Kimura, Tatsuya. Отзывы на фильмы

Фильм Питера Гринуэя «ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК»
Тема «Интимного дневника» – сопряжение феноменального и ноуменального. Человек – единственная тварь, соединившая в себе два этих мiра. И героиня (Нагико) занята поиском возможностей пластификации (здесь: воплощение прекрасного в динамических формах) в собственном теле красоты эстетического (чувственного) и интеллектуального космоса. Графический знак, символ становится под кистью Мастера тем вещественным элементом бытия, который способен усвоить себе качества разумной человеческой природы, он становится феноменом, заключающим в себе ноуменальную сущность. Символ способен стать инструментом духовной сублимации ума, восходящего к непосредственному, сверхчувственному познанию тайн Бытия Абсолютного. Однако интеллект, ставший орудием эстетического (от греческого αίσθετικός, чувственный) способа существования ограничен в познании пределами сфер вещественной онтологии и интенциями телесной экзистенции. А ведь Единым и Истинным сказано: «…кто не собирает со Мною, тот расточает, Лк.11:23». Это значит, что ум, интенционально рассеивающий себя во множественной вещи, не способен произвольным усилием направить вектор своих устремлений к Свету Истины.
И здесь мы видим, как традиционная в дальневосточной цивилизации обращенность ума на эстетическое начало жизни, удерживает героиню от трансцендентных исследований и движений души в сторону вещей умопостигаемых. Культ чувственности посредством инструментов абстрактной мысли парадоксальным образом замыкает её поиски в пределах собственного тела и его поверхности. Знак в такой парадигме обращается из средства эпистемологических изысканий в феноменологическую цель, а тело, изначально имеющее смысл доски, подготовленной для восприятия Иконы Сущего нанесением на неё этического левкаса, претворяется в самодостаточный символ бытия, несущий в себе все смыслы преходящего существования, но лишенный в конечном итоге возможности воипостазирования в Теле Бытия Абсолютного.
Рецитация фразы о сотворении разумного существа («когда Бог создал из глины первого человека, Он нарисовал ему глаза, рот и половой орган»), сопровождаемая комментарием героини («я глубоко убеждена, что на свете существуют две вещи, неразрывно связанные друг с другом – это радости плотские и радости писательские») и сводящая понимание его предназначения к известному резюме Иоанна Богослова: «всё, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» иллюстрируется всем видеорядом кинокартины. Этот императив отречения от власти греха и диавола («И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек, 1Иоан.2:16,17»), понятый в противоположном увещеванию Апостола смысле, редуцирует всякое явление жизни до его технического употребления как вспомогательного средства реализации суетных стремлений и иллюзий своего тленного существования. Конечной же целью предпринимаемых действий становится удовлетворение выше исчисленным страстям.
Воспитательные модели определяют будущую жизни человека. Для Нагико такими мотивирующими образцами для подражания стали жизнь её отца, каллиграфа и писателя, и дневники средневековой придворной дамы Сей Сёнагон, культ которой поддерживается в семье тётей. Написание и издание книги, материалом которой становится эстетическое переживание видимой красоты и разлияния блуда в многообразии телесной вещи, должно напитать алчущую в её душе гордость, а средством исполнения замыслов избирается манипуляция пороками ближнего, поработившего себя всё тем же страстям гордости и похоти.
Методы продвижения на книжном рынке своего, получившего уничижительную оценку продукта, оказываются для героини сходными с теми, которые использовал её родитель: соблазнение и предложение интимных услуг. И это уже составляет традицию, что заставляет задуматься о качестве вообще всей литературной продукции, которая попадает к потребителю столь сомнительными путями: могут ли обеспечить безнравственные средства достижение подлинной цели художественного творчества и принесение этически ценных плодов? А эстетические ценности, лишенные этического содержания, которое может вложить в них один только созерцающий божественную Истину разум, нам в изобилии предлагает неразумная природа, всё ещё несущая на себе сияние славы своего Творца.
Кого мы обманываем, вступая в интимную связь с человеком, которого намерены использовать в корыстных целях, его или себя? И если наши чувства по ходу этой лукавой игры обратятся из имитации любви (или просто симпатии) в подлинные и искренние переживания? Что тогда? Доигрывать роль бездушного манипулятора, или признать фиаско лжеца, ставшего жертвой собственного лицемерия и обмана? А может быть стоит, начиная интригу, проанализировать и ревизовать собственную систему ценностей, чтобы в погоне за иллюзорными благами не оказаться в положении старухи, сидящей над разбитым корытом.
О причинах отрыва человека от своих родовых корней дает понять монолог мамаши Джерома после его похорон. Игры с дьяволом начинаются с религиозных экспериментов, продолжаются обращением всего экзистенциального потока в русло мертвого эстетизма тленной существенности и завершаются суицидом и некрофилией как апофеозом культа сатаны (не важно, торжествует ли падший дух под собственным своим именем или под личиной буддизма), и, таким образом, вечный сценарий этого подспудного искушения Адамова рода становится тем подлинным сюжетом повествования фильма, который прикрыт прозрачной рисовой бумагой жизни Нагико, исписанной иероглифами её внешних событий.
Гениальное произведение потому и гениально, что, будучи обращено в равной мере ко всем, открывается в каждом прикасающемся к нему уме и сердце совершенно специфическим, только этому мыслящему и чувствующему существу присущим способом. Интеллектуал увидит в работе Гринуэя тонкое хитросплетение сюжетных ходов и многослойных культурных аллюзий, эмпат проникнется сопереживанием драме героев, пусть подлинность их страданий, порожденных реальной трагедией, и густо замешана на иллюзиях ума и ложных мотивациях, приводящих в беспорядочное движение их мятущиеся души и страждущие тела. Ум же, причастный к Истине, в меру этой причастности созерцает живую духовную ткань рисуемой Мастером картины, и лежащие под ней этические грунты, определяющие динамику экзистенции и связывающие видимое бытие с холстом его онтологических оснований и рамой, удерживающих на нём законов. И не важно, сколь глубоко осмысливает сам Автор своё произведение, его гениальность делает за него необходимую работу постижения и увязывания в единое целое видимых и сокровенных смыслов этой бездны красоты и безобразия, разума и безумия, славы и ничтожества, которую мы зовём своим мiром и своей жизнью.
Dr. Aeditumus (Андрей Л. Храмушин). Н.Н., Вел. Пост 2017года, апрель 6-9.

ПОСЛЕСЛОВИЕ, которое ничего не проясняет.

Написал много и неудобочитаемо, а не сказал ничего. А Фильм о писательнице, которая пишет свои книги на телах своих любовников, соотносясь мыслью с Сей Сёнагон, сама себе цитируя её строки, как бы проверяя по этому эталону свои ощущения и чувства. Но к 28 годам Нагико уже оторвалась от пуповины, питавшей её образцами домашнего воспитания и культурной парадигмы. Накопив опыт собственных переживаний, она теперь сама составляет списки любимых вещей и впечатлений, и того, что ей отвратительно.
Видимо я не сумел (как обычно) ясно выразиться. Один из полноценных персонажей фильма - иероглиф. И его общение с человеком. Две составляющих нашей природы - плоть и дух - столь же неотъемлемо присущи и каллиграфическому знаку, несущему мысленное содержание. В тандеме мысль-чувство лидирующая роль бесспорно должна принадлежать первой. Она ведёт нас к нашему Духовному Истоку. В противном случае мы подвергаем себя энтропийному рассеянию в чувственном субстрате, в бездне тления вещественного распада, отраженного в мысли, утекающей в зыбкие пески непрерывно меняющихся понятий и представлений.
Ну вот, мы вернулись к началу: знающий не говорит (ибо Истина неизреченна), говорящий - не знает (ибо ещё томится в цепях неведения). Я болтаю, как последний из "говорящих".
Фильм многоплановый и по мысли и чувству, и по форме (экран в экране). Автор связывает прошлое не только с его физическими наследниками и культурными носителями, но со всей, так сказать био- и ноосферой настоящего и будущего. Конечно, он ломает наши экзистенциальные стереотипы в отношении ценностных и этических приоритетов. Но это не повод отвергать работу Мастера, а причина для ревизии и более глубокого и обоснованного усвоения своих собственных нравственных принципов, их защиты не через отрицание чуждых идей и воззрений, а через положительную практику жизни по Заповеди. Аминь.

Мне кажется, если бы этот фильм был книгой, ее вполне мог бы написать Мисима. Одержимость, искусство, где расходным материалом является плоть, голые тела и смерть.
Каллиграфия -- особый вид искусства. В ней важно не столько содержание, сколько форма, плавность линий, цвет. Каллиграфия емка. Она успокаивает того, кто пишет и того, кто любуется ею. Таков и этот фильм. В нем очень много красивых кадров, некоторые имеют глубоко воздействующее действие. Но содержание для меня нет. Раз за разом люди пишут друг на друге. миллионы букв и слов, слова повсюду: на телах, на стенах, но говорят в фильме мало. Улавливаются различные символы, много символов, они пытаются добраться до меня, но так ни один и не дошел.
Что мне не понравилось. Музыка. Мой мозг и так судорожно пытался выхватить что-то из этого видеоряда, а музыка просто разрывала его на кусочки.
Совмещение нескольких кадров. В нескольких местах это выглядит уместно и оригинально, но, в целом смотрится неуместно. Особенно техническое исполнение. Цветовая гамма фильма очень неприятная, мрачная.
Немного устала от вереницы мужских членов. Я спокойно отношусь к обнаженной натуре в кино, но тут, создается впечатление, что ими нарочно тычут в камеру (а зрителю -- в лицо), миллионы ракурсов, различной текстуры, размеров и цветов.
Понравились отрывки из Сэй Сёнагон, они очень органически вписывались в сюжет и привносили некий налет поэтичности. Понравился МакГрегор с его юным женоподобным лицом и гладким гибким телом. Понравились рисунки на телах (но я их объелась за весь фильм, устала), некоторые кадры просто потрясающие.
На самом деле, неожиданный фильм для европейского автора. Я осознаю, чем он может впечатлить зрителя, но я, четно, мучалась во время просмотра и вздохнула с облегчением, когда он закончился. Хотя конец мне понравился больше всего.
Просмотрено в рамках игры ТТТ -- "Классика кино". За совет спасибо Zatv . Открыли новый горизонт.