Cesari, Severino. Отзывы на фильмы

Рим пал. Первый, во всяком случае. С его императорами, наслаждающимся роскошью своего бытия, упивающимися приторной сладостью собственных грехов. С его плебсом, постоянно жаждущем panem et circences и влачащем собственноручно созданное жалкое существование среднестатистических рабов, с отпетым удовольствием лижущих пятки господ, которых они породили. С его прокураторами, для которых хороши лишь те законы, которые удобны и приятны, для которых право силы и право власти едино, а власть народа — ничто. С его проститутками, шутами, гладиаторами. Бесстрастно взирали на гибель первой империи бесчисленные произведения искусства, рожденные в холодном мраморе и вылепленные из теплой глины разумом великих, чьих именам не суждено было исчезнуть в болоте всеобщей посредственности. Им было все равно.

И на такую же гибель обречен и нынешний Рим, полный дешевого балагана, безвкусного китча, слепящей неоновой яркости и тошнотворной вульгарности. Вокруг одни лишь маски, гримасы, вечный карнавал имитации полнокровной и полноценной жизни в вечном городе, обреченном из века в век взирать на гибель очередной империи. И вслед за ним, в глубокую бездну веков, последует и несостоявшийся гений, посредственный писака-вуайерист 65 лет от роду Джеп Гамбарделла, уже уставший в своей веселой жизни от всего. Кроме Рима, чья красота от него постоянно ускользает в калейдоскопе пьяных лиц, звучащем как набат звоне бокалов с дорогим шампанским, в какофонии звуков, напоминающих голоса безумцев, с великой радостью идущих на эшафот.

Лауреат премии Оскар-2014 в категории «лучший фильм на иностранном языке», шестая по счету полнометражная работа одного из самых заметных режиссеров современного итальянского кино, любимца фестивальных критиков от Канн до Венеции, Паоло Соррентино, на всем протяжении своего насыщенного творчества тяготеющего к явному переосмыслению под новые постмодернистские условия традиций неореализма, фильм «Великая красота» 2013 года становится в его карьере тем самым программным высказыванием и манифестом, отделяющем просто перспективного творца от Мэтра и Мастера, которому суждено стать синьору Паоло. «Великая красота» не есть удручающим своей вторичностью пастишем, подобием искусства, а возведенным до гипертрофированного, намеренного в своей гротескной привлекательности парафразом «Сладкой жизни» и «Восьми с половиной» Феллини, фильмом, являющимся и данью уважения неореалистичепским манифестам ушедшего безвозратно ХХ века, и умелым их переиначиванием на современный лад, ибо ничто по сути своей не изменилось и до сей поры — времена хоть и другие, но нравы, страсти и страстишки человеческие те же. Фильм утопает в аллюзиях и иллюзиях, при этом по сути начиная заново в современном европейском кино темы, привычные для всего неореализма — темы критики богемы и восхваления пролетариата, нищего финансового, но богатого душой. Впрочем, в «Великой красоте» социальных низов не видно даже на периферии(но они есть, просто Соррентино их не допускает в слепящий вакуум ленты), а верхи столь ничтожны, что им суждено быть сметенными очередной революцией, которую создадут барчуки и хипстеры, желающие свободы, но с упором на самоконтроль, ибо высший свет и вовсе сошел с ума.

Соррентино мастерски расставляет морально-этические акценты в фильме, сосредотачиваясь на уничижающей сатире современной буржуазии и богемы, жизнь которой в картине представлена как силлогичный маскарад, как набор роковых и неизбежных эпизодов, ведущих к финалу-приговору(модному в том числе) для всех, в том числе и для зрителей, отравленных этим сладким ядом пустого гламура, над которым Соррентино смеется, но с грустью и слезами. Оплакивая гибель богов. Красота обернулась вычурностью, от которой рябит в глазах, роскошь — вульгарной дешевизной, любовь — ее не видно среди тех, кто про нее пишет, поет, кто ее играет, но по сути — изображает, для кого любовь и истинные чувства это товар, девка, продающая себя за бесценок на римской площади; а Джепа между тем преследует призрак утраченной когда-то им любви. Для Джепа еще есть надежда, он прожигает собственную жизнь, одновременно пребывая в размышлениях и философствованиях, анализируя и прошлое, и настоящее, одновременно с тревогой смотря в будущее, в котором нет великой красоты, нет ничего.

Отнюдь не случайно Соррентино отсылает зрителей к монументальному литературному семитомному труду Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», ставшего в свое время эпитафией на могиле всего ХХ века. Рим в «Великой красоте» и населяющий его людской бэкграунд от мира высшего света подобен ему же, столь ярко описанному Прустом в «У Германтов» и «Содоме и Гоморре». Ciao, Марчелло! Ciao, Гуидо! Bouno Giorno, барон де Шарлю, размноженный на тысячи одинаковых пустых лиц, веселящихся в алкогольно-наркотическом дурмане Вечного города, который забудет их сразу же, стоит плоти подвергнуться тлену, а праху быть поглощенным почвой! Трагедию общества в «Великой красоте» не предовтратить уже, и даже в самых комических своих сценах, полных стилистической избыточности, сюрреалистического безумия, логики сна, проскальзывают нотки напряженного ожидания конца, когда все погибнут, а Джеп останется. Впрочем, с той же несомненной уверенностью можно сказать, что декаденствующий Рим, воспетый Соррентино не менее эффектно, чем Феллини или Росселлини, подобен и удушающему Петербургу Достоевского, в котором маленький человек легко может потеряться, сойти с ума, утратить свое Я и пойти против воли Бога. «Великая красота» как «Сон смешного человека», только с привкусом острой сатиры и ернической трагикомедии.

Пир во время чумы продолжается, пресыщенные ничтожества наслаждаются последними предсмертными вздохами гниющей заживо империи, уродливые маски скрывают еще более уродливые лица, за которыми нет ничего — одна лишь пустота, безверие, апатия. Джеп при этом скорее пассивный наблюдатель грядущей гибели, он на самом пике своей жизни начинает искать в ней смысл, утраченную им суть, искать красоту в бессмысленном мире барокко, излишеств, карикатур, чудовищных и чрезмерных искривлений и аберраций. Искать красоту и не находить нее среди живых. Искать ее в мире современного искусства, не видя великую красоту самого города, которая от него искусно прячется, притворившись обыденностью, от которой так убегает Джеп, но которая рано или поздно его догонит, и он поймет, что вся жизнь его прожита впустую, бесцельно. Сладкая жизнь и — горькая смерть в финале.

Всегда настороженно отношусь к таким фильмам. К фильмам, которые тянутся долго и осыпаны премиями, положительными отзывами и имеют в анотации - это мир наркоманов, алкоголиков, проституток. Настораживает. Мнится, что фильи будет тянуться бесконечно, заунывно и просмотр растянется на несколько дней.

Но тут я ошиблась. Сначала да, мне показалось, что мои опасения подтверждаются, и я приуныла. Но потом!.. Потом я втянулась в красоту окружающего пейзажа. Увлеклась историей престарелого писателя, автора всего одного романа. Его изысканной манерой одеваться и обращаться с женщинами. Его философией жизни человека, прожившего жизнь, много повидавшего и во многом и многих разочаровавшихся.

Меня шокировал монолог старого наркомана и бывшего владельца стип-бара про свою дочь, которая "в 40 лет танцует. его она хочет?!" Кстати, куда она подевалась? Что случилось? Почему папаша-неудачник принимал соболезнования? Единственно по-настоящему красивая и живая женщина в этом зоопарке типажей.

Не могу не отметить начальницу ГГ - лилипутку и главного редактора. Потрясающая женщина!! Это же надо себя так поставить, проявить такую волю, чтобы сожрать всех своих недоброжелателей, конкурентов, а их, я уверена, было немало, и завоевать себе нет не место, а целую площадь под знойным солнцем Италии.

Прекрасный фильм. И визуально, и для слуха. Мне очень понравился!

Интересно что за фильм стало самое позднее после того как услышала от одного режиссера "считаю его самым лучшим за последние 10 лет". И погрузил он меня в мир богемы, богатых и знаменитых, некогда богатых и знаменитых и мечтающих стать таковыми и просто отирающимися рядом, дабы прикоснуться к прекрасному.

и посреди истории Джеп. 40 лет назад, будучи молодым и горячим он написал роман и прославился. И с тех пор не произвёл на свет ничего. Тынц-Тынц, диско - 10 лет как не бывало. Тынц-Тынц, паровозиком - и еще десяток как с куста. Бум-бам, техно-рейв - и еще десяток пронесся мимо со свистом. лалалала - и еще один улетел. и вот уже 65 и всех интересует только одно почему он больше ничего не написал. А ему и сказать нечего, нет ответа, кроме гложущего псевдопоиска великой красоты жизни. А потом и ему становится понятно, что красота великая уже была в его жизни, а последние 40 лет разменяны и потрачены на тынц-тынц.

я поначалу думала: вот оно, бессмысленное прожигание жизни и гонка за удовольствиями современного времени, а потом вспомнила пиры древних римлян, когда они проташнивались чтобы жрать дальше и попустило;во все времена богачи стремились к излишествам, это человеческая натура. A мысль об абсурде, характерном для современного искусства, также продернутом в фильме, перечеркнута воспоминание об эпизоде из советской сказки "принцесса на горошине", когда стремящаяся к прекрасному принцесса признала самым прекрасным разрушение всех предметов искусства.

А вообще, сознательно или бессознательно, Соррентино процитировал "Похищение Медоры" О. Генри:

Бинкли оставил в покое искусство и болтал теперь о небывалом ходе сельди. Мисс Элиза поправляла булавку в виде палитры в галстуке мистера Вандейка. Какой-то филистер за дальним столиком плел что-то такое, - не то о Жероме, не то о Джероме. Знаменитая актриса взволнованно говорила о модных чулках с монограммами. Продавец из чулочного отделения универсального магазина во всеуслышание разглагольствовал о драме. Писатель ругал Диккенса. За особым столиком редактор журнала и фотограф пили сухое вино. Пышная молодая особа говорила известному скульптору:

- Подите вы с вашими греками! Пускай ваша Венера Милицейская поступит в манекены к Когену, через месяц на нее только плащи и можно будет примерять! Всех этих ваших греков и римов надо опять закопать в раскопки!

Так развлекалась богема.

Так как такой юмор мне очень по душе, плюс роскошная операторская работа, плюс хорошо подобранный музыкальный ряд, то мне зашло прямо на десяточку.

Я несколько раз читала и слышала о сравнениях этого фильма с произведениями бессмертного итальянца — Федерико Феллини… Но к стыду своему, я не настолько хорошо знакома с его фильмами, чтобы осмелиться проводить такие сравнения. Единственная ассоциация, которая, правда, и у меня возникла — это фильм Феллини «Джульетта и духи» (1965), который за полвека практически не растерял актуальности в своем сюжете, хотя выглядит несколько гротескно и, как положено европейской классике, совершенно философски.

Такова и «Великая красота». О ней сложно сказать что-то вразумительное, чтобы не скатиться в «сплошной восторг от красивой картинки» или не ограничиться скупыми словами «о пожилом человеке, прожигающем последние годы своей жизни в пьяном разгуле и одиночестве». Все это так, да недостаточно этого.

Мы смотрели фильм в маленьком старом кинотеатре в Сан-Франциско, и я впервые в жизни читала английские субтитры на большом экране, вслушиваясь в оригинальную итальянскую речь. Без лишнего пафоса — это истинный нектар в уши.

Ничто уже не будет прежним, если однажды услышишь, как итальянцы говорят на родном языке о любви, о дружбе, о смерти, об одиночестве. Как они смеются над собой и подшучивают над всем миром. Как позволяют себе иронизировать над святыми и снисходительно рассуждают о христианских традициях. Те, кто живут в Вечном Городе. Те, кто знают что-то, чего не знаем мы. Те, кто знают толк в «Великой красоте».

Я не могу ставить оценку этому фильму. В моем понимании это произведение искусства, будто древнеримскую трагикомедию скрестили с оперой и запечатлели на холсте.

10 из 10