Отзывы на фильмы Виктора Сатонина

…«Анна Каренина» влюбляет и спаивает Толстого…

…Российская империя, год 1885-ый. Солнечный зенит степенной, роскошной и самой, наверное, прекрасной — викторианской эры человечества. С престола Всероссийского правит Царь-Миротворец Александр III (…Никита Михалков…). Мир, в обрамлении тёплых бархатных шпалер, вычурных медных светильников и ажурных невесомых занавесей, представляется непреклонным и нерушимым, как бы не бесновались революционные социалисты. Лекари увлечённо наставляют больных и здоровых в соблюдении гигиенических строгостей. Вера в прогрессивные технологические жизненные устои по числу адептов уверенно нагоняет постулаты религиозные. В этой уже декаде инженерными и изобретательскими гениями измышлены совершенно фантастические, чародейские буквально телефоны с фонографами и электрическими лампами накаливания. Промышленный бум Старого и Нового света подстёгивается невиданным развитием железнодорожного транспортного сообщения. А американский полубезумный самоделкин Дуглас МакКрекен (…Ричард Харрис…) старается внедрить и продать в России гротескный самоходный механизм для промышленной стрижки лесонасаждений под названием «Сибирский цирюльник». Для облегчения авантюрно-коммерческой составляющей в части охмурения потенциальных спонсоров и меценатов выписана прекрасная, словно полночная греза и обольстительная, будто сладчайший грех, штатовская плутовка Джейн Кэлэген (…Джулия Ормонд, которая здесь бессовестно, до наваждения походит на свою тёзку — «Красотку» Джулию Робертс…). Вопреки всем договорённостям, очаровательная Джейн совершенно случайно знакомится в поезде с лихим молодым юнкером императорского военного училища Андреем Толстым (…Олег Меньшиков…). Едва возникшие меж ними озорной флирт и трогательная симпатия молниеносно перерастают в отчаянно-взаимную влюблённость…

…Никите Михалкову удалось невероятное. Глазами влюблённой чужестранки Джейн зритель видит не только и не столько ошалевшего от её и своих чувств кадета Толстого, но — настоящую Москву образца заката эпохи русского царизма. Свежий взор изглаживает современность граней и урбанизм преломлений настоящего. Счищает привычную замыленность контуров, заново обнажая для зрителя все особенности национального характера. Открывает их во всём своём необыкновенном сиянии и золочёном блеске. Это трёхчасовое кинопутешествие в те времена, когда генеральствующий ректор военного училища свободно и без натуги изъяснялся на французском, немецком, английском и литературном русском. Когда на войну шли с песнями, а под венец — в слезах. И всё всегда было только всерьёз, всё до самого конца…

…сама история, конечно же, весьма тривиальна. Практически — до гениальности. Юнкерская истинная и бескорыстная любовь не может соперничать с генеральским всесилием, напором и похотью. Проблема, естественно, нетрудно решаемая, при наличии усердной и терпеливой выдержки. Но молодой и неопытный будущий офицер с горячим сердцем и раскалённой до предела головой не выдерживает напора чувств. И сценически-показушно карает престарелого соперника прямо в, гхм, лысину виолончельным смычком. Происходит рекомое, к величайшей горести влюблённых, в самый разгар аматорской курсантской постановки «Свадьбы Фигаро» на глазах у Джейн, высокопоставленных зрителей, светлых князей и самого наследника престола. Наличие в зрительном зале особы королевских кровей наделяет приговор худшим из возможных сценариев — Толстого обвиняют в покушении на жизнь члена императорской фамилии. То есть, собственно — в государственной измене. На этом фоне приговор в десять лет каторги в глухой тайге выглядят до необычного странным и предельно мягким наказанием…

…но, как бы то ни было, не стоит измерять ленту Михалкова общими аршинами правдоподобия и достоверности. И уж тем более — рассматривать «Сибирского цирюльника» как историко-психологическую драму, основанную на достоверном бытописном материале. Здесь во главе угла отнюдь не сухой документализм. Но — взаимодополняющий, любовный, практически, симбиоз романтики, мелодраматизма и ироничной комедии. А условности киноискусства и жанровые вольносказания просто стоят на службе необходимых лёгких фамильярностей сюжетных кульбитов, пикантности характеров и возрастных фривольностей героев. Здесь они лишь средства и инструменты достижения основной цели — воспроизвести, как неотвратимые обстоятельства становятся препятствием для возвышенных и истинных чувств. Разве что фатальным столкновением тут выступает не ледяная глыба, затопившая «Титаник», а необузданность страстей юного персонажа Олега Меньшикова. И это — самая выпуклая грань михалковской истории. Ведь наша доля — это неистовство и болезненная крайность широких чувств. А широта наших чувств — это уже судьба. Ну, право слово — распиваемое на брудершафт ослепительно красивой парой влюблённых шампанское, закусываемое придорожными бубликами, непередаваемо и объективно бесценно! Как бы вы сами к подобному до «Сибирского цирюльника» не относились…