Moran, Crissy. Отзывы на фильмы c положительными оценками

При создании своего второго полнометражного фильма, уберкровавого слэшера «Убийство по кускам» 2004 года, независимый американский режиссёр Ник Палумбо, после его выхода в свет вынужденно замолчавший на целое десятилетие, опирался на свой же дебют — микробюджетный фильм ужасов «Подонок» 2000 года, представлявший из себя предельно честное и частное живо-, и жизнеописание деяний малосимпатичного серийного убийцы женщин. Киноязыково аскетичный и вместе с тем до изощренности реалистичный, «Подонок» Ника Палумбо, занимающего свою нишу в американском андеграунде наравне с Фредом Фогелем, Риком Кастро, Биллом Цебубом, Дастином Миллсом etc, проникал в самые тёмные уголки подсознания настоящего монстра в человеческом обличье, для которого охота и последующие извращенно-сексуальные действа над жертвой стали будничной реальностью, утратив привычный привкус сладостного ритуального омовения. Совершенно бесстрастный и наследующий экспериментальной эстетике Йорга Буттгерайта, дебют Палумбо в жанре ужасов по сути лишь готовил почву для куда как более вызывающего творения режиссёра — «Убийство по кускам» в общем-то видится не просто нарочито грязным хоррором, увенчанным массой отталкивающих сцен, но даже неким сугубо синефильским экспериментом, препарирующим слэшер с сардонической садистичностью.

Картина Палумбо ничуть не прячет своей алогичности и хаотичности, кажется даже намеренно выпячивает как свой натурализм, так и совершенно ему не соответствующий морок вечного ночного кошмара со всеми своими условностями сна, иной реальности, всякой невозможности подобного — сна не жертв, но самого главного героя, чьё сознание разбито на осколки психоза и шизофрении вкупе с неонацистскими мировоззренческими установками. Абсолютный маньяк, тотальное зло, плоть от плоти всеобщей веры в свою исключительность. Внешний уровень ленты носит характер контрастной в своей броской глянцевости зарисовки мучительной жизни успешного фотографа Брэндона, на первый взгляд, естественно, обманчивый, живущего тихо-мирно в Лас Вегасе, где блэкджек и шлюхи входят в его ежедневный рацион. Щедро вываливая на экран самое грязное порево и жесточайшее горево, Палумбо все больше к финалу теряет нить внятного повествования, отдавая его на откуп гнетущей рефлексии Брэндона, все больше погружающегося в состояние чистокровного бесконтрольного безумия, ведущего его на эшафот вечности где-то там, в Аду… При этом очевидной становится типизированность его предыстории — Брэндон лишь «один из», но не единственный в своём роде. Иллюстрируя неизлечимость его патологии вполне по Фрейду, Ник Палумбо, меж тем, пытается выстроить в картине и некую политическую подоплёку, выбирая в качестве главного кошмарного видения Брэндона 9/11. Со стороны Палумбо, эта попытка привязать все беспощадные деяния фотографа-вуайериста, помимо факторов опыта его тяжёлого детства, к тому приснопамятному теракту тем не менее не кажется стопроцентно убедительной: режиссёр лишь провоцирует в отношении своего героя таким образом ответную ненависть, спекулируя на смертях реальных, не продуцируя при этом внятного антиамериканского высказывания. Лакированная история маньяка, где бесстыжая жесть уравновешена рядом самобытных изобразительных решений.

Финал же при всей клишированности воспринимается в русле определенного синефильского заигрывания, которым пронизано «Убийство по кускам» едва ли не с момента экспозиции. Участие на третьем плане небезызвестных Гуннара Хансена, Эдвина Нила, Тони Тодда и Фреда Фогеля в качестве эдаких синефильских маячков «только для своих» встраивает «Убийство по кускам» в ту же линейку жанровых образчиков, куда относятся «Техасская резня бензопилой»,"Августовское подполье» и, казалось бы, сугубо мистико-поэтический «Кэндимен». Однако с упорством опираясь в «Убийстве по кускам» на эти ленты, Ник Палумбо на выходе создал беспредельно суровый и кровавый слэшер, не лишенный шокирующей поэтики и эстетики насилия, сколь бы оно не было выходящим за рамки. Камера Брендана Флинта субьективно не скрывает своего астенического любования хтонической хирургией нациствующего фотографа, который усердно насилует попавшую в его сети девицу, приковав её к кровати наручниками, занимается оральным сексом с отрубленной женской головой или, постанывая от оргазмического сладострастия, покрывает поцелуями испещренное туловище без рук и ног и пресловутой головы. Каждый такой эпизод, преисполненный мускусного перверсивного эротизма — тщательно выстроенная авторская реприза, трансгрессивность которой подчёркивает тот абсолют ужаса, который не таится в ленте ни под намеком эвфемизмов, ни лицемерной морали.