молоденькую пассию мужа, оборачивается полным крахом. Крахом мифа об успешной популярной женщине.

У Винтенберга все жители коммуны представлены как тинейджеры, так и не вкусившие прелестей зрелого возраста. Все радости и горести их бытия сознательно усиливаются режиссером в разы. Коллективное в "Коммуне" - и способ уйти от индивидуальной ответственности, и возможность хоть как-то уцелеть в надвигающемся постиндустриальном мире. Если "Коммуна" - это рай для социально-бесполезных, то Эрик и Эмма - Адам и Ева этого рая. Странно, но "Коммуна" в итоге напоминает старый телефильм, пролежавший несколько десятилетий на полке. Реквием по детству самого Винтенберга.

Классный фильм, но тут ситуация как с «Джентельменами», я не поддерживаю распитие алкоголя в невероятном количестве и которое может привести к алкоголизму, но фильм снят хорош.
4 школьных учителя собрались отпраздновать др, и как обычно для друзей, начали разговор за жизнь, у каждого есть своя проблема, но у Мартина, учителя истории проблема чуть более сложная чем у остальных. Он перегорел, можно сказать что его не интересует жизнь семьи, хотя мы видим как он пытается разговаривать с женой, слабо, маленькими шажками, как-то нерешительно. И с сыновьями также, все растворились в своей работе/жизни и нет обмена мыслями, доверие там тоже не проявляется. Так ещё и в школе дела идут не блестяще, ГГ растерял весь энтузиазм и увлечённость предметом, хотя как дают понять друзья, он мог достичь успеха в своё время.
И тут, Николай рассказывает теорию, что человеку от рождения надо каждый день употреблять 0,5 промилле алкоголя. Мартину терять нечего, он с друзьями решает провести эксперимент.
В качестве эксперимента, довольно интересная затея, положительные результаты были и если бы они сами придерживались установленного порядка, возможно ситуация не вышла бы из под контроля. Начинаются проблемы в семье, страдает репутация, проблемы на работе, хотя в двух случаях ситуация стала лучше, да и опыт как ни крути есть опыт, положительный он или негативный.
Самое грустное то, что чуть ли не с самого начала есть понимание того, что фильм закончится смертью.

Фильм посмотрен в рамках игры MovieVision (Дания) и похода в кино на ОО (СиВ)

Пожалуй, главным лейтмотивом в творчестве одного из ведущих демиургов «Догмы-95», культового датского режиссёра Томаса Винтерберга является минорная тема возвращения. В программном для постановщика фильме «Торжество» возвращения персонажа из забытой прошлой жизни знаменует собой тотальное разрушение привычного дотоле миропорядка, в «Субмарино» возвращение из заточения и без того блудного брата оборачивается тупиком, дисконнектом, анемией и апатией. Возвращение как первичная сюжетная коллизия, пробуждающая меланхолию нарратива, у Винтерберга никогда не сулит ничего и никому ни хорошего, ни условно нормального; недремлющие призраки прошлого, по Винтербергу, не прощают никогда. В свою очередь в «Охоте» и «Дорогой Венди» возвращение лишено овеществления; оно воплощено как метафора обратных социальных процессов, а в самом неприметном в контексте куда как более монументального творчества режиссёра фильме «Возвращение домой» 2007 года Винтерберг привычную для себя тему обыгрывает уже в мажорной тональности с ненарочитыми полутонами абсурда.

На первый взгляд кажется, что Винтерберг стремится зарифмовать «Торжество» с «Возвращением домой». Сюжеты обеих картин, снятых, между тем, в совершенно различных хронотопических условиях, до бесстыдства схожи, не говоря уже о том, что формула прошлого как бумеранга и там, и здесь раскрывается полноценно и конкретно. Но видна существенная разница в подходе и, соответственно, дальнейшей реализации драматургической экспозиции фильма; в «Торжестве» торжествовала практически греческая трагедия, тогда как в «Возвращении домой» эта самая трагедия существования присутствует скорее на периферии, на очень дальней обочине повествования, она сугубо побочна, тогда как первична скорее исключительная авторская созерцательность, направленная на главных героев фильма, через призму которых Винтерберг создаёт на выходе сатирическую галерею типажей в разрезе национального характера. Впрочем, эта созерцательность, растворяющаяся в весьма лапидарном киноязыке, упакована в оболочку абсурда, существующего на нескольких уровнях.

Абсурд первоначальный в фильме — это история неблаговидного оперного певца, вернувшегося в свой родной город и узнавшего, что он давно уж как папаша взрослого светловолосого дитяти. Выросшего, между тем, в условиях тотальной свободы воли, а потому живущем по всем принципам «человека абсурда», как, впрочем, и все герои фильма, искренне считающие, что все им позволено и все этим оправдано. Винтерберг на сей раз не копирует реальность тотально, но доводит её до состояния и всеобщей нереальности, ирреальности. Герои картины, но в особенности Себастьян, Мария и Ганс, тот самый возвращенец из приторного большого мира, считают, что их жизнь имеет внятные цели, но это, увы, совсем не так. Словно герои мифа о Сизифа, они обречены на беспрестанное повторение собственных ошибок. Ганс, сбежав из неуютной провинции и бросив свою единственную настоящую любовь, которая после этого пошла в пошлый разнос, став и розовой, и голубой, и ещё чёрт знает какой, на то же самое обрекает своего сына, который запутался в отношениях и, кажется, не видит из-за своей деструктивной инфантильности никакой разницы между любовью и просто сексом. Сын повторяет ошибки не только отца, который и не думает раскаиваться, но и своей матери, рефлексирующей и истерящей одновременно. Если восставшее из пепла прошлое отрезвило героев «Торжества», то в «Возвращении домой» ничего такого не предвидится. Все остаётся почти как было до этого, неизменным и нелепым. И именно в этом кроется главная, но невысказанная напрямую Винтербергом трагедия персонажей «Возвращения домой» — отсутствие у них не столько морали, сколь желания что-либо переменить к лучшему в своей жизни, которая и не жизнь вовсе, а череда абсурдностей, складывающихся в закономерность бытия.

Абсурд же внутренний лежит в фильме в пространстве общеизвестной мысли датчанина Серена Кьеркегора, основанной на истории библейского Авраама. Впрочем, жертвенность в «Возвращении домой» не столько физическая, сколь психологическая, и она происходит не во имя Бога, но вопреки ему, как сопутствующая и кормящая эгоизм нового Авраама, он же Ганс. Ганс жертвует благополучием своего сына, отдав на поруки не самой пристойной матери, пустившей все давно насамотек. По сути Ганс убивает зарождение семейственности, убивает в первую очередь в самом себе, но он сам не считает такой поступок неправомерным, для него это привычно, но для всех остальных, в особенности для режиссёра, который насытил свою картину сплошными антигероями, это парадоксально в своей очевидной абсурдности. И возвращение Ганса домой это в сущности возвращение в никуда — из бесцельного, но роскошного богемного существования в бытовой примитивизм, населенный такими же человеческими примитивами, для которых важнее всего лишь поспать, пожрать да потрахаться и, желательно, дружной птицей-тройкой.