Roberts, Lindsey. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Вторая по счету полнометражная режиссерская работа одного из самых ярких представителей американского инди-муви, мультиинструменталиста Шейна Кэррата, слава к которому в узких зрительских кругах пришла в 2004 году после выхода амбициозного микробюджетного дебюта «Детонатор», в прямом смысле взорвавшем закосневший мир современной и социальной, и научной фантастики, фильм «Примесь» 2013 года, премированный спецпризом Сандэнса, едва ли относится даже к типическим представителям американского независимого кинопространства, в котором ныне мамблкор стал царем всех гор.

Очищенная от любой жанровой принадлежности, беспримесное по своей взрывчатой стилистике и бескомпромиссное по отношению ко всем зрителям, картина Кэррата лишь поначалу демонстрирует стремление быть как все, искусно притворяясь реалистической мелодрамой, в которой, впрочем, не обходится без конструирования метафорических вавилонских башен, ибо герои безымянны, заточены в чертоги условности и воспринимать их зритель должен не как живые человеческие типы, а как воплощенные метафоры всего людского бытия, подчиненного не законам логики, а всему потустороннему, иноприродному, трансцендентному. Жанровый вектор картины искривляется, мелодрама очень скоро становится крайне затруднительной для понимания фантастикой, нарративные циклы скручиваются в спираль, а «Примесь» превращается в умеренно претенциозное, но фактически воплощенное чистое кино, с размытой жанровой конвенцией. Мерять «Примесь», которая является не то продуктом галлюциногенного брожения, не то сложносочиненной притчей об утрате смысла жизни и крахе всех социальных конструкций, связывающих людей между собой окровавленной пуповиной, привычными категориями априори нельзя. Кэррат вступает на семантическо-синематическую территорию и Дэвида Линча, и Андрея Тарковского, и Терренса Малика, и чуть ли не всей «новой французской волны», и кажется подчас, что фильм буквально утопает в чужеродных аллюзиях, но это обманчивое впечатление. Кэррат, искусно переработав и переосмыслив все прошедшие кинематографические веяния, создал нечто столь аутентичное, что вписывать «Примесь» в привычную жанровую разноголосицу едва ли стоит. По факту — фильм является и в чем-то негласной экранизацией романа «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Дэвида Торо, ибо множественные отсылки к этому произведению в фильме видны и невооруженным глазом. Для Кэррата — это настольная книга, его Библия, катехизис, и невозможно ни понять, ни просто принять «Примесь» без учета творения Торо. Образы, давящие своим чрезвычайным, воистину чрезмерным обилием, становятся во главу угла фильма, в котором сюжет как таковой становится даже не второ-, и третьестепенным. Свиньи, люди, орхидеи — кажущаяся маловразумительной сюрреалистическая каша вскоре обретает черты явственного умозрительного повествования. Однако если гармония в книге Торо была не сиюминутной, а вечной, то в «Примеси» и сам путь к духовному успокоению, усмирению, и само это ощущение — вселенской целостности и единения Мир-Человек-Мир уже кажется чересчур быстротечным. Кэррат рушит мечту о любой гармонии, которой просто нет места в этом мире.

В картине в равной степени есть как откровенно броская, на грани и за гранью китча, эстетика, созданная ради нее самой, изобретательная и полная вкусовых полутонов форма, которая как влитая в саму философскую сущность ленты; однако в погоне за формой Кэррат не теряет нить содержания, обволакивая фильм в теплое одеяло взрывных образов, чтобы к финалу зритель достиг и Истины, и Катарсиса. Но что есть эта Истина? Жизнь бессмысленна, подточена червивой червоточиной, мир на грани распада, а любовь уже не способна никого спасти? Или Истина находится где-то посередине, между этим наслоением образов. Истина, которая ускользает от большинства, ибо для ее постижения необходимо просветление.