Miner, Michael. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Хотелось бы мне произвести введение в свой отзыв столь же ловко, сколь Верховену удалось в нескольких предваряющих вставках обрисовать футуристический неприятный мирок, в котором происходит действие классического "Робокопа". Раз — искусственное сердце, уровень науки вообще и медицины в частности крайне высок. Два — напряжённые новости, которые ясно дают понять, что общий уровень тревожности давно превысил все грани разумного, вокруг назревает что-то гадкое, мафия распоясалась и военная угроза маячит вот где-то тут уже в повседневной реальности. Дело сделано, фильм ещё не начался, но мы без закадрового голоса и занудных цифр статистики знаем, что в этом мире выходить на улицу днём так же опасно, как и тёмной ночью, а единственная надежда — исхитриться своровать где-то столько бабла, чтобы отрезанную злодеями в переулке руку заменили каким-нибудь биомеханическим протезом, дабы она продолжала красть и показывать обществу средний палец.

"Робокоп" велик тем, что он сразу же ушёл от одного чётко определяемого жанра боевичка и расслоился на множество линий и подтекстов. Поэтому кадры с внушающим трепет киборгом и его драчками одинаково важны и интересны с кадрами, где воротилы из крупных корпораций показывают друг другу клыки (кстати, очень символично, что это происходит в уборной — более слабая особь третьестепенного персонажа убегает, трусливо поджав хвост и оросив штаны, а альфа-самцы демонстрируют друг другу размеры гипотетических мужских бизнес-гениталий и соревнуются, кто выше и вонючей пометит собственную территорию, прежде чем вступить в настоящую схватку). "Робокоп" - не просто фильм про полицейского, которому пришлось частично стать роботом, это лишь одна из волн на фоне общего безумия — социального, дистопического и действительно сумасшедшего, как слетает с катушек любой дикий зверь, загнанный в угол. Человечество пока в угол не загнано, но уж очень близко к тому и общая "безюминка" витает в воздухе, взять хотя бы едва ли не смехотворные поначалу сцены, где бандитьё стреляет из гигантских пушек во всё вокруг. А зачем? Чтобы украсть? Нет, а вот просто так. Разбить витрину, чтобы просто переключить канал телевизора, взорвать пару магазинов с, вероятно, живыми людьми внутри — просто потому что я могу, потому что моя дубина больше, а хватка крепче.

После современного шустрого до эпилепсии монтажа и вошедших в обыденность чисто по-комиксовски необычных (необычных - в обыденность, вот это поворот!) ракурсов поначалу кажется, что в работе с кадром "Робокоп" не блещет оригинальностью. Отнюдь. В нём важнее проследить мелкие детали, постановку и общую композицию. Да и просто закройте глаза и вспомните сцены из фильма. Например, гениальная сцена расправы над пока ещё Мёрфи. И через пару лет вспомнишь, что и как, где стояли плохие парни, где была напарница и что она видела, а что смогли увидеть мы. Наверняка каждый и через десять лет после просмотра вспомнит, как Робокоп выстрелил даме сквозь платье, а перед этим эффектно появился одной лишь огромной тенью на стене. А ведь это всё без какой-либо причудливой съёмки или сногсшибательных эффектов — даже музыка не очень-то нагоняет драматизма.

Кстати, о саундтреке. Как не упомянуть его предельную деликатность и уместность. Пафосные моменты играют только тогда, когда на экране действительно что-то значимое, а не каждый раз, когда главный герой появляется в кадре. То же и с музыкой трагической, печальной или бодрой. Большая часть фильма вообще проходит без саундтрека, и на этом фоне куда более весомо смотрятся (слушаются?) тяжёлые звуки шагов киборга и его металлически-жужжащие повороты. Вообще, есть в этой его псевдомедлительности и пластике роботанца что-то притягательное и пугающее. Как тяжёлая поступь первого терминатора — прячься или не прячься, он всё равно тебя найдёт, ритмично топая и никуда не торопясь, потому что точно знает, что тебе всё равно не скрыться. Тут то же самое, неторопливое достоинство неотвратимости. Он идёт надирать задницы — и задницы будут надраны без вариантов.

Сам по себе Робокоп не очень-то пугающ, а вот атмосфера вокруг него вполне будоражащая. Помимо таких неестественно медленных рободвижений (кстати, многие зомбаки тоже пугают этой несвойственной большинству человеческих существ размеренной медлительностью) зловещ его облик. Не будь на нём вовсе человеческих частей, то было бы гораздо проще, робот и робот. Но эти беспомощные губы посреди моря металла при кажущемся отсутствии носа, островок живой плоти — это страшно. Чего бы стоило прикрыть это ещё кусочком брони, я вот в детстве всегда беспокоилась, что Робокопу кто-нибудь выстрелит прямо в рот. И всё же нет, это постоянное напоминание о замурованном внутри стальной гробницы живом человеке так и бросается в глаза. Впрочем, даже не это создаёт пугающую атмосферу боязни незнакомого. А как подлатанный металлом Мёрфи появляется в участке? Это же песня! Если бы моя память не была такой хрупкой, я бы даже сказала поточнее, какая именно песня... из "Илиады" Гомера. Робокоп появляется чисто по-гомеровскому хитровыписанному канону знакомства с Еленой, из-за которой произошла Троянская война. Поясняю: мы верим, что Елена у Гомера действительно прекрасна, потому что он вовсе не даёт нам какого-то конкретного описания: цвет волос, цвет глаз, параметры или даже более расплывчатые вещи вроде "симпатичное лицо" или "чувственные губы". В песнях "Илиады" нам даётся только описание чужой реакции на Елену: все в благоговейном шоке, парни подбирают слюни, старцы приосаниваются, женщины шипят и плюются ядом. При этом приёме каждый читатель может понять, насколько прекрасна Елена, и каждый представит её прекрасной в общем смысле, как он представил бы её по своему собственному идеалу. Если бы автор дал конкретное "голубые глаза, золотые волосы", то сколь бы они их ни нахвалил, кто-то бы тут же сказал: "Да ну фу, вообще блондинки отстой, не могла прекрасная Елена такой быть". А тут не подкопаешься. Вернёмся к Робокопу — ситуация поначалу такая же. Мы не видим никакого робота, только мутный силуэт за рифлёным окном, а потом уже — выпученные глаза и раскрытые рты копов, которые в своей жизни в нелёгком райончике немало повидали как коричневого, так и шокирующего других цветов. И эти умудрённые мужи бросают все дела и бегут поглазеть на не пойми что, как тут не проникнуться к ним участием, не поразиться и напугаться заранее?

Самая любимая мини-линия в романе, которая явно даёт задел на следующие фильмы, — это остаточные воспоминания Мёрфи, как личности. Действительно, моторные навыки кручения пистолета на пальце или бешеного выезда на машине с парковки, так что днище скребёт до искр, могли и не утратиться, потому что это совсем другой отдел мозга, нежели воспоминания о семье и себе самом. Интересно смотреть, вытянутся ли наружу остальные воспоминания или нет, станет ли Мёрфи собой или нет, потому что в этом дистопичном мире всё может быть. Финальная фраза ( да что там фраза — слово) припечатает всю эту историю, а заодно даст простор для фантазии грядущим продолжениям. Я не пересматривала их с детства и убейте не представляю, что там, ничего не осталось в памяти. Лично мне кажется, что если бы робокоп был просто роботом, то его быстро бы подрядили в военные разборки, особенно в таком нестабильном мире, как дронов из новенького "Робокопа" (2014).

Сейчас, конечно, смотреть на многие сцены со спецэффектами смешно. Резина и плохо капающая кровь, а уж про робоцыпа (а как ещё называть эту злую курочку-робота?) и говорить нечего. Но техническое несовершенство многих моментов не мешает. Например, облитый токсичными отходами дяденька даст фору половине монстров из современных страшилок, хоть мы и видим прекрасно, что костюм-то резиновый. Единственное, что полностью смутило — звуки, которые издавал робоцып. Какое-то рычание и клохтание. Первое, как я понимаю, для общего повышения его жуткости, но зачем, ведь он разрабатывался в качестве защитника, неужели разработчики решили, что защищать нужно людей с полными штанами впечатлений от своего героя? Второе, возможно, шутка юмора, но как раз она мне не показалась уместной. Со всеми остальными умеренными шуточками в фильме полный порядок — они есть и чётко показывают всем остальным мувимейкерам, что юмору есть место даже в самых серьёзных или жанровых фильмах, если умеренно и умело его применять.

"Робокоп" во всём знает меру и чисто по-буддистски умудряется словить гармонию . В частях фильма, в саундтреке, в серьёзном и комичном, в грустном и радостном. Даже сцена, где над Мёрфи издеваются бандюганы — ни лишнего пафоса, ни лишних умолчаний, ни всё-таки чрезмерного смакования этого слэша. Полная гармония, как и во всём остальном, а оттого фильм всегда останется в списках великих и могучих кинчиков всех времён и народов.

В относительно недалеком будущем 2028 года власть в Соединенных Штатах Америки захватили трансконтинентальные корпорации, — OmniCorp не исключение, а скорее правило правил и тотальная аксиома — вся политика которых сводилась преимущественно к жесткому тоталитарному управлению холодной рукой в бархатной перчатке и постепенному истреблению неугодных — не всегда в открытую, но очень часто внаглую исподтишка. Нож в спину, кулак в кадык и гаррота в горло. Нет свободы слова, хотя очень много информации. Преступный мир ощущает себя не в Преисподней, но в Раю, и особенно на грязных улицах Детройта, где ему так вольготно и сладостно. Быть правильным полицейским при таком неуютном раскладе — не самое хорошее решение, но Алексу Мэрфи приятнее плыть против, а не по течению в результате чего в один не самый прекрасный момент своей жизни он становится жертвой покушения на убийство, превращается в размазанный по асфальту гоминоидный овощ, становится инструментом в руках корпофашиствующей публики, чтобы в итоге предстать в новом возрожденном обличье и металлической плоти РобоКопа.

Римейк давно успевшего обрости густой бородой культовости олдскульного антиутопического и отчасти аморального боевичка эпатажного голланда Пола Верховена, «РобоКоп» 2014 года, ставший голливудским стартапом для известного бразильского режиссера и сценариста Жозе Падильи, прославившегося в свое время за пределами родной Бразилии своей дилогией «Элитный отряд», априори был обречен на противоречивую оценку и полемику о кинематографической состоятельности такого проекта, в первую очередь, со стороны множественных поклонников оригинального фильма, в свое время расширенного на несколько менее удачных сиквелов и полноценный сериал. Новый «РобоКоп» оказался ожидаемо спорным фильмом, несмотря на свою сугубо мейнстримовую развлекательную сущность, не столько пересказывая старую историю на новый лад, сколь начав новую, в отрыве от прошлого кинематографического контекста, которого в картине Жозе Падильи не оказалось даже на нечетком уровне связующих синефильских отсылок, которыми режиссер явно намеренно пренебрег, пытаясь, причем довольно успешно, сконструировать собственную концепцию и видение и героя, и того мирка, в котором он обитает.

Очистившись от неуемной брутальности оригинала, зато облучившись на полную катушку радиацией визуальной карамелизации, «РобоКоп» в своей обновленной вариации воспринимается не как подражательский по всем параметрам римейк, а как вполне самодостаточное, со своим стилем и киноязыком творение, в котором развлекательность и сентиментальность равно уравновешены бодрым, качественным, хотя и по-детски бескровным экшеном и вписанной в современную бытующую социальную реальностью нехитрой моралью, в которой на поверку эскапистской утопии оказывается много больше, чем мрачной антиутопии. Провидческие тени оригинала более не имеют своей тотальной власти в возрожденном «РобоКопе», а в представленном будущем легко дешифруется настоящее — лишь бэкграунд выглядит чуть более технологизированным, модернизированным, но не до порочной избыточности технократического всевластия. Ядовитый сарказм Пола Верховена из оригинального фильма, касавшийся прочистки мозгов зрителей путем новостного отшампуривания их мозгов через голубой экран зомбоящика Жозе Падилья не без удовольствия, хотя и без явного смакования, а просто дабы подчеркнуть иную реальность, преобразовал в язвительную иронию, избравшую главными объектами сатиризации разнообразных телегуру-пропагандистов, вещающих о собственной избранности и избранности собственных хозяев. Акценты смещены в сторону смягчения и большей аморфности, делая картину чересчур метафорически прозрачной, хотя и не картонно-плоской.

Фашизм корпоратократический захватил падильевский Детройт, а злые скорсезевско-тарантиновские улицы требуют хлеба и зрелищ, насилия и мести, любови с морковью, и в качестве десерта — тривиальной зачистки руками тэцуоподобных роботов, которым снятся не только электрические овцы, но и собственные жены с детьми; и которые, как и Алекс Мэрфи ныне, остаются больше людьми, чем роботами. Оковы подчинения рано или поздно будут сброшены, иллюзии свободной воли трансформируются в реальность самой воли, спасительной свободы, которая подарит и столь желанный катарсис, и столь долгожданное очищение от человеческого мусора из высших слоев общества, поставивших себя не над, а вне того социума, в котором быть антигероем гораздо более выгодно и выигрышно, чем героем, обреченным на смерть и распятие. Впрочем, Алекс Мэрфи не является тем сакральным и философским художественным образом, который в силах взвалить на себя роль Мессии и революционера, но культурологической иконой, неотделимой от восьмидесятнической ностальгии; Падилья сжимает кольцо философических размышлений и внутреннего диалога на уровень личных переживаний, превращая резвый и броский фантастический боевик в драму с семейным уклоном и креном в рэвендж-муви не столько порочной Системе, сколь просто галерее разномастных антагонистов, которые испортили ему, Алексу Мэрфи, рай в его одноэтажном шалаше. В фильме нет тотального обезличивания и тотального же обесчеловечивания, которые наличествовали в оригинале; новый «РобоКоп» это уже строго сдержанное что по стилю, что по царящей атмосфере, режиссерски выхолощенное, хотя и с долей аутентичного наполнения, антибрутальное и гуманистическое высказывание о том, что человек человеку по-прежнему брат, а не враг. И совершенно не важно, что Человек уже таковым является наполовину, если не на треть, закованный в металлический костюм и с арсеналом суперсовременного оружия что внутри, что снаружи. Но, как известно даже маленькому дитяти, добро должно быть, но много лучше если оно не с простыми кулаками, а с железными, и моментами страдает тривиальным сплином и хандрой. В случае же с обновленным А. Мэрфи металл не плавится, но плачет.