Rehme, Robert. Отзывы на фильмы

Приз гильдии немецкого арт-хауса 2005 года. Кто бы сомневался (следуя стереотипу, что немецкий зритель знает толк в извращениях). На самом деле экранизация смягчила многие острые углы, которые были в книге. Чуть изменили акценты, добавили нюансы и вместо психологического триллера получили на выходе романтическую драму. У фильма довольно низкий рейтинг и я понимаю почему. Весь психологический надрыв Стеллы остался за кадром, а оставшиеся крохи не дают зрителю представления о том мраке, в который она погрузилась. Экранизация более романтичная и даже целомудренна, книга логична, жестока и закономерна. Однако, у фильма есть безусловный плюс – подбор актеров идеален. Все персонажи столь гармоничны, что имей я о них представление раньше, то, возможно, книга произвела бы на меня еще большее впечатление. Хотя, поверьте, оно и так велико.

В застенках психиатрической лечебницы появилась новая кровь – семейство Рейфиелов в полном своем немногочисленном составе: главы Макса (нового заместителя главного врача), его супруги Стеллы и сына Чарли. На первый взгляд это благополучная семья со стабильным доходом и обеспеченным будущем. Макс умен, здесь для него открываются блестящие перспективы. Да, на первый взгляд все так и есть. При более внимательном изучении Рейфиелов можно увидеть многочисленные трещинки, которые при трагическом стечении обстоятельств дадут глубокий разлом. Благополучие Рейфиелов зависит от матери Макса, именно благодаря её финансовой поддержке они могут поддерживать свой привычный (довольно высокий, судя по Ягуару в гараже) уровень жизни, Стелла давно томится в скуке от почти монашеского образа жизни, Макс практически всё либидо сконцентрировал на своей карьере, от которой получает большое удовлетворение. Чарли… Чарли пока счастлив. Лето, солнце, красивая природа, холмы, болото, пруд и новый друг – психопат Эдгар Старк. Красавец мужчина, художник и скульптор, мастер на все руки. И оранжерею построит, и жене голову отпилит. Нет, он не раскаивается, нет, он не считает себя виновным. Так вот представьте себе, в каком душевном состоянии должна находиться женщина, чтобы найти для себя приемлемыми отношения с убийцей. Разве что среди грядок в огороде он выглядел очень мирно, и его агрессия в прошлом обрела оттенок понарошковости. Или долгие годы совместной жизни с психиатром способствовали привыканию к подобным поворотам судьбы. Убил жену, с кем не бывает. Нет, я слышала, конечно, что любовь зла, но такой её гримасы я еще не видела. Или это не любовь, а искусно прикинувшаяся ею одержимость? История, казалось бы, проста. Очередная отчаянная домохозяйка отчаянно бросилась в омут с головой. Вот именно, что казалось бы.

Очевидно, что Родлин Гетсик, весьма многогранная личность современного американского нонконформистского и андеграундного искусства, перенося на экран все некогда ей пережитое стараниями своего соратника Адама Ремайера, режиссёра фильма ужасов «Кроличьи игры» 2010 года, по ряду серьёзных причин, вызванных цензурой, выпущенного и то очень ограниченно лишь два года спустя, преследовала изначально одну единственную цель — окончательно изжить из себя весь кошмар насилия, испить до дна всю накопившуюся боль и ярость, выпустить наружу своих недремлющих демонов, сызнова пройти через Ад, дабы в конце выйти чистой и духовно просветленной. Мученицей и святой, грязью и грехом спасенной. Однако полученный на выходе фильм, хоть и даровал желанный катарсис, все равно по форме и содержанию своим являлся неприкрытой эксплуатацией и спекуляцией, хотя и преподнесенной с мощными авторскими изысками, ведь это так типично и до боли привычно для кинематографистов всех мастей: торговать своими страхами, с очевидным эксбиционистским наслаждением сублимируя их на кинопленку, которая, как и бумага, по Булгакову, все стерпит. И не только стерпит, но и простит и продолжения попросит.

«Кроличьи игры» во многом наследуют и по-своему переосмысливают мотивы «Забавных игр» австрийца Ханеке, хотя на первый взгляд эта связь кажется не очевидной. Однако даже в самом названии фильма нехитро спрятана игра слов, созвучность, выражающаяся в конце концов и в единстве темы тотального торжества насилия. Funny game = Bunny game; в обеих лентах неотрепетированная реальность, у Ханеке скукоженная до уровня обыденности и бытовушности, а у Ремайера — до упивания грязью, смрадом, падением ниц, существует в рамках заданной игры. На выживание, выдержку, на прочность. Игры, для которой характерна изначальная предрешенность, ибо и там, и там все ясно и так, что жертве не уготована deux ex machina, рояль в кустах, её ждёт свежевырытая могила и пытки, пытки, пытки… Ремайер фиксирует все с определённым сладострастием, без явной и уместной отрешенности, делая бескровные муки ещё более невыносимее, впрочем, и не отождествляя дотоле безликое Зло с кем-то приземленным, обычным. Его маньяк куда как более метафоричен, чем его жертвы, обречённые на смерть, не дышать и не осознавать свою финальную роль в его спектакле.

Примечательно ещё и то, что Ремайер не сторонится массированного использования символики в фильме, и без того подчеркнуто незаурядном как для просто радикального выброса агрессии, как очередной псевдоснафф, методично расчленяющий плоть самих зрителей. Кролик даже на уровне семантического намека уж слишком явно стремится быть зарифмованным Ремайером с Дэвидом Линчем, и фильм в рамках минималистской экспериментальной визуальной оболочки девственного монохрома порой приобретает явный закос «под Линча» времён «Головы-ластика», естественно «Кроликов» и «Внутренней империи». Подобное цитирование, впрочем, не кажется неуместным, а вполне адекватно вписывается в бунтарский кинослог фильма. Кролик как символ самопожертвования в картине Адама Ремайера становится лейтмотивом всего и над всем, буддистские мотивы с перерождением после смерти отыгрывают в финале свой громкий аккорд, но, увы, в миноре. Садист-дальнобойщик и вовсе лишен имени, он просто Хог, свинья. Одно из множества уродливых и причудливых лиц Сатаны христианского, воплощение невежества, похоти, разнузданного порока или если придерживаться идей буддизма, присутствующих в фильме — грех, не отпускающих людей от круга к желанным перерождениям. Впрочем, мысль философская и теософская кому-то покажется софистикой, дополнительной игрой в поиск сути, но ведь «Кроличьи игры» потому и являются играми в чистом виде, что есть немало альтернатив. Играми, оборачивающимися победой пуризма, чистого кино без рамок и стесняющих условностей, когда насилие прикрывается ненужной вуалью намеков, вуалью траурной.