Biagio, Claudio. Отзывы на фильмы

Подслушав разговор одной чрезвычайно важной и облаченной властью, деньгами, женщинами и китчевой роскошью шишки, местного олигарха с темным прошлым, мутным настоящим и непредсказуемым будущим, молодые, но амбициозные парни из автосервиса решили, воспользовавшись отсутствием хозяина на вилле, хотя бы на миг своей невеселой жизни познать, каково это быть всем. Однако отдых превратился в кошмар, когда друзья попали в цепкие лапы настоящего садиста.

Классический итальянский хоррор мертв и, как бы это утверждение не было горьким, оно является чистейшей правдой, с которой любителям и ценителям бодрых образчиков италохоррора придется смириться. Ардженто совсем уже не тот, и некогда славный «Висконти насилия» превратился в отменного трэшмейкера; мэтр каннибал-муви Деодато ничем новым давно не радует, а Бава-сын скатился к манипулятивной мелодраматичности. Возникло вынужденное затишье на полях итальянского кинематографа ужасов, но на поверку это затишье не перед бурей, а еще перед большим штилем. Конечно, изредка итальянский хоррор бывает внезапно потрясен чем-то вроде откровенно экстремальных «Моритурис», запрещенных даже на родине, или такой картиной, как «Фея» 2012 года. Говорить о полном возрождении итальянского хоррора в его классическом семидесятническом варианте невозможно, однако перспективы не настолько туманны.

В 2012 году несколько незаметно и практически без пристального внимания двое итальянских братьев-режиссеров Антонио и Марко Манетти, долгое время исправно трудившиеся на ниве производства телефильмов и сериалов, на счету которых были также хорроры «Поколение» 1994 года с молодой Азией Ардженто и «Последнее прибежище» 2006 года, представили свой последний и, вероятно, самый удачный фильм — хоррор «Страх», выполненный в духе лучших традиций итальянского кинобрутализма, эксплицитности и натуралистичности. Подточенный под порядком уже надоевший трехмерный формат, «Страх» тем не менее не сумел стать в полной мере ни событием в жанре, ни открытием, ни даже легким вскриком, на удивление затерявшись среди волны однообразных творений евро-, и американского хоррора, несмотря на наличие намного большего количества художественных достоинств, чем недостатков.

«Страх», правда, представляет из себя совсем не джиалло, как могло бы показаться, и эстетичность насилия в фильме далека от перфекционизма Ардженто и Марио Бавы; фильм братьев Манетти более всего настроен на художественную волну кровопускательных рек Лучио Фульчи, Умберто Ленци, Руджеро Деодато, представляя из себя на выходе гораздо более продуманную и цельную, ровную по стилистике и выверенную по атмосферной составляющей, стильную и нарочито полную подтекстов вариацию всем известного порнопыточного «Хостела».

Впрочем, братья-акробаты Манетти простенькую фабулу о злоключениях молодых героев, попавших в застенки ада, удачно препарировали и насытили острокритической и густо социальной проблематикой, сведя всю сущность ленты не только к противостоянию богатых и бедных, но и позаботились о драматической составляющей, успешно расписав в картине характеры всех персонажей, лишив их однолинейной однобокости. По сути в фильме нет четкого и явного разделения на протагонистов и антагонистов: носители насилия стали таковыми не случайно, они продукт, порожденный обществом, пораженном саркомой пороков; и жертвы их не столь безобидны и однозначны, ведь все произошедшее с ними легко трактуется и как справедливая расплата за собственную беззаботность, легковерность, легковесность на уровне моральных и поведенческих установок, амбициозности, толкающей к самой бездне и на путь откровенно противозаконный, расплата за вящее желание получить все в этой жизни, не прилагая усилий.

Однако, к сожалению, так не бывает в жизни, и обе стороны конфликта равны между собой, равны не социально, но морально. И там, и там — гниль и смрад. И там, и там — нет принципов. И каждый получит свое: богач — очередные миллионы, пусть и заработанные относительно честным путем, но заработанные; бедняк же не получит ничего, если не решится переступить через себя. Маньяк насытит свою жажду кровью и болью, а бессловесная жертва — страдания. Каждый получит свое, но и каждому же воздастся по делам его. А глаза, полные страха, будут по-прежнему велики. И будет лишь звон в ушах от неистовых криков, стонов…